Гептамерон - Маргарита Наваррская

– Какое там раскаиваться, – воскликнул Сафредан, – они еще считают себя более праведными, чем все остальные женщины. И я уверен, что есть среди них такие, которые даже польщены подобною связью.

– Вы так об этом говорите, – сказала Уазиль, обращаясь к Сафредану, – что можно подумать, что одна из них вам известна. Поэтому, прошу вас, поделитесь с нами завтра тем, что вы знаете, и завтрашний день мы начнем тогда с вашего рассказа. А то уже начинают звонить к вечерне, монахи наши прослушали последний рассказ и, как видите, ушли, оставив нас одних продолжать наши споры.

После этих слов все поднялись с мест и направились в церковь, где их дожидались, чтобы начать службу. И, прослушав вечерню, вся компания села за ужин, продолжая разговаривать о слышанных ими интересных рассказах. А после ужина, по обыкновению, все пошли на лужайку, чтобы погулять на свежем воздухе и отдохнуть перед завтрашним днем.

Конец шестого дня.

ДЕНЬ СЕДЬМОЙ

В седьмой день идет разговор о людях, которые поступают как раз так, как им не следовало поступать, или делают то, чего они вовсе не хотели делать

Вступление

Утром госпожа Уазиль, по обыкновению, поведала всем остальным спасительные истины, которые она почерпнула в деяниях и благочестивых подвигах славных рыцарей и апостолов Иисуса Христа, о которых рассказывает святой Лука[178], и сказала, что одного этого рассказа уже достаточно, чтобы людям захотелось увидеть воочию сии блаженные времена и горько плакать о том, что наши дни так на них не похожи. А когда она уже порядочно прочла им из этой книги и разъяснила прочитанные ею первые главы, она предложила всем пойти в церковь и попросила своих друзей вознести молитвы к Господу, как это делали апостолы, моля его о ниспослании благодати, в которой он никогда не отказывает просящим. Предложение ее было одобрено всеми. И вся компания пришла в церковь в то время, когда там начинали мессу святого духа, что было для них очень кстати: и сеньоры и дамы с превеликим благоговением прослушали ее до конца. После чего все отправились обедать, вспоминая жития апостолов, которые так им пришлись по душе, что они едва не забыли о своем привычном времяпрепровождении. Вспомнила об этом самая молодая из них, Номерфида, и сказала:

– Госпожа Уазиль так укрепила нас в благочестии, что мы забыли, что нам пора уже расходиться и каждому надо готовить свой рассказ.

После этих слов все поднялись с мест и разошлись по своим комнатам, чтобы потом снова собраться на лужайке, как и в предыдущие дни. И когда все удобно там расселись, госпожа Уазиль сказала Сафредану:

– Хоть я и убеждена, что вы не способны сказать ничего хорошего о женщинах, я попрошу вас рассказать нам ту новеллу, которую вы приготовили еще с вечера.

– Заверяю вас, госпожа моя, – возразил Сафредан, – что вам не придется обвинять меня в злословии, ибо я расскажу истинную правду, и я не потеряю расположения добродетельных дам, рассказав о том, как вели себя безрассудные. Я сам испытал на себе, что значит потерять возможность видеть самых достойных представительниц прекрасного пола. И если бы я к тому же лишился их милости, меня, вероятно, уже не было бы сейчас на свете.

С этими словами он отвратил свой взгляд от той, которая была причиной и радостей его и горя. Но едва только он посмотрел на Эннасюиту, та покраснела, как будто все, что он говорил, относилось именно к ней. Однако слова его услышала и та, к которой они были обращены[179]. Госпожа Уазиль, со своей стороны, постаралась убедить его, чтобы он не стеснялся говорить правду, кого бы эта правда ни задевала.

Тогда Сафредан начал свой рассказ.

Новелла шестьдесят первая

Муж мирится с женой, после того как та, уйдя от него, четырнадцать или пятнадцать лет прожила с каноником из Отэна.[180]

Близ города Отэна жила женщина удивительной красоты: высокая, белолицая, она так была хороша собой, что равной ей я не видывал. Она вышла замуж за очень порядочного человека, который выглядел моложе ее. Он любил ее и так хорошо с ней обращался, что она не могла быть им недовольна. Вскоре после свадьбы он повез ее в город Отэн, где у него были какие-то дела. И там, пока муж занимался этими делами, жена его отправилась в церковь помолиться за него Богу. И она так часто стала ходить туда, что один из каноников, человек очень богатый, влюбился в нее и принялся столь настойчиво ее преследовать, что несчастная в конце концов отдалась ему, о чем муж даже не подозревал. Он больше всего заботился о том, чтобы сохранить свое богатство, а не жену. Но когда им надо было уезжать из этого города и возвращаться домой – дом их был в расстоянии более семи лье от города, – жена его стала об этом горько сожалеть. Каноник, однако, обещал, что будет часто наведываться к ней. Обещание свое он исполнил: сделав вид, что отправляется куда-то по делам, он каждый раз умудрялся заехать в дом, где жила его возлюбленная. Муж ее не был настолько глуп, чтобы ничего не заметить, и старался устроить все так, чтобы канонику не удавалось остаться вдвоем с его женой: каждый раз, когда тот приезжал к ним в дом, он ухитрялся куда-нибудь ее спрятать. Женщина эта, от которой не укрылась ревность мужа, ничем, однако, не выказывала своего неудовольствия. Она была уверена, что в конце концов сумеет все сделать по-своему, и чувство ее было так сильно, что в те дни, когда она не видела своего божества, она испытывала поистине адские мучения. Однажды, когда муж ее отлучился, она надавала разных поручений слугам и служанкам и, разослав всех, осталась одна в доме. Тогда она тут же собрала все самое необходимое и одна, сопутствуемая только своей безрассудной любовью, которая ее окрыляла, отправилась пешком в Отэн и успела прийти туда, пока еще было светло и каноник мог ее узнать. Он принял ее у себя и скрывал так более года, несмотря на предупреждения и угрозы мужа. Тогда, видя, что все его усилия бесполезны, муж подал жалобу епископу, у которого был архидиакон, едва ли не самый порядочный человек во всей Франции[181]. И архидиакон этот очень тщательно обыскал все дома каноников, чтобы найти ту, которую считали погибшей. Отыскав эту женщину, он заточил ее в тюрьму, каноника же очень строго наказал. Узнав, что стараниями доброго архидиакона жена его найдена, муж согласился взять ее к себе в дом, заставив ее сначала поклясться, что впредь она будет жить так, как пристало женщине честной.

Добрый малый поверил ее клятвам, ибо любил жену превеликой любовью. И, привезя ее к себе в дом, он снова стал обращаться с ней так же, как и раньше, только приставил к ней двух старых служанок, которые сменяли друг друга и ни на минуту не оставляли ее одну. Но как бы ласково ни обходился с ней муж, нечестивая любовь ее к канонику совершенно лишала ее покоя. И несмотря на то, что она была женщиной очень красивой, а муж ее – человеком отличного телосложения, рослым и сильным, у нее никогда не было от него детей, ибо сердце ее всегда находилось за тридевять земель от ее тела. Однако она искусно это скрывала, и мужу казалось, что она не вспоминает о прошлом, так же как и он сам. Но в действительности женщина эта оставалась столь же коварна, как и прежде, и едва только она убедилась, что муж стал больше ее любить и меньше подозревать, как она притворилась больной. И она искусно продолжала разыгрывать больную, а ее бедный муж очень этим огорчился и ничего не жалел для того, чтобы ее вылечить. А роль свою она играла так хорошо, что муж и все домочадцы считали, что она очень тяжело больна и с каждым часом действительно слабеет. Видя, что муж, которому следовало бы радоваться, глубоко огорчен, она попросила его разрешить ей написать завещание, на что тот согласился, заливаясь слезами. А так как она могла как угодно распоряжаться своим имуществом, ибо детей у них не было, она завещала все, что у нее было, мужу, моля его простить ей все былые проступки. После чего она вызвала к себе священника, исповедалась и приняла причастие, выказав такое благоговение, что все чуть не плакали, видя, сколь благочестиво она готовится к смерти. А когда наступил вечер, она попросила мужа снова послать за священником, чтобы тот соборовал ее, и велела передать священнику, что ей очень худо и она боится, что не дождется его прихода. Муж поторопился исполнить ее просьбу. Когда окружающие увидели, с каким великим смирением она приготовилась к смерти, все стали воздавать ей хвалу. Совершив таинство, она сказала мужу, что, коль скоро Господь смилостивился над нею и позволил ей исполнить свой христианский долг, совесть ее теперь успокоилась и она хочет немного уснуть. И она упросила мужа прилечь отдохнуть, сказав, что он пролил столько слез и не спал из-за нее столько ночей, что теперь ему, как и ей, нужен покой. Как только муж ее ушел и за ним последовали все его слуги, две старухи служанки, которые так тщательно смотрели за своей госпожой, пока она была здорова, решили, что теперь уже похитить ее может одна только смерть, и преспокойно улеглись спать. И когда больная услыхала, что старухи громко храпят, она встала с постели и в одной рубашке вышла из комнаты, прислушиваясь к каждому шороху; когда же она убедилась, что все спят и она в безопасности, она благополучно вышла в сад и, пройдя через маленькую комнату, которая всегда была открыта, – как была, в одной рубашке и босая, – пошла в Отэн к своему святому, который уберег ее от смерти. Шла она всю ночь, путь был дальний, и утро застало ее в дороге. Оглянувшись назад, она заметила двух всадников, которые скакали во весь опор за нею следом. Сообразив, что это муж, отправившийся в погоню, беглянка укрылась в болоте и спрятала голову в камышах; и она слышала, как, проезжая мимо, муж ее с отчаянием в голосе сказал: