Синева небес - Соно Аяко

Фудзио уже рисовал в своем воображении чудные картины. Он увидит прозрачный рассвет, золотые лучи утреннего солнца в легкой дымке, услышит шум морского прибоя, и шум ветра в соснах. А может быть доведется увидеть волны, горящие в отблесках вечерней зари, первую звезду, луну, глядящую с небес.

Только едва ли он все это увидит… А если пообещать, что он покажет, где спрятан труп? Тогда они повезут его на место преступления. Тогда появится шанс увидеть все это, услышать шум моря. А после этого еще подумает, стоит ли рассказывать, где он действительно бросил тело Каё Аоки.

Спустя несколько дней Фудзио сказал старшему инспектору Такарабэ, что готов объяснить, где спрятал труп, но при некоторых условиях.

— При каких еще условиях?

— Запишите, я продиктую. Я умный, так что мы без труда составим соглашение.

— Полиция не заключает соглашений, — сказал Хигаки.

— Прежде, чем отказываться, все-таки лучше записать и подумать. Может, вам захочется рассмотреть мои условия.

Затем Фудзио продиктовал условия, которые он обдумывал всю ночь, не сомкнув глаз.

Первое. Во время следственного эксперимента репортеры не должны следовать за ними к месту захоронения трупа.

Второе. До следственного эксперимента Фудзио не будет составлять никаких схем, карт и давать письменных показаний.

Третье. Когда тело девушки будет опознано, Фудзио разрешат встретиться с родителями и с Юкико Хатой.

Четвертое. Сабуро Морита подпишет обязательство о том, что после приведения в исполнение смертного приговора возьмет на себя похороны Фудзио.

Пятое. Фудзио предоставят время и возможность написать статьи для средств массовой информации, в которых он изложит свой взгляд на произошедшие события.

Фудзио рассчитывал, что, горя желанием заполучить труп, полицейские согласятся на все условия. Но Хигаки отклонил все пункты его наивного плана, за исключением одного.

— Репортеров мы удалим. Это я обещаю, — сказал он.

— Правда? Только не обманите, — Фудзио хотел проверить, лжет полицейский или говорит правду.

— Журналисты просто облепили управление. Нужно будет хорошенько продумать этот вопрос.

— А если сделать это ночью или рано утром? Но если вы заставите меня рисовать схему или давать письменные показания, то разговора у нас не получится.

— Значит, эта беседа тоже ни к чему не приведет… — небрежно бросил Хигаки.

— Даже если я захочу нарисовать план, вряд ли мне удастся все вспомнить. Дело было ночью, я был в невменяемом состоянии, поэтому описать все правильно не смогу.

— Вы хотите сказать, что не знаете, где именно было дело? Значит, вы притворялись?

— Не притворяюсь. Просто пока я сам туда не поеду, не вспомню, где точно находится это место. Но если меня повезут туда на машине, то я сразу соображу, где искать.

Хигаки молчал. Казалось, он видит Фудзио насквозь, — понимает, что тот решил любой ценой вырваться из стен тюрьмы.

— Хорошо, мы поедем туда. Сделаем, как вы сказали. Но если вы не нарисуете хотя бы приблизительную схему маршрута, ничего не выйдет.

— Приблизительную схему я нарисую. Но память может меня подвести, даже если я и поеду туда.

— Ничего не поделаешь.

— А с родителями и Юкико Хатой вы разрешите встретиться?

— Мы не заключаем сделок. Но у меня тут письмо от Хаты-сан. Фудзио почувствовал, как кровь прилила к голове.

— Она прислала мне адвоката. После этого совсем пропала. Я даже думал, что она от меня отреклась.

— Нарисуйте план и дайте письменные показания. Тогда отдам письмо.

— Значит, план в обмен на письмо?

— Нет. Просто такой порядок. Мы не можем заниматься двумя вещами. Нельзя одновременно есть овощной суп и сладкую булочку. А тот, кто на это решится, боюсь, будет выглядеть идиотом, — ворчливо заметил Хигаки.

Фудзио не боялся показаться ему идиотом, но все-таки промолчал. Это было воспринято как знак согласия.

— Так вы отдадите письмо?

— Если вы сделаете то, о чем мы условились, у вас будет время прочесть его.

После этого Фудзио нарисовал приблизительный план местности, где сбросил тело Каё Аоки, но она оказалась довольно далеко от того места, где он оставил обнаженную Томоко Симаду.

«Когда я сажусь писать Вам письмо, то просто не могу подобрать подходящих слов…»

— так начиналось письмо Юкико.

«…Было бы глупо спрашивать, здоровы ли Вы. Человек, совершивший убийство, не должен быть здоров.

Я не могу представить себе, как протекают Ваши дни. В газетах и журналах сейчас много статей о Вас. Наверное, в них есть много правды, но и много лжи. Что касается меня, то я не поверю ничему из того, что написано там, пока не услышу об этом лично от Вас. Я хочу, чтобы Вы сами рассказали мне правду, пусть это будет повторением того, что о Вас пишут. Услышать от чужих людей, и услышать от Вас — разные вещи.

Нельзя допускать, чтобы о Вас рассказывали посторонние люди. Во-первых, это неуважение к себе. Например, человек родился умственно отсталым. Тогда за него должны говорить другие. Но Вы родились нормальным, а может, даже более одаренным, чем большинство людей. Как же несмотря на это Вы спокойно относитесь к тому, что пишут о Вас журналы и газеты?

Если Вы пошли на убийство, на то, вероятно, были причины, не так ли? Может быть, многим они покажутся неубедительными, но я обещаю, что постараюсь понять. Я не могу гарантировать, что пойму, но очень постараюсь…»

Дочитав до этих слов, Фудзио поднял глаза. Он видел, что Хигаки не отрывал от него глаз.

— Мудреное письмо написала, — проворчал Фудзио.

— Не можете понять?

— Да нет, ничего непонятного, но…

— Так в чем же дело?

— Я хотел получить немного другое письмо.

— Какое?

— Не знаю, более интимное, что ли…

— У вас что, интимные отношения с Хатой-сан?

— Ну, мы же все-таки не дети…

— Если вам не нравится, не читайте.

Хигаки потянулся, чтобы забрать письмо, но Фудзио проворно отдернул руку.

«…Вы встретились с адвокатом Кадзами. Я беспокоилась, что она откажется Вас защищать, если Вы будете говорить ей неправду. Но она просто сказала: "Это путь, который избрал Уно-сан". Теперь все зависит от того, сколько усилий Вы приложите ради собственного спасения. Можно протянуть руку помощи. Но если человек сам не захочет выбраться из пропасти, его никто оттуда не вызволит. Подумайте об этом, пожалуйста, и решите, по какому пути Вам следует идти. Сейчас Вы находитесь на самом дне пропасти».

Большая часть письма Юкико сразу же выветривалась из памяти Фудзио. Он специально читал медленно, потом перечитал еще раз, хотел прочесть и в третий раз, но его остановил Хигаки.

Фудзио пытался припомнить содержание письма, но память подвела его. Единственное, что он запомнил, был явно лишний совет о том, что ему следует говорить адвокату правду.

Вспомнив, что Хигаки забрал письмо, Фудзио тихо выругался: «Скотина!» Письмо адресовано ему, Фудзио! Неужели полицейские не понимают, что они нарушают права человека?

Однако в памяти Фудзио отчетливо сохранилось ощущение от тона письма Юкико. Пусть он не помнит его содержание, но слова в нем такие же добрые, уважительные, как и те, что он слышал от Юкико во время их встреч. Несмотря на то что он — убийца, Юкико обращается к нему с почтением.

В ту ночь, вспоминая ее голос, Фудзио накрылся с головой одеялом. Он беззвучно рыдал. Если полицейские узнают, что он плакал, Такарабэ и компания сообразят, что нащупали его больное место. Как-то Такарабэ оскорбительно отозвался о Юкико: «Если бы не было таких Юкки,[51] не было бы и таких, как ты». Тогда Фудзио толкнул на Такарабэ стол прежде, чем тот успел отреагировать. Полицейский чуть не свалился со стула, а Фудзио почувствовал такую боль, что испугался, не сломал ли себе ребро.

Из-за этой стычки Фудзио в тот день хранил упорное молчание, поэтому передачу от Юкико ему отдали только после десяти часов вечера, когда курица с рисом, присланная Юкико, совсем остыла.

Фудзио воспринял это как месть со стороны полицейских.

Им нужно было любой ценой заставить его признаться, где захоронено тело. Сейчас только в этом был смысл его существования. Но, как ни странно, противником этого выступал Хигаки. Иногда они оставались вдвоем в комнате для допросов, и Хигаки позволял себе делать разные намеки:

— Уно-сан, давайте продолжим наш давнишний разговор, — говорил он порой. — Кстати, ваши жертвы вас не навещают?

— Это уже попахивает детскими страшилками, — рассмеялся Фудзио. — Я слышал байки о том, как кто-то резал священные сутры на полоски и жег их, как благовония. Теперь таких дураков нет.

— Конечно, этого делать не стоит. Но я занимался этим вопросом и действительно верю в то, что жертвы приходят к убийцам. Я думаю, что они приходят затем, чтобы спросить, почему их убили, поскольку не могут понять. Они являются лишь с этой целью. Лучше, если они придут поскорее. Чем позже они придут, тем сильнее будут давить вам на грудь.