Поэты 1790–1810-х годов - Василий Пушкин

183. К МОЕМУ РАССУДКУ

Сатира третия

Смирись, рассудок мой! к чему такое рвенье?Сатира для людей — худое наставленье.С сим страшным ремеслом ты будь всегда готовПриязни рушить связь, нажить себе врагов;Все скажут о тебе: насмешник сей несчастныйЕсть язва общества, ум вредный и опасный,Беги его, страшись — для острого словцаВ сатире уязвит он матерь и отца!И те, которые слывут тебе друзьямиИ смелыми подчас пленяются стихами,В обиженном лице портрет увидя свой,Смеяся вслух над ним, а тихо над тобой,К толпе твоих врагов тотчас передадутсяИ дружества с тобой под клятвой отрекутся.Сатира, в коей желчь и злоба лишь видна,Без пользы для других, писателю вредна;Исправишь ли порок насмешкою одною?Стихи ль подействуют над зверскою душою?Напрасно! все труды останутся вотще,Такие чудеса не слыханы еще.Ты будешь обличать Грабилина злодейства,Им разоренные показывать семейства, —Что пользы? Хищник сей покоя и добраИль друг с вельможами, иль си́лен у двора!Хоть всеми бранными осыпь его словами,Он, откуп новый сняв, сравнен с полубогами!И день и ночь пиры богатые дает,На коих — крокодил! — он кровь и слезы пьет!Ты скажешь: на суде, пред взорами Клеона,Уснула грозная блюстительность закона,Невинный осужден, оправдан плут… а он?Он знатен, он богат, на что ему закон?Суда для сильных нет — он слабым лишь ужасен;Преступник чем знатней, тем боле безопасен.Явишься ль в общество осмеивать порокИль юности давать спасительный урок,Бранить невежество, пустую знатность рода,—Что ж будет? все тебя в нем примут за урода,Который должного почтенья не хранитИ смело знатному о чести говорит!Писателей дурных исправить ты желаешь,—Вот цель премудрая! как будто выставляешьСебя лишь одного для них ты образцом,В сатире, где едва смысл вяжется с стихом.«Пришел, — вскричат они, — давать нам наставленья,Как будто бы писать нельзя уж без ученья!»Начнешь ли Балдуса порочить скучный бред —«Он добрый человек, — услышишь ты в ответ,—Кто право дал тебе бранить его нещадно?Всяк волен здесь писать и складно, и нескладно;Простительно отцу лелеять милых чад;К тому ж ввели ль кого стихи его в разврат,Недолговечные творения поэта,Которые гниют, не знав дневного света?»Вралева упрекнешь — все ахнут: боже мой,Что труд Бессмыслова возносит он хвалой!Чего же хочешь ты? вражды между друзьями,Которые живут взаимными хвалами?Оставь, оставь навек такое ремесло,Пока оно тебе вреда не принесло;Поэма вздорная, нелепо песнопеньеГерою и певцу есть вместе посрамленье!Пусть тонет, пусть горит, в незнании от всех, —Сказав о ней, родишь лишь жалость, а не смех;Печатный всякий вздор исчезнет сам собою:Его ли воскресить осмелишься хулою?Театра нашего и слава наших дней:Сумбека, Радамист, Электра и Атрей —Довольно на себя врагов вооружили:Пыль, черви, сырость, мгла войну им объявили!И ты, на сцену вновь явившийся, Эдип,Из нищего — царем безжалостно погиб,Предтечу своего вотще затмить стремился,Слепец афинский жив — а Царь Эдип сокрылсяПри плеске зрителей высокого райка!Но можно ль сосчитать, упомнить, хоть слегка,Трагедий, драм собор, труд цеха заказного,Которы погреблись в подвалах Глазунова;Пусть, клятвой отягчась расчетных продавцов,Скрывают там себя и стыд своих творцов,—Нет, мало! для твоей обидной им забавыТы отыскал в пыли валявшийся «Храм славы»,Биона с Мосхом вновь несчастный перевод,И «Федру» Бавия, и кучу разных од,Улику жалкую бессмыслия, безумства;Но мщенье ждет тебя за дерзость и кощунство!Уж Вздоркин для тебя по дням и по ночамТерзает бедный ум для жалких эпиграмм;Уж вновь бессвязное послание готовит,В котором очернит тебя и озлословит,И, в гибельном бреду, бумажный витязь сейС костра возопиет к дружине так своей:«Зачем мы, друг, с тобой на сем костре палящем?Я сроду не писал ни абие, ни аще!Он враг мой, он злодей, в посланиях моих,Жестокий! обличил в бессмысльи каждый стих,А их хвалил и ты, хвалил мой благодетель,Сам, в радостных слезах, я был тому свидетель;О! вечно я ему сей злобы не прощуИль абие скорей в стихи мои вмещу!..»Так Вздоркин на тебя в посланьи ополчится,Проси его иль нет, уж он не примирится,Тиснению себя безжалостно предаст;Ты шепчешь: «В добрый час! не так-то он горазд»;Согласен в том с тобой; но разве не случалось,Что даже Балдусу нередко удавалосьНасмешкою платить насмешникам своим;Не сам ли он тебя под именем чужимНедавно разбранил и с другом поплатился,Чтоб глупость тот его назвать своей решился;В немногих сыщешь ты ума и остроты;Во всех достанет сил для подлой клеветы;И брань ли требует таланта здесь какого,Коль льется нам она с пера и с уст Злослова?Пусть Балдус не страшит, пускай его весь векВ кропании стихов уродливых протек,Но Бавий, Мевий, Фирс, поющий доброгласно,Но злобных рифмачей соборище ужасно!Один уж пред тебя с ругательством предстал,Торгаш бессмыслицы и продавец похвал,Который всех морит в горячке стихотворнойЖурналом, виршами и прозою позорной:Страшись, страшись толпы рассерженных певцов,Уж гром их над тобой обрушиться готов.Неистовый порок обиды не прощает,И гибельный конец злословье ожидает!

Но тише — ты в ответ и в спор со мной идешь:Ты вид злоречию совсем иной даешь;Когда бы, например, в горячности безмерной,Открыл пред светом я тот путь неимоверный,По коему достиг Рубеллий до честей,Стал властвовать людьми, раб низкий всех страстей,Когда бы, гнусную сорвав с него личину,Я подлых дел его открыл хоть половинуИ, в виде собственном представив на позор,Ужасный произнес над ним бы приговор;Когда бы обличил я страшны злодеянья,Которы, в поздние минуты покаянья,Ханжихин, устрашась и смертных, и богов,Смиренно облачил в монашеский покров;Когда бы, позабыв к прелестным уваженье,Всех тайн Кокеткиной я сделал откровеньеИль жизнь Распутина порочить стал бы вслух,Как в ветхой хижине, храня он бодрый духИ мудрость с ранними обретши сединами,Нас жалкими о ней смешит проповедями, —По праву б ты меня злоре́чивым назвал;Но чтобы над глупцом смеяться я престал?Чтоб, Вадия стихи внимая на мученье,Я мог выказывать в лице своем терпенье;Чтоб, стоя с низостью пред знатным подлецом,Престал бы соглашать я сердце с языком,Иль чтоб в кругу друзей, с людьми иль меж стенами,Бурруна, Бавия назвал бы я певцами;Чтоб, оды Балдуса читая, не зевал,В них каждой бы строки с досады не марал,На жалкий перевод Расина и ВольтераСпокойно бы смотрел и хлопал из партера, —На это нет моей покорности к тебе:Я это повелеть не в силах сам себе.Предавши своему печатный вздор сужденью,Мешаю ль от него купцов обогащенью?Благодаря уму своих покупщиков,Как Крез, от глупых книг разжился Глазунов;И в чем же винен я, когда, за наказанье,Купивши и прочтя Бессмыслова маранье,Скажу, что лучше б он его не издавал, —Тогда его глупцом никто бы не назвал;Полезный сей совет всяк право дать имеетТому, кто пишет вздор и вздор печатать смеет,—Пусть автор плачущий нанижет пять страниц,Где просит милости, пощады, павши ниц,Не внемлет ничего читатель беспристрастный:Стихи летят в огонь — и гибнет труд несчастный!К тому же в силах ли сатирой я своейХоть мало обратить на разум рифмачей?Я Балдусу твержу: ты не рожден поэтом;Будь другом, будь отцом, полезен будь советомИль помощью другим, — лишь кончу мой совет,А Балдус за перо — и вновь полился бред,И мне ж за доброе приязни наставленьеНесносные стихи читают на мученье!Я Вздоркину сто раз стыд тяжкий предрекал,Когда он в свет свои посланья издавал,А Вздоркин — что ни день, то басня или ода,А Вздоркин, нового произведя урода,Скропавши два стиха, надулся и кричит:«О радость! о восторг! и я, и я пиит!»Вотще пред Бавием все силы истощаюИ к смыслу здравому склонить его желаю;Рифмач неколебим — и с каждою лунойНас новою дарит в журнале чепухой;Советом оскорбясь, себе ж к стыду и сраму,Смешную на меня пускает эпиграмму;И это ль ты во мне злоречием зовешь,За это ли конца ужасного мне ждешь?Не мне ли одолжен тем Балдус многоплодный,Что, может быть, его прочтет потомок поздный?Безвестны имена: Фирс, Мевий и Злослов —Известность обретут ценой моих стихов,И, может быть, с гудком мой Бавий, вместо лиры,По смерти рассмешит читателей сатиры!За это ль на себя их мщенье навлеку,Что я им лишний год прибавлю на веку?Но, муза! замолчим, покорствовать умея,До первого глупца — и первого злодея!

<1812>

184. К ПАТРИОТАМ