Гептамерон - Маргарита Наваррская

– Я слишком близко, чтобы тебе могла понадобиться другая.

Нечего и говорить, что муж ее был вне себя от гнева. Он увидел, что лишается всех радостей, которых так ждал, и что жена его узнала больше, чем надо, так что теперь он может навсегда утратить ее любовь. И, решив, что виновата во всем служанка, он, не сказав ни слова жене, погнался за несчастной девушкой в такой ярости, что, если бы жена не вырвала ее у него из рук, он бы ее, наверное, убил; он стал говорить, что это препоганая девка, что жене его надо было немного подождать – и она бы убедилась, что он хотел только посмеяться над этой негодницей и что вовсе не стал бы учинять над ней то, к чему она приготовилась, а вместо этого отхлестал бы ее розгами. Но жена его была женщиной достаточно искушенной в жизни, и обмануть ее было нелегко: она обрушила на него столько упреков, что он даже испугался, что она совсем от него уйдет. Ему пришлось обещать ей, что он исполнит все, чего она от него хочет. А так как упреки жены были справедливы, ему оставалось только признаться, что он был неправ, когда осуждал ее за то, что у нее такое множество кавалеров. Ибо женщина красивая и порядочная не становится менее добродетельной оттого, что ее любят, если только не делает и не говорит ничего, что может запятнать ее честь; мужчина же, если он преследует женщину, которую не любит, и этим позорит и жену и совесть свою, действительно заслуживает самого сурового наказания. И муж обещал ей, что впредь, если ей захочется поехать на какое-нибудь придворное празднество, он никогда не будет чинить ей препятствий, равно как и осуждать ее за то, что у нее есть кавалеры; он ведь хорошо знает, что она никого из них не любит и только потешается над ними. Жене такое решение пришлось по душе, она стала думать, что одержала этим немалую победу, но мужу в этом не призналась, а напротив – притворилась огорченной и ответила, что поездки ко двору уже не доставляют ей теперь ни малейшего удовольствия, ибо она видит, что он ее разлюбил, а без его любви всякое общество будет ее только раздражать; ведь только тогда, когда женщина любима своим мужем и сама его любит, как то было с ней, она может преспокойно разговаривать с кем угодно и никто не станет над нею смеяться. И ее бедному мужу пришлось немало потрудиться, чтобы убедить ее, что он по-прежнему ее любит. Но в конце концов они все же помирились и вместе вернулись в дом. Однако, для того чтобы подобные вещи не могли больше повторяться, он попросил ее прогнать служанку, причинившую ему столько неприятностей. Дама эта с ней действительно рассталась, но сначала нашла для нее хорошего жениха и, справив за счет своего супруга приданое, выдала ее замуж.

А для того чтобы жена забыла о его безрассудстве, муж сам начал возить ее на придворные празднества и одевать со всею роскошью и богатством, что ей и требовалось для того, чтобы быть счастливой.

Вот, благородные дамы, почему я сказал, что нет ничего странного в том, как эта дама поступила с одним из своих кавалеров, ибо точно так же она вела себя и с собственным мужем.

– Вы рассказали нам про очень хитрую жену и очень глупого мужа, – сказал Иркан, – ведь если уж он добился такой удачи, ему не следовало останавливаться на полдороге.

– А что же он, по-вашему, мог еще сделать? – спросила Лонгарина.

– Да то, что хотел, – ответил Иркан, – жена ведь пришла в такой великий гнев, узнав о том, что он собирается учинить, что, если бы даже он и исполнил все, что задумал, гнев ее вряд ли мог бы быть еще сильнее, пожалуй, жена стала бы только больше его уважать, увидав, как он смел и решителен.

– Все это хорошо, – сказала Эннасюита, – но где же вы видели, чтобы мужчине приходилось одновременно сражаться с двумя женщинами? Жена его защищала свои права супруги, а служанка – свою невинность.

– Так-то оно так, – подтвердил Иркан, – но человеку смелому не приходится бояться двух слабых женщин, он все равно достигает того, чего хочет.

– Ну, разумеется, – сказала Эннасюита, – выхватив шпагу, он мог бы убить их обеих, и я не представляю себе, как бы он выпутался иначе из этого положения. Поэтому будьте так добры сказать, что бы вы, например, сделали на его месте?

– Я бы обнял жену, – сказал Иркан, – и унес ее на руках из комнаты. А потом бы уж расправился со служанкой по своему вкусу – либо лаской, либо силой.

– Хватит вам рассказывать о том, сколько вы можете сотворить зла, – воскликнула Парламанта.

– Не беспокойтесь, Парламанта, – ответил Иркан, – я не способен смутить моими речами чью-либо невинность. Но это отнюдь не значит, что я сочувствую дурному поступку. Меня удивляет только затея, которая сама по себе ничего не стоит, и я не одобряю человека, который, взявшись за дело, не доводит его до конца, причем вовсе не потому, что любит жену, а потому, что ее боится. Когда муж любит свою жену так, как велит Господь, он заслуживает всяческой похвалы, но я не могу уважать мужчину, когда любви у него нет, а есть только страх перед ней.

– Конечно, – сказала Парламанта, – если бы вы не могли стать хорошим мужем из любви ко мне, мало было бы мне радости в том, что вы стали бы делать из страха.

– Вы забываете, – ответил Иркан, – что любовь, которую я к вам питаю, делает меня более послушным, чем страх перед смертью и перед муками ада.

– Можете говорить что угодно, – сказала Парламанта, – но, насколько я знаю, у меня нет причин быть вами недовольной, что же касается того, что от меня укрылось, то я не хочу ни подозревать вас, ни тем более выслеживать.

– Большую глупость, по-моему, совершают те женщины, которые неусыпно следят за своими мужьями, – сказала Номерфида, – равно как и мужья, которые выслеживают своих жен. Ибо достаточно каждому дню его заботы, а о том, что может случиться завтра, беспокоиться не стоит.

– Если иногда и бывает необходимо следить за тем, что бесчестит семью, – сказала Уазиль, – то лишь для того, чтобы порядок в доме не нарушался, а вовсе не для того, чтобы осуждать людей. Нет ни одного человека, который был бы без греха.

– А ведь сколько раз люди попадали в неприятное положение из-за того, что они тщательно не следили за поведением своих жен, – заметил Жебюрон.

– Если вы знаете такой случай, то, пожалуйста, расскажите, – попросила Лонгарина.

– Один такой случай я действительно знаю, – сказал Жебюрон, – и, если угодно, я вам его расскажу.

Новелла шестидесятая

Один парижанин, не разузнав хорошенько, что сталось с его женой, – он думал, что ее уже нет в живых, тогда как на самом деле она увлеклась певчим дворцовой капеллы, – женился вторым браком на другой женщине, с которой, после того как они прожили вместе четырнадцать или пятнадцать лет и у них родилось несколько детей, ему пришлось расстаться, чтобы вернуться к первой жене.

В городе Париже жил один человек, настолько простодушный, что даже если бы он своими глазами увидел, что кто-то спит с его женой, он бы этому не поверил. Этот бедный малый был женат на женщине такого дурного нрава, что хуже ничего нельзя было придумать. Однако он не только не замечал ее поведения, но даже обращался с нею, как с женщиной самой порядочной и благородной.

Однажды, когда король Людовик Двенадцатый прибыл в Париж, женщина эта сошлась с одним из певчих придворной капеллы. Когда же она увидела, что король собирается уезжать и она больше не увидит своего любовника, она решила покинуть мужа и последовать за певчим. Тот согласился взять ее с собой и повез ее в свой дом, который находился неподалеку от Блуа, где они потом долгое время жили вместе. Несчастный супруг, увидав, что жена его исчезла, стал искать ее всюду, где только мог, пока кто-то не сказал ему, что она уехала с певчим. Стремясь вернуть эту заблудшую овцу, которую он так плохо стерег, он написал ей немало писем, прося ее возвратиться домой и обещая, что примет ее, если она будет вести себя, как подобает приличной женщине. Но ей так нравилось пение певчего, с которым она жила, что она успела совсем позабыть голос мужа и, вместо того чтобы внять его добрым словам, только посмеялась над ним. Тогда ее разгневанный супруг велел передать ей, что, если она не хочет вернуться к нему добром, он обратится за правосудием к церкви и ее все равно заставят вернуться. Женщина эта, боясь, что, если в дело вмешается церковь, ей и певчему придется плохо, пошла на хитрость, придумать которую могла только такая, как она. Притворившись больной, она послала за всеми почтенными горожанками, прося их прийти навестить ее. Те сразу же откликнулись на ее зов, полагая, что болезнь эта отвратит ее от дурной жизни, и все принялись горько ее упрекать, надеясь, что теперь-то она станет вести себя иначе. Тогда, сделав вид, что ей совсем худо, женщина эта притворилась, что плачет и раскаивается в совершенном грехе, и все собравшиеся, поверив, что она говорит от чистого сердца, стали очень ее жалеть. И, видя, что она и раскаялась и смирилась, все они принялись утешать ее, говоря, что Господь наш не так уж суров, как его изображают многие проповедники, и что можно не сомневаться, что он не откажет ей в милости. И, чтобы испросить у Господа эту милость, они послали за добрым пастырем, дабы тот ее исповедовал, и на следующее же утро явился приходский священник, чтобы ее причастить. И больная столь благоговейно его приняла, что все почтенные женщины этого города, которые присутствовали при этом, видя, сколь она благочестива, плакали от умиления, воздавая хвалу Господу за то, что он сжалился над несчастной грешницей. А так как она притворилась, что не может ничего проглотить, священник помазал ее миром, на что она ответила ему немыми знаками благодарности, и все поверили, что она действительно не в силах произнести ни слова. И так она пролежала долгое время, и казалось, что понемногу и зрение, и слух, и остальные чувства ее оставляют. И все стали молиться, восклицая: «Господи Иисусе!» А так как уже начало темнеть, а дамы эти прибыли издалека, всем им пора было возвращаться. И в ту минуту, когда они выходили из дома, им сказали, что больная скончалась. С этим они и вернулись домой, повторяя слова заупокойной молитвы. Приходский священник спросил певчего, где он хочет похоронить жену, и тот ответил, что она наказала, чтобы ее похоронили на местном кладбище, и что лучше всего отвезти ее туда ночью.