Небо в алмазах (СИ) - Younger Alexandrine

Что они вообще могут знать в свои безоблачные двадцать, пользуясь тем, что было создано не ими? Когда до Космоса доходили слухи о том, что он непременно испортит Лизе жизнь, ему до остервенения хотелось послать всех к чертям собачьим. Там им самое место. Где-то далеко от него и Лизы, которая вернулась к нему, не подозревая, насколько осень восемьдесят девятого года изменила их судьбы одним нажатием на курок.

Но Космос не смеет о чем-то раздумывать, загадывать свои нелепые шарады, давая волю трепетным ладоням своего голубоглазого милого создания. В свете полуденного солнца Лиза ещё более ослепительна и прекрасна. Он не один считал, что с каждым годом она становится все более красивой, поражая цветущим румянцем и большими лучистыми глазами. Распущенные волосы блестят настоящим золотом, на них падают косые лучи декабрьского солнца, а розовые губы девушки распухли от поцелуев, которым оба потеряли счёт. Мутноватые голубые зрачки смотрят без всякой опаски, таинственности и той хитрости, которая появляется, стоит Космосу и Лизе оказаться вне своего уединения.

В бронежилете всегда легко спрятаться, чтобы никто не понял масштаб бедствия, связавшего космическое чудовище и неугомонную заразу по рукам и ногам…

Холмогоров не желает, чтобы кто-то вообще мог узнать о том, что с кем-то ему необходимо проявить свою спящую чуткость. Что он может сбавить обороты и покориться тому, кто нуждается в его внимании. Есть в этой жизни необъяснимые вещи, и их чувства с Лизой останутся без излишних комментариев. И когда она медленно проводит губами по его щекам, а после задевает зубками крепкую шею, и начинает довольно посмеиваться, зная, какую власть имеет в данный момент, Кос окончательно теряет способность думать. Его план по покорению крепости перешёл в руки осажденной, и Лиза, нежно приникнув к его плечу, даёт ощутить, что она снова выиграла…

— Не молчи, солнце, засыпать ещё рано! — требовательный голос, полный неги и женственности проникает в сознание Холмогорова, а ласковые пальчики проходятся по груди и спускаются ниже, заставляя делать только то, что скажет она. Но в ответ молодой мужчина может только покачать головой, и потянуться к спелым губам блондинки с новым крышесносным поцелуем. — Мне воздуха сейчас не хватит, — едва произносит Лиза, откидывая с себя и Космоса пуховое одеяло, — не замёрзнем. Жара!

— Давно пора привыкнуть, бесстыжая, что от меня ни на шаг!

— Так уж и не пустишь?

— Не-а, тебя и тут кормят.

— Ценная собственность?

— Со всех сторон, родная! — теперь сил для сопротивления нет у Лизы, которую целуют все откровеннее, спускаясь к тонким ключицам, и ревностном прижимают к себе так, будто они не виделись целое тысячелетие. А ведь сегодня они расставались максимум на полчаса, пока она решала свои дела в институте, а Кос смотрел десятый сон в «Линкольне». Не с его отношением к высшему образованию заходить вовнутрь храма науки. — Охомутала посреди белого дня, и жди ответку!

— Ты меня, что, съесть хочешь? Пристрелить, как дичь? — руки светловолосой безвольно падают на подушки, оторвавшись от темной макушки Холмогорова, и когда магнитофон на фоне обреченно прогревает нечаянное «О-о-о-о-й», Павлова только смеётся. — Глупые вопросы задаю, но, приятного аппетита…

— Сама виновата!

— Почему?

— Из-за твоей красоты вечно куда-нибудь встреваю…

— Лет с семнадцати, по самое не хочу! Это ты упорно хочешь донести?

— Умница-дочка!

— Ты меня за это любишь?

— Безумно! Только не говори никому, а то поверят…

— Не скажу…

С Лизой не бывает нормально или хорошо. Просто до одури сногсшибательно, до потери пульса волнительно и заставляет каждый раз плотнее прижимать эту самую прекрасную на свете девушку к себе, отвлекать от прочих дел, снова напоминая, что он любит её. Любит, как и в тот миг, когда впервые явственно осознал свои чувства, и отдал их сестре лучшего друга, чтобы она неминуемо ответила взаимностью.

— Не хочу выныривать из этой комнаты, я в домике, — лениво проговаривает Павлова, когда без лишней стыдливости приподнимается на локтях, позволяя полностью смотреть на свое обнажённое тело. Её не закрывают даже распущенные волосы, и перемахнув ножкой в сторону, Лиза усаживается на плоский живот мужчины, без лишних выражений давая понять, что не видит границ их близости. Ей безразлично, какие наполеоновские планы бродят в голове Космоса и его друзей, но последние дни уходящего года счастливая невеста совсем не хочет отпускать от себя своего космонавта. Год назад они сами лишили себя возможности быть вместе в крайние дни декабря. — Завтра проспишь. Не знаю, что там задумал наш корешок Белов, но мне фиолетово… Гори все синим пламенем!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Я ж обещал Саньку подкинуть, Лиз, чего ты с людьми, как неродная? — Кос и сам знает, что Пчёла и Белый решат свои дела на Балтийском без него, и меньше положенного рубля на хлеб с маслом ему не достанется, но ему просто необходимо подразнить свою вторую половину. — И брата родного не жалеешь, вот ведь! Не поверят, что Лизка Пчёлу в обиду дала.

— Это ему за годы, проведенные под одной крышей! Перетерпит одно утро, не сахарный…

— Смилуйся, женщина-космонавт!

— Я подкину всю компанию с лестницы, если они покусятся на моего Космодрома, — сходу придумав, как подразнить будущего мужа, Лиза наклоняется, чтобы пощекотать волосами его смеющееся лицо, слабо обхватывая его плечи. — Ясно тебе, благоверный?

— У-у-у-у, Лизка — гроза… кровати, — когда Павлова чувствует громкий шлепок ниже поясницы, она даже не вздрагивает, а просто вскрикивает, смеясь, не меняя позы, — уговорила, так и быть, завтра утром буду прикидываться глухим часов до двенадцати. Как дед старый!

— Кос, признаю, что ты умный мальчик! — Лизе не представляется возможным расстаться с собственным космическим чудовищем надолго. О прошлых новогодних каникулах, смешанных с расстроенными полувздохами тётки и вечными звонками из Москвы с просьбами «приехать и полить свой кактус», думать горько. Лучше вспомнить, как подговаривала Пчёлу и Сашку ничего не говорить о своем возвращении Космосу. Сорвали бы весь подарок, два гоблина. — Пешочком пройдутся, не зря наш Белый границу сторожил…

— Сама ты пограничник, неугомонная!

— Какую границу сторожу?

— Моих железных нервов…

— Правда?

— У тебя получается!

Двое кубарем скатываются с кровати, не определившись, что же им делать — бороться подушками или целоваться? С тумбочки летят тяжелые учебники с изречениями советских идеологов, а кровать почти разваливается, освободившись от тяжелой ноши. Кос не сдерживает в себе довольного клича, потому что Лиза не смогла из-под него выползти, а она пинается руками и ногами. Никогда не сдаётся!

Всё-таки соседи напишут на них заявление, и плакала их счастливая свадьба. За аморалку и нарушение общественного спокойствия в отдельно взятом доме нужно нести ответственность. Однако Лиза и Космос прячутся от белого света под одеялом, раскинув подушки по разным концам комнаты, и им совершенно безразлично, что там за дверью…

— Акелла промахнулся!

— Я обещал месть!

— Да ладно, расслабься, скажи уже, что продул своей дурочке…

— Ты коварная, с кровати сразу сбрасываешь…

— Ну я же не виновата, Космик, — властные руки, обвившие тонкую фигурку Лизы, подсказывают ей, что стоит только покрепче прижаться, поцеловать эту железную стену, чтобы заслужить несуразное прощение за отлучки на учебу, — и мы туда и обратно съездили. И быстро приехали… Кто молодец? Я!

— Уговорила, алмазная…

— Спасибо, что не свинцовая!

— Вот не надо мне тут про свинец напоминать…

— Поцелуй меня, сойдемся на этом.

— Хорошая ж ты моя…

Прежде чем Космос и Лиза успевают оторваться друг от друга, прерывая такой сладкий и долгий поцелуй, в соседней комнате зазвонил телефон, разрушая мечты обоих на обретенное спокойствие.

— Бля-а-а-а-ять, ну как так-то? — раскаты холмогоровского голоса слышны и на улице, но он нехотя понимается с удобной кровати, путаясь ногами в разбросанной по полу одежде, и спотыкаясь о два красных свитера, за которые Пчёла прозвал их с Лизкой инкубаторами. — Твою мать, да так настойчиво-то…