Запах медовых трав - Буй Хиен

и, как всегда, он пришел к концу дня. Как обычно в такие дни, она вышла во двор. Он был засажен лекарственными травами, семена которых ей дали в Министерстве здравоохранения, — она вышла, чтоб нарвать немного травы шам и заварить целебный ароматный настой.

Подождав, пока сын выпьет настой, она рассказала ему обо всем. Сын некоторое время сидел молча, видимо о чем-то размышляя, потом спросил:

— А как ты сама решила?

— Я ведь тебя спрашиваю!

— Завод, наверно, подыщет для тебя место где-то поблизости?

— Да, конечно.

— А местный совет компенсирует все расходы?

— Да, конечно.

— Ну так переезжай, раз это место нужно заводу!

Она посмотрела на сына и подумала: «Как он стал похож на своего старшего брата! Когда-то был похож на отца, а теперь — нет. Никакой привязанности к родному дому. Куда бы ни переехать, где бы ни жить, ему все равно!»

— А мне очень жалко покидать это место, — сказала она вслух. — Твой отец где только не скитался, но уж когда мы сюда перебрались, никуда больше ехать не захотел… Помню, просил даже гадальщика узнать, хорошее ли место выбрали…

Сын рассмеялся:

— Да уж, хорошее, ничего не скажешь! Оттого-то, наверно, враги все здесь и жгли, неужели сама не помнишь… Если б не наша армия, вообще ничего бы не осталось…

— Замолчи, — прикрикнула она, — дай мне сказать! И потом мне очень жаль соаны!

При этих словах сын тут же обернулся в сторону соанового сада. Да, давно уже, хотя мать часто говорила о них, давно уже он не обращал внимания на эти соаны.

Соановый сад был действительно красив. Первые звезды как будто играли в прятки между дрожащими листьями. Стволы деревьев словно старались стоять как можно ровнее и выпрямились, чтоб казаться выше. Зимой они сбрасывали все листья и ветви оставались совсем голыми. А весной на них набухали почки и распускались цветы. Гроздья белых цветов с фиолетовыми крапинками среди зеленой листвы, красивые и легкие, они будто летели. Летом зелень становилась темной, а потом осень золотила ее, не пропустив ни одного листочка… И так, сезон за сезоном, они росли…

Сын вспомнил, с каким трудом матери удалось вырастить этот сад. В тот год народная армия внезапно атаковала аэродром Батьмай и подожгла его. Разъяренные враги отдали приказ выжечь всю растительность вокруг — деревья и кустарники были их смертельными врагами. Выжженная земля стала похожа на обнаженного, беззащитного человека. Вот тогда-то мать тайком посадила несколько корешков соанов. Она ухаживала за ними, словно за малыми детьми, прикрывала листьями бананов, чтобы спрятать от солдат. Каждый раз, когда враги устраивали карательные операции, ей приходилось уходить в другое село, а после возвращения она первым делом внимательно осматривала каждый побег. Несколько соанов тогда погибло — по ним прошлись солдатские башмаки. Но большинство осталось цело и набиралось соков. Постепенно соаны стали подрастать, и с каждым днем становилось все труднее их прятать. К счастью, им сравнялся почти год, когда была одержана победа при Дьенбьенфу. Народная армия вернулась. И вместе с матерью и сыном соаны могли теперь наслаждаться синим небом, купаться в лучах солнца и вдыхать прохладу ветерка. Они росли быстро, словно стремясь наверстать упущенное время, — время, полное опасностей и тревог.

Тень от деревьев становилась все больше, она закрывала уже весь двор. Вечером, когда в доме становилось темно, старая женщина готовила еду во дворе, а сын выносил из дома стул и садился читать. В такие минуты было слышно, как в нежных листьях соанов шелестит ветер, воркуют голуби и сердито ссорятся воробьи…

Сын понимал, как должно быть матери жаль соанов.

Она заговорила снова:

— Им всего шесть лет. А соанам должно быть не меньше десяти, только тогда у них хорошая древесина. Теперь она еще никуда не годится.

На этом беседа прервалась. Пришли друзья сына, позвали его на субботний концерт, который устраивал завод.

На следующий день рано утром сын должен был возвращаться в Ханой, чтобы успеть в свою школу. И ему самому, и его ученикам нужно было готовиться к экзаменам. Перед его уходом мать спросила:

— Ну так как ты считаешь, переезжать?

— Я думаю так, мама: какой-то ущерб, конечно, мы потерпим, но ведь общее благо важнее.

* * *

Всю следующую неделю он был очень занят в школе и лишь изредка вспоминал о соанах. Он верил, что мать непременно даст согласие на переезд. Может случиться, что в эту субботу, вернувшись домой, он уже не увидит соанов.

Но когда он вернулся в субботу вечером, деревья были по-прежнему на месте и мать сказала:

— Говорили мы с тобой, говорили, а потом мне вдруг так жаль их стало! Ты подумай сам: нужно подождать всего четыре года, и будет дом, как же можно рубить их сейчас, ведь мы останемся с пустыми руками!

Сын слушал и молча кивал. Ему стало очень жаль мать. Да, он давно уже был занят учебой, работой. Ему часто приходилось менять школы и классы, времени на мысли о доме совсем не оставалось. Он не знал, как объяснить все матери. В конце концов он все же решился, и мать, к счастью, выслушала его спокойно.

— Мама, ты возьми компенсацию, а потом мы с тобой добавим немного денег, купим десятилетних соанов и построим дом. Соанов много, можно купить сколько угодно. А из этих сделаем мебель.

Она долго сидела молча. Потом вдруг сказала:

— Подумай, ведь нужно будет переносить могилу твоего брата на новое место, а это мне совсем уж не по душе…

И оба снова замолчали. Сын посмотрел на нее. Хотя старший брат умер давно, мать каждый раз с болью вспоминала о нем.

Внизу, на дороге, из громкоговорителя лилась музыка народной оперы, звучали давно знакомые слова.

Старая женщина как будто совсем забыла о предстоящем переезде. Ей вспомнился день, когда она потеряла своего старшего сына. Вот здесь, на этой самой кровати, где она сейчас разложила собранные травы, чтобы приготовить из них лекарства, он умер…

Сын тоже сидел молча, и он вспоминал, как погиб старший брат.

Он умер семь лет назад, всего два года не дожил до мирной жизни. Враги нашли его в убежище. Его били и пытали десять дней кряду. Потом ему удалось вылезти на крышу тюрьмы и убежать. Он добрался домой.

Как-то ночью мать услышала за дверью шорох.

Она тихонько встала и посмотрела в щель. И, еще ничего не разглядев, поняла, что это сын.

Едва он переступил порог, как тут же упал.

Когда они зажгли лампу, то увидели на