Короли рая - Ричард Нелл

лужайку, затем на своих стражей.

Болтовня у ворот застопорилась и, наконец, затихла, отхлынув будто волна, заставив умолкнуть даже мужчин снаружи. Но жрица все еще ждала. Она ждала, игнорируя покашливания и пристальные взгляды; поддавшись всеобщему напряжению, даже Дала переступила с ноги на ногу. Наконец сестра подняла руки, как в тот день, когда впервые обращалась к воспитанницам, и обратила лицо вверх, к звездным богам:

– Услышь меня, Творец законов, Строитель мира, Проводник цивилизации. Ныне твои чада преисполняются гордости, ибо все больше наших сродниц становятся твоими слугами. – Казалось, она как-то съежилась, когда со вздохом вновь обратила внимание к толпе. – Добро пожаловать, Матери, на День Победы.

Женщины не ликовали и даже не аплодировали, и, по мнению возмутившейся Далы, это могло быть только грубостью. Однако если сей факт озаботил или удивил Амиру, та ничем себя не выдала.

– Миг трудный, я знаю. Не все из твоих дочерей станут жрицами.

Разрисованные лица скривились в усмешках, а с множества красных губ тотчас сорвался звук, словно женщины и не удивились. Жрица подняла руку, призывая к спокойствию.

– Уверена, мне нет нужды напоминать столь почтенному собранию: дочерей Гальдры и так уже слишком много.

Новая череда возражений и ропот ветерком пронеслись по подворью.

Слишком много? Дала моргнула и постаралась держать рот закрытым. На Юге их почти нет!

Там, где выросла она, фермерские семьи путешествовали за много миль в какой-нибудь городишко, где имелась одна из Сестер. Они просили помочь подобрать сожителя, или научить детей Книге, или помощи при родах, или травы и лекарства. Но столь же многие даже не заморачивались.

– Вы все знаете, что величайшие залы заполнены, – сказала Амира, и женщины надулись и покачали головами, но, казалось, не смутили ее. – Вы все знаете, что в каждом Северном городишке имеется дюжина домов с сестрами, что залы городских вождей, по сути, окружены ими, со всеми вытекающими отсюда проблемами.

Дала наблюдала за лицами женщин в толпе, чтобы увидеть, как они отреагируют. Одни выдыхали сквозь зубы или вращали глазами, другие повернулись к своим сродницам и шептались, третьи просто глядели, но общий шум нарастал, заглушая все попытки говорить.

Амира схватила копье одного из своих солдат и ударила древком о камень закона. Внезапный шум поверг матрон и учениц в ошеломленное молчание.

Повезло, что он не разбился, подумала Дала, но ты молодец.

– Это не прения. – Глаза Амиры вспыхнули. – Богиня глаголет, а мы, смертные, внимаем. – Она указала на девушек. – Птенчики, судите друг друга в глазах Нанот и сообщите о наиболее достойных.

Сперва никто не шевелился – девицы должны были сами принять решение. Разумеется, Дала никогда не участвовала в обсуждениях и понятия не имела, каков план. До сего дня она слышала только перешептывания в чужих группках. Но она не удивилась, когда Табайя прорвалась сквозь стаю и склонила голову:

– С вашего позволения, Госпожа, я буду говорить от имени группы.

Жрица хорошо это скрывала, но Дале показалось, что она вздохнула с облегчением, затем отступила в сторону, чтобы позволить новой Говорящей подняться на камень.

Табайя была накрашена и принаряжена не больше других воспитанниц. К ее ученической шали до сих пор была привязана черная полоска ткани в знак траура по ее умершим родичам, но в остальном она оделась как обычно. Она ничего не принесла с собой к булыжнику, никаких письменных заготовок. Девочки позади нее стояли в произвольном порядке, насколько могла судить Дала, и ей придется запомнить каждое имя – возможно, также имена их матерей – и надлежащий порядок их расстановки. Дала испытала невольное уважение.

– Брэнна.

Первое названное имя. Первый провал. Девушка вышла из группы с высоко поднятой головой и спокойным лицом и, не сказав ни слова, направилась к вратам подворья.

Она была дочерью мелкой торговки к югу от Орхуса и младше большинства девчонок. Дала облегченно вздохнула просто потому, что названное имя принадлежало не ей.

Если меня и предали, то не полностью.

Некоторые из матрон в толпе взглянули на женщину с красным лицом, которая встала и перехватила свою дочь, схватив ее за руку и почти потащив по дорожке.

Она юна и шла с достоинством. До этого момента не знала стыда.

Табайя, казалось, тоже заметила эту реакцию и теперь объявляла новые имена почти без остановки. Большинство не походили на откровенных неудачниц, разве что за исключением инстинкта следовать, а не руководить, но это характеризовало большую часть группы. Каждая названная девушка покидала шеренгу и шагала к выходу с родней на буксире – хотя большинство матрон вели себя приличнее первой.

Дале стало ясно: триумф одерживают волевые девицы, не знающие раскаяний, – девицы, которые боролись за каждый дюйм, невзирая на последствия, и стали непоколебимыми. Тем, кто могли смотреть своим сестрам в глаза и без слов говорить: «Я стремлюсь к этому больше других, я не прогнусь», в конечном счете и не пришлось этого делать.

Было также несколько интриганок – девушек, способных убедить других в собственной поддержке, – и самых богатых в округе, умеющих добиться своего посулами серебра или угрозами расправы.

Но никто не похож на меня, кроме Табайи. Никто, кроме нас, не пытался изменить игру при помощи ножей.

Неудачницы выбывали одна за другой: нижние десять, нижние двадцать. Матери раздувались от ярости и уходили так же бессловесно, как их дочки, – казалось, тем злее, чем ближе те были к успеху.

Дала неоднократно замечала, что задерживает дыхание и вынуждена сосредотачиваться, чтобы держать себя в руках. С каждым новым именем она ожидала услышать свое. С каждым объявлением она готовилась встать перед оставшейся толпой, ученицами и жрицей и заявить, что отвергает все это, что не согласна, и тем самым разрушить будущее им всем и выдержать всякий последующий гнев.

«Вмешается ли Амира?» – задалась она вопросом. Изменит ли правила из страха, если матроны возжаждут крови Далы? Намеревалась ли вообще когда-нибудь им следовать?

Но ведь женщины Севера даже саксов не носят – что они могли реально сделать? Их телохранители совсем не походили на Бирмуна. Они не причинили бы вред женщине средь бела дня, при свидетелях, при жрице – они не осмелятся предстать перед горным богом лишь ради удовольствия своих матрон.

Эта мысль показалась ей важной, хотя и непонятно почему.

– Кари.

Двадцать второе имя. Если я правильно посчитала. Затем двадцать третье. Дала оглянулась на Джучи и увидела, что та дрожит.

– Эйра.

Та встала и уставилась на траву, и многие другие девушки удивленно заморгали.

– Сильвита.

Ее однокашницы мотали головами из стороны в сторону и