Глаза ворона - Татьяна Русуберг

Слепой вздохнул и поглядел на Токе, будто взывая о помощи. Но тому не приходило в голову, что он мог бы сказать или сделать. Тогда Кай подвинулся поближе к Тачу и тихо начал:

— Ты думаешь, мы случайно здесь оказались, Элиас? — При упоминании его настоящего имени гор-над-четец вздрогнул, быстро взглянул на говорившего, но тут же опять опустил глаза. — Я целый день за тобой наблюдал. Сразу понял — с тобой что-то не так. А потом, когда Яра тебя вызвал, заметил эти синяки — у тебя одежда задралась. Вчера их не было. Я шел за тобой из столовой — ты видел?

Элиас мотнул головой и вдруг закричал на Кая с мукой в охрипшем голосе:

— Зачем?! Какое тебе дело до меня, Слепой?! Ты же меня в первый раз вчера увидел! Шел бы своей дорогой и дал бы мне идти своей!

— Ага, до ближайшего сортира! Головой в толчок еще не пробовал кидаться?

— Да пошел ты!.. — Элиас оттолкнулся от стены, пробуя встать. Но ноги не держали его, и он рухнул на пол. Токе опустился на колени рядом с новобранцем и попробовал дотронуться до его плеча:

— Послушай, Элиас! Это правда, что мы вчера впервые увидели друг друга. Но мы все принесли клятву, которую скрепили каленым железом. Мы все стали членами одной семьи — семьи гладиаторов. Посмотри: на моей руке такой же знак, как и на твоей. И он так же болит. Мы теперь братья! Ни мне, ни Слепому не все равно, что случится с нашим братом, что случится с тобой, Элиас. Может быть, завтра нам суждено умереть на арене, но зачем погибать теперь так глупо, ни за что ни про что?

Токе был сам удивлен своей речью: он вдруг понял, что никогда не говорил так длинно и складно, и что он действительно верил в то, о чем говорил. Происшедшее изменило его мнение о Таче. Раньше Токе считал его несколько трусоватым, безвольным парнем. Однако то, что почти удалось сделать Элиасу, требовало и находчивости, и мужества. Эти качества в людях всегда вызывали у Токе симпатию. Он искренне желал помочь гор-над-четцу, но его шедевр ораторского искусства, казалось, не произвел на того никакого впечатления.

— Лучше уходите! Оставьте меня! Я конченый человек, — повторял Элиас, пряча подозрительно блестящие глаза.

Слушавший тираду Токе с поднятой бровью Кай снова склонился к Тачу:

— Что случилось, Элиас? Кто тебя избил? Что происходит между тобой и Буюком? Вы ведь вроде земляки, а шпыняет он тебя хуже, чем гайены своих рабов.

— Это мое дело! Отвали! — зло выкрикнул гор-над-четец, и Токе на мгновение показалось, что он ударит Кая. Но Тачева спасителя это ничуть не смутило:

— Ага! Значит, я прав: в Буюке все дело! Ладно, не хочешь сам говорить, я пойду с ним потолкую. Почему-то мне кажется, он будет более разговорчивым…

Кай сделал движение подняться, но Элиас ухватил его за тунику:

— Нет! Погоди, не надо! — В его глазах стояли слезы. — Не надо. Я… — Голос его сорвался на шепот и пресекся.

Слепой опустился на пол рядом с Тачем, скрестив ноги:

— Элиас, — голос его стал неожиданно мягким, в нем не осталось и следа былой иронии. — Тебе нужна помощь. Мы здесь, — Кай кивнул на Токе, — чтобы помочь. То, что ты скажешь, останется между нами, верно, Горец?

Токе активно закивал.

— Мне никто не сможет помочь, — в тихом голосе Элиаса звучало отчаяние. Он поднял глаза, но в них не было надежды. Гор-над-четец немного помолчал, изучая Кая, и наконец сказал: — Если… если я расскажу, вы оставите меня в покое? И обещаете держать язык за зубами? Никто не должен узнать о том, что здесь произошло…

— Если мы вместе придем к выводу, что ситуация безвыходная, обещаю — мы оставим тебя в покое. В любом случае — никто ничего от нас не узнает.

Элиас поразмыслил немного над словами Кая и кивнул:

— Хорошо.

Он плотнее обхватил руками костлявые колени, откинул голову, так что бритый затылок коснулся стены, и заговорил, прикрыв глаза:

— Я и Мэс — это Буюка так на самом деле зовут — из Гор-над-Чета. Вместе служили в армии диктатора Сайхедеха. Служба была спокойная, не пыльная. Сайхедех правил Гор-над-Чета последние двадцать три года — ровно столько, сколько мне лет. Жили мы при нем мирно, не бедствовали. Пока в прошлом году, как раз на равноденствие, его не убили. Да вы, наверное, слышали об этом.

Токе открыл было рот, чтобы признаться в своем полном невежестве относительно ситуации в Гор-над-Чета, но Кай состроил ему страшные глаза, и парень решил придержать вопросы до более подходящего времени. Ничего не заметив, Элиас между тем продолжал:

— Официальным преемником Сайхедеха был генерал Низрат. Ему присягнули войска, точнее, та их часть, которая осталась верна Сайхедеху и после его смерти. Наша с Мэсом сотня была в их числе. Остальные… Да вы сами знаете. Началась борьба за власть между сторонниками Низрата, тяготевшими к Феерианде, и синей партией, призывавшей к созданию альянса с Церруканом и охоте на ведьм. Ну и колдунов, конечно. Многие солдаты дезертировали, некоторые поменяли сторону. Я свою, в общем-то, не выбирал. Просто для меня слова «верность присяге» еще что-то значили. Про Мэса не скажу, мы тогда друг друга едва знали. Возможно, он просто держался тех, кто платил регулярнее. Короче, покидало нас везде, сотня наша здорово поредела. И тут мы угодили в засаду синих.

Меня подстрелили, так что, как в плен брали, не помню. Очнулся уже в лагере синих, в лесу. Нас с Буюком посадили в яму, где до нас сидело уже двое. Заковали, заставляли работать, морили голодом. Но не это было худшее, — Элиас замолчал, глядя мимо Кая невидящими глазами. По лицу его прошла дрожь, и он на мгновение закрыл веки. Когда гор-над-четец открыл их, то Токе не выдержал, отвел взгляд: столько в этих глазах было муки. Голос Элиаса, напротив, оставался невыразительным и сухим, когда он продолжил свое повествование: — Сначала нас стали стравливать, как диких зверей. Мы должны были драться друг с другом голыми руками, без оружия, без правил. Проигравший оставался без пайки, победитель получал его долю. Мэс начал быстро поправляться: из нас четырех он был самый большой и сильный. Потом соседей наших кому-то продали. Остались Мэс и я. Стравливать нас стало неинтересно: и так ясно, кто победит. Если б еще не раненое бедро, может, у меня был бы шанс, а так… И синие придумали другое развлечение, — Элиас снова замолчал, будто ему было трудно найти слова. Костяшки его пальцев, вцепившихся в колени, побелели. — В Церрукане… мужеложество дело обычное. Среди знати это даже модно. В Гор-над-Чета оно позорно и запрещено законом. Синим показалось забавным заставить двух молодых солдат Низрата… — Элиас сглотнул и поднял взгляд от своих колен на Кая, который, не дрогнув, выдержал его тяжесть. У Токе в горле что-то стояло, что-то горько-соленое, и кулаки судорожно сжались… — Меня они не могли принудить ни побоями, ни угрозами. Тогда меня просто связали. А Мэс… За время плена он опустился, почти потерял человеческий облик: за дополнительную пайку или глоток архи он сделал бы все что угодно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});