Охотники за ФАУ - Георгий Тушкан

— Чернявского вызову. Он улетел на самолете для «беседы», — сказал Андронидзе.

Баженов собрался ехать к Бутейко, но вошел Сысоев и объяснил обстановку. Дивизию Бутейко перебрасывают к «Западной речке». Наши войска занимают там оборону и с трудом сдерживают натиск, а это натиск еще не главных сил. В городе временно перейдем к обороне.

Сысоев рассказывал и о новой организации штурмовых групп у Барущака: просят вооружать их противодзотов-скими коммулятивными зарядами. Собираются применять их ночью.

Из приемной доносились спорящие голоса. Посетителей принимал майор Свешников. В дверях показался Богун.

— Разрешите?

— Заходи!

— Так што я опять насчет того хитлера, шо привез из леса.

— Но ведь он в тюрьме.

— Так шо явились гарни дивчата с самогоном к нашей охране в тюрьме — согласны на все, если им отдадут хитлера.

— Зачем?

— Их прислала громада, обчество. Дивчата не то шоб гУлящие, нет. Ихние мамаши сами их послали. Хотят заполучить того хитлера и прикончить. И ничего для этого не жалеют.

— А караульные?

— А что караульные? Дивчата ж свои. Благодарят за победу. Ну, караульные песни запели. Я порядок навел. Дивчат прогнал, а хто из наших пил — на губу. Сменил караул. Я бы этими мелочами вас не тревожил. Так тут целая делегация баб, до вас пришли. Мы их до майора Свешникова. Майор поговорил с ними. А теперь бабы вас требуют.

— Приглашай!

Вошло семь женщин. Впереди шла рослая пожилая и, как видно, властная женщина. У второй, такой же рослой, но худощавой, был исступленный взгляд. «Боярыня Морозова», — подумал о ней Баженов. У остальных лица тоже выражали решимость: они пришли не просить, а требовать.

— Ты комендант? — обратилась первая к Сысоеву. Он поспешно встал и указал на Баженова, сидевшего за столом.

— Да ведь вы Оксана Солодуха? — сказал Баженов, вставая.

— А, ты, ты… помню тебя. Ты застрелил ту паскуду, сволочь, того власовца… — Глаза ее чуточку потеплели, — А того, второго, ты не дал нам. Забрал. Ачи помнишь, голубе, про шо я тебя и того, другого, слезно просила, и все за это обещала?

— Извините! Вышибло! — Баженов коснулся пальцами перевязанной бинтом головы.

— А я не гордая! Я напомню. Отдай мне, говорю, за этих двух, шо я захватила своими собственными руками, катюгу Мюллера! Или этого не помнишь?

— Теперь вспоминаю.

— Значит, помнишь! Добре! А шо ты обещал?

— Обещал Мюллера вместо этих двоих, если поймаем… так ведь не поймали!

— Брешешь, хоть и советский офицер, а брешешь! Сидит цей самый Мюллер у тебя в тюрьме. Отдай его нам богом просим)

— Отдай! Отдай! — закричали женщины.

— Мы, — продолжала Солодуха, кивая на женщин, — дочек своих не жалеем, шоб ката з тюрьмы выцарапать, а ты дочек велел прогнать, добрых бойцов сменил, чтоб ворога не отдали. Ты против народа?!

— Я из народа и за народ воюю. А самосуда не допущу.

— Хочешь сберечь життя цьому кату? Не будет, бабы?!

— Не будет! Не будет!

— Будем судить его, и суд присудит. И если он военный преступник — а это ясно: об этом и вы свидетельствуете, — его казнят. Садитесь и пишите про него все, что знаете.

— И шоб судили не позже чем завтра, а то подымем народ и разнесем тюрьму, так и знай!

— И будут судить, и казнят, — ответил Баженов. — Сегодня же попрошу генерала.

— Слухай, комендант! Я всяких комендантов повидала на своем веку: и царских, и красных, и жовто-блакитных, и черных анархистов, и зеленых. И если, ты, комендант, меня обдуришь, нас, матерей, обдуришь, — не жыти тоби на свити. Помни, комендант! Пид землей найду!

— Что ж ты не сказал мне, что поймал Мюллера! — зло спросил Сысоев.

— Слово чести: только сейчас от этих женщин узнал, что Богун привез не просто «хитлера», а Мюллера.

— Мне с ним надо поговорить. Дай пропуск в тюрьму. Да не смотри так. Не пристрелю его. Может, эвакуировали… Если не веришь… — Сысоев вынул пистолет и положил его на стол.

— Спрячь пистолет. Богун. проводи майора в тюрьму и обратно.

И снова телефонные звонки. И снова ЧП. Приходят военные, их сменяют гражданские. Наконец вернулись Кучеренко и Поль. С картой!

— Точно указаны места затопления. Это выше моста, — сказал Кучеренко. — А как поднять? Нужны ж водолазы, а где их взять?

Баженов обо всем доложил генералу Соболеву. Генерал был доволен, обещал сейчас же выслать к железнодорожному мосту на правом берегу четырех водолазов, саперов, понтоны. Велел поднимать побыстрее. Ответственность за это возложил на Баженова.

— Разрешите обратиться с личной просьбой, — продолжал Баженов. — Не считайте, пожалуйста, что я боюсь ответственности. Сейчас в городе тихо, ведется методический огонь. Я совсем поправился. Прошу прислать обычного коменданта, а меня отпустить на ВПУ.

— Рано! Больше ничего объяснить не могу. Рано!

— Может быть, не впускать население?

— Вызовет панику.

— Я подам рапорт.

— Запрещаю. Выполняй приказание. Катера — залог успеха. Будешь слать мне донесения каждые шесть часов. Сысоев у тебя?

— В городе.

— Пусть тебя не настраивает и сейчас же выезжает к пятому. А ты — поднимай катера. Если сможешь, то займись и электростанцией, о которой ты мне говорил. Все пока!

Через три минуты — снова звонок от генерала:

— Саперный командир к тебе сейчас явится. Он в городе. Дай ему своего Кучеренко с картой, и пусть действуют.

Баженов предложил Кучеренко отдохнуть в комендатуре, пока придут саперы.

Явился начальник похоронной команды и напомнил Баженову его обещание — сказать краткую речь на братской могиле.

Баженов поехал. Ему особенно запомнился один убитый боец. На молодом еще лице запеклась кровь; на холоде она не побурела, и казалось, будто лицо погибшего прикрыто лепестками красных роз…

«То огонь, огонь…»

На всем пути с похорон перед взором Баженова стояло это лицо молодого бойца с лепестками роз, и он вдруг ной-мал себя на мысли, что завидует ему. Это длилось секунду, но он испугался. Что это? Последствия ранения или усталость? Надо хоть эту ночь поспать.

Перед комендатурой Баженов застал толпу кричащих женщин. В центре толпы он увидел высокую бледную девушку со взлохмаченными волосами, в разорванном платье. Вот еще, подумал он, нашли место и время ссориться. И на вой мин вокруг не обращают внимания…

Как выяснилось, эту «шоколадницу» — переводчицу немецкого коменданта, шпионку, — вели к нему.

Майора Свешникова не было, и Баженову пришлось записать показания женщин, их адреса. Поблагодарив их за бдительность, он их выпроводил.