Cердца трех - Джек Лондон

До сих пор она была царицей в отрезанной от всего мира долине и управляла кучкой дикарей. Но здесь, в этой великой стране царей, ее супруг правил царями. Все это было необыкновенно, и она с восторгом убеждалась в том, что ее царственное величие нисколько не пострадало от союза с Фрэнсисом.

Внутреннее убранство дворца привело ее в наивное, детское восхищение. Забыв о присутствии слуг, вернее, игнорируя их, как она игнорировала собственных прислужниц в своем доме на озере, царица захлопала в ладоши при виде величественного вестибюля и мраморной лестницы, легко взбежала наверх и заглянула в первую комнату. Это была библиотека, которую она уже видела в Зеркале Мира в день своей встречи с Фрэнсисом. Видение повторилось наяву, когда Фрэнсис, обняв ее рукой за талию, вошел с ней в большую комнату, уставленную книгами. Все было точно так же, как она видела на жидкой металлической поверхности золотой чаши. Царица хорошо запомнила также увиденные тогда телефоны и телеграфный аппарат. Совершенно так же, как в том видении, она подошла теперь наяву к этим странным предметам, с любопытством рассматривая их, а Фрэнсис, продолжая обнимать ее за талию, остановился рядом с ней.

Сделав попытку объяснить царице устройство аппарата и убедившись в невозможности посвятить ее за несколько минут во все тонкости биржевых операций, он заметил вдруг на ленте биржевого телеграфа, что акции Компании Фриско упали на 20 пунктов — беспрецедентное явление в истории этой маленькой железнодорожной ветки, которую выстроил и финансировал старый Морган. До самого дня своей смерти он твердо верил в прочность этого предприятия и не сомневался, что оно устояло бы даже в том случае, если бы в один прекрасный день лопнули половина банков и весь Уолл-стрит.

Царица с тревогой следила за беспокойством, отразившимся на лице Фрэнсиса.

— Это колдовство, как мое Зеркало Мира, — не то вопросительно, не то утвердительно произнесла она.

Фрэнсис кивнул головой.

— Оно раскрывает тебе тайны, я понимаю, — продолжала царица. — Как моя золотая чаша, оно отражает для тебя в этой комнате весь мир. Оно тревожит тебя. Это тоже ясно для меня. Но как может тревожить тебя этот мир — тебя, величайшего из всех владык?

Он открыл было рот, чтобы ответить на ее последний вопрос, но ничего не сказал. Как объяснить ей смысл всего происходящего, передать картины, которые проходили в этот момент перед его глазами и проносились в мозгу: бесконечные железнодорожные линии, пароходные рейсы, шумные пристани и верфи, шахтеры, работающие на Аляске, в Монтане и в Долине Смерти, запруженные реки и укрощенные водопады; укрепленные дюны, осушенные болота и топи, насыпи высотой в двести футов — одним словом, всю механику, экономику и финансовую структуру цивилизации XX века.

— Тебя все тревожит, — повторила царица. — И, увы, я не могу тебе помочь. У меня больше нет золотой чаши. Я никогда уже не увижу в ней отражения мира. У меня нет больше власти над будущим. Я теперь только женщина, беспомощная и чужая в этом огромном мире, куда ты меня взял. Я только женщина и твоя жена, Фрэнсис, — гордая тобою жена.

В эту минуту он почти любил ее и, опустив телеграфную ленту, прижал царицу к себе, прежде чем подойти к батарее телефонов.

«Она прелестна, — думал Фрэнсис. — В ней нет ни хитрости, ни зла. Она только женщина, — женщина до мозга костей, прелестная и достойная любви. Но почему же образу Леонсии суждено вечно стоять между нами?»

— Новое колдовство, — пробормотала царица, когда Фрэнсис, соединившись с офисом Бэскома, сказал:

— Мистер Бэском должен вернуться через полчаса. Это говорит Морган, Фрэнсис Морган. Мистер Бэском уехал в офис пять минут назад. Когда он приедет, скажите ему, что я выехал за ним следом и буду у него через пять минут. Это чрезвычайно важно. Скажите ему, что я уже в пути. Благодарю вас. До свидания.

Царица совершенно естественно выразила свое разочарование, когда Фрэнсис заявил ей, что должен немедленно поехать в одно место, которое носит название Уолл-стрит. Кто же покажет ей все остальные чудеса величественного дворца?

— Кто это, — спросила она, недовольно надув губы, — отрывает тебя от меня, словно какого-нибудь раба?

— Это называется делом, а дело — очень важная вещь, — с улыбкой объяснил ей Фрэнсис, целуя ее.

— А что такое дело, которое имеет власть над тобой, могущественным царем? Или дело — имя вашего бога, которому вы поклоняетесь, как мой народ поклоняется Солнцу?

Он улыбнулся, невольно удивляясь правильности ее сравнения, и сказал:

— Да, это великий американский бог. И очень грозный бог, ибо когда он гневается, то посылает быструю и ужасную гибель.

— И ты навлек на себя его гнев? — спросила она.

— Увы, да, хотя и сам не знаю, как это случилось. Я должен отправиться сейчас на биржу…

— Это его алтарь? — задала она новый вопрос.

— Да, это его алтарь, — ответил он. — И там я узнаю, чем прогневил его и чем должен искупить свою вину.

Тут Фрэнсис сделал поспешную попытку объяснить ей назначение и функции горничной, которую он приказал нанять, отправив телеграммы из Колона. Но это нисколько не заинтересовало царицу, и она прервала его, сказав, что горничная, очевидно, то же самое, что те индианки, которые прислуживали ей в Долине Погибших Душ. Она добавила, что привыкла к таким услугам с того времени, когда была еще маленькой девочкой, обучаясь испанскому и английскому языкам у своей матери в доме над озером.

Однако когда Фрэнсис схватил свою шляпу и поцеловал ее на прощание, она почувствовала некоторое раскаяние в том, что была слишком резка с ним, и пожелала ему удачи у алтаря грозного бога.

За несколько часов, проведенных на своей половине, царица пережила множество самых невероятных приключений. Горничная, говорившая по-испански француженка, служила ей при этом проводником и наставником. Поговорив с ней, царица снова спустилась вниз по величественной лестнице и решила еще раз осмотреть комнату книг с ее таинственными телефонами и телеграфом.

Она долго глядела на телеграфный аппарат и прислушивалась к его нервной трескотне. Но, несмотря на то, что она умела читать и писать по-английски и по-испански, ей не удалось ничего разобрать в странных иероглифах, каким-то чудом появлявшихся на ленте. Затем она принялась за исследование телефона. Припомнив, как слушал Фрэнсис, она приложила ухо к трубке. Чей-то голос, несомненно женский, прозвучал так близко от нее, что царица, вздрогнув от изумления, выронила трубку и отскочила. В этот момент Паркер, старый камердинер Фрэнсиса, случайно вошел в комнату. Царица не заметила его раньше в толпе слуг и теперь, судя по безукоризненности его одежды и величавости осанки, решила, что это один из друзей Фрэнсиса, вроде Бэскома. Ибо она помнила, что Бэском встретил их на вокзале, ехал вместе с ними в лимузине как равный и, однако, отправился немедленно выполнять приказания Фрэнсиса.