Словами огня и леса Том 1 и Том 2 (СИ) - Дильдина Светлана

— Он может быть сыном той сумасшедшей девчонки, может не быть. Пока это нам ничего не дает, он ни на волосок не сумел приоткрыть свою память.

— Но все же этим стоит воспользоваться, — сухо сказала Элати. — Мне надоело, что Атали каждый день где-то шляется с ним.

— Она выполнила свою работу, — примирительно улыбнулась Лайа. И прибавила почти весело:

— Целительница, говоришь?

**

Сидя на парапете, Ила вертела в пальцах маленький розовый цветок на тонком стебле. Сидела, поджав ногу — позабыла, что давно не девчонка.

Никак не могла придти в себя после случайной встречи с мальчиком. Столкнулись на лестнице… И та птичка… Элати сказала — не твоего ума дело. А какой тут ум, у самого рассудительного человека не хватит — связать воедино концы непонятно каких веревок.

Мальчик-подросток с лицом подруги юности… полукровка, который взялся непонятно откуда и живет в Ауста? Который не носит никаких отличительных знаков — то есть, и понять нельзя, зачем он понадобился Сильнейшим. А Элати ничего не захотела рассказывать, она не любит Илу за то, что та — нянька у Хрусталя и Меди. Она очень рассердилась бы, если б узнала — Ила стала расспрашивать детей… те вечно все слышат, это лишь взрослые считают их несмышленышами, взрослые, которые проводят время вдали от детей. Куна напустил на себя таинственность, но не смог промолчать, стоило Иле притвориться разочарованной: мол, ничего не знаешь. А Илику — простая душа, сама все выложила, хоть и особо нечего было.

И вся плата за ее слова — плитка орехов в меду. С Куной сложнее — долго еще будет считать Илу должницей.

А пока — ветер, растрепавший прическу, цветок в пальцах да пыль в лицо…

“Соль?” — растерянно думала Ила, и чем дальше, тем больше ей казалось — вместо почвы под ногами сплошь зыбкое болото. Этот мальчик… Она так долго пыталась вспомнить облик подруги, и вот встреча оживила его в памяти вполне ясно. Только ведь они и вправду похожи. Тонкий нос, чуть удлиненный… губы, словно вот-вот улыбнется или попросит сладости — когда спокоен, задумчив; и выражение лица в целом — немного удивленное; у Соль бывало такое. Глаза только другие совсем. Если отец Огонька — тот южанин… а вот его лицо напрочь забылось. Помнит только голос, протяжный, чуть хрипловатый.

**

Астала

Этле долго была у брата, пока не стемнело, только потом ушла спать, позевывая и потирая глаза кулачком. Сегодня — четвертый вечер от приезда — она казалась повеселее, будто смирилась наконец и приготовилась обживаться. Только вот вспоминала слишком много, тех, кто был ей приятен. Зачем? Они все равно не здесь. Но песня далекого теперь дома еще звенела, будто только-только Этле… нет, Ила закончила петь.

“Я лечу над широкой землей,

Над лесами, полями,

Над кострами лечу, и слышу песни людей.

Долог мой путь — не догнать золотое солнце.

Долог мой путь — сколько силы осталось в крыльях?”

Айтли сел на кровать, но спать не хотелось. Лампа на полу горела ровно и мягко. В окно ничего не было видно, если подойти, сплошь темная листва — только зеленоватые искорки светляков радовали глаз. Но это если стать прямо у проема, сейчас мешает свет лампы. И тихо здесь. Он знал, что Астала, как и Тейит, не замолкает ночью вся, однако о заложниках позаботились — шум сюда не долетал. Вот и сидишь, как в каменной шкатулке. Рядом с Этле надо было держаться уверенно, она слишком испугана. А наедине можно не притворяться. Хотя нет, все равно нельзя отпустить себя до конца — у близнецов особая связь. Сестра же поймет, даже через все эти стены и коридор.

Сегодня на закате их навестила Шиталь Анамара. Красивая, мягкая в обращении, она располагала к себе, но Айтли ей не доверял. Показывать этого не собирался, конечно — впрочем, она, похоже, все понимала. Сказала, что поговорит со служителями Дома Звезд — может, близнецам позволят посмотреть, как задают вопросы созвездиям. Они бы хотели, да.

— Я сегодня и загляну к ним, благо, тут рядом, — сказала она с улыбкой. — Обряд через два дня, у вас будет время к нему подготовиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Когда-нибудь, если все сложится, Айтли свяжет свой путь и со звездами тоже. Он любил смотреть, как они мерцают над горами, особенно когда низины заполнял ночной туман, стекавший со склонов. Но тут ему остались лишь светляки.

…Тень пролетела мимо охранников, вскинувших было копья и тут же поспешно опустивших, прокатилась вверх по ступеням — и замерла у белого занавеса, окончательно слившись со своим владельцем.

Занавес отлетел, повис на одной петле. На пороге — тот, что стоял рядом с пожилым человеком, встретивших близнецов. Золотой знак — Рода Тайау. Что же, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто пожаловал в гости.

Айтли трудно было осознать, что тот, о ком с таким страхом и отвращением говорили на в Тейит, вот, едва ли не в шаге от него самого стоит. Ровесник… Такой… обыкновенный, пока не двигается, пока не взглянешь попристальней ему в лицо, непонятное, будто лицо и звериную морду соединили. Отвратительно…

Но ведь Кайе не в Совете вроде, как его пропустили?

Айтли растерялся и несколько мгновений так и сидел, скрестив ноги. Потом мысль мелькнула — встать, наверное, надо, еще сочтет гость, что ему демонстрируют пренебрежение. Поднялся… и отлетел к стене, сполз по ней, не в силах дышать. Глянул вниз и сквозь черно-рябые круги увидел на груди туники кровавое пятно. С усилием заглотил ртом воздух и понял — это кровь носом хлынула.

— Не смей! — чей-то металлический голос расколол голову.

Айтли с усилием встал, опираясь на кровать и стену. Между ним и Кайе стояла Шиталь Анамара. Северянина словно вовсе не было в комнате, Шиталь смотрела не на него и не к нему обращалась.

— Успокойся, — сказала она. — Я тебя очень прошу — подумай, что будет.

— Уйди с дороги.

— Твой дед не переживет еще одного Совета из-за тебя. И твой брат тоже, но по другой причине.

Они говорят… про что? Про реку Иска, наверное, — сообразил Айтли, мешком опускаясь на кровать, наклоняясь вперед. Дышать все еще не получалось толком. Это было… чем? Силой? Рукой бы не дотянулся… Кровь капала, новые пятна теперь расплывались на штанинах.

Кайе перевел взгляд на северянина. Блеснувшие белки и зубы, лицо, искаженное яростью — Айтли оцепенел от ужаса, но желание понять пересилило:

— Что я тебе сделал? — спросил, и осознал, как жалко это прозвучало.

Кайе не ответил, повернулся к дверному проему, и на пороге бросил, глядя перед собой:

— Я приду, крыса. Жди.

“Этле…” — лежа на тюфяке лицом вниз, он пытался услышать биение сердца сестры. Шиталь помогла ему переодеться, лечь, убедилась, что ему стало полегче — и просила не говорить о том, что случилось. Но его только одно интересовало:

— Что с моей сестрой?

— Я тебе клянусь, он к ней даже не заходил! — заверяла Шиталь, такая бледная, что кожа и в свете лампы казалась серой. — Послушай, сейчас вам не надо видеться, подумай, как это ее напугает! Ох, Бездна, если бы я не решила еще заглянуть, вам сказать про обряд…

— Но как он сюда…

— Кто бы из охраны рискнул его не пустить!

— Если он вернется…

— Сегодня не вернется. Иначе бы не ушел.

Айтли поверил в конце концов. Теперь, оставшись один, звал.

“Этле… как ты?” Нежное касание донеслось — услышала. Сестра была жива и здорова — это он понял. И заснул, успокоенный.

Наутро Этле пришла к нему.

— Кто?! — закричала она, бросив один только взгляд. Кажется, выглядел он препаршиво.

— Тихо, не волнуйся. Я просто чем-то отравился вчера, и ночь ужасно прошла, — криво усмехнулся уголком рта. — Такая мелочь не стоит твоего беспокойства.

Этле смотрела на угол кровати. Несколько пятен крови они вчера не заметили…

— Ты… А ну говори быстро, кто посмел к тебе прикоснуться! — взвилась сестричка похуже разъяренной кессаль. — Это наверняка кто-то из их поганого Совета, больше никто сюда не допускается!