Самая сладкая ложь - Анастасия Эльберг

Константин ассоциировался у майора Толедано с хищником из семейства кошачьих. Он двигался с изяществом и стремительностью леопарда, в движениях его было что-то одновременно осторожное и властное. Боаз был уверен в том, что такое умение держать себя воспитывалось им годами, потому что это может быть только приобретенным.

На совещаниях капитан Землянских держался уверенно, говорил кратко и по делу и голоса не поднимал, но в его темных глазах всегда пряталась настороженность. Он относился к тем людям, которые пустят вас переночевать и поделятся с вами тем, что у них есть, но если вы перейдете им дорогу, то они перегрызут вам горло до того, как вы успеете понять, что к чему.

Личная жизнь Константина была тайной, покрытой мраком. Боаз, большой любитель женского внимания и всего, что связано с женщинами, иногда ловил себя на мысли, что завидует своему коллеге. Тот, казалось, не замечал влюбленных взглядов сотрудниц. А влюблены в него были, похоже, все без исключения. Доктор Мейер сказала Боазу, что в плане женщин главный аналитик является человеком консервативных взглядов. Он предпочитает держаться подальше от сомнительных развлечений вроде ночных клубов и подобных удовольствий «только для избранных».

Больше майору Толедано не удалось вытянуть из главного советника «комиссара» ни слова, и он решил пригласить капитана Землянских на кофе. Некоторое время он размышлял о том, какое развлечение, кроме беседы, может предложить стратег аналитику, и остановился на шахматах.

В личном общении Константин оказался человеком вежливым и обходительным. Он обладал широким кругозором и завидным интеллектом, как и говорила Нурит, но при этом держался достойно и вместе с тем так скромно, что такому поведению можно позавидовать — Боаз ожидал от него более высокомерных манер.

Капитан с порога попросил прощения за опоздание на две минуты, чем заработал очередной плюс в глазах хозяина кабинета.

— Я плохо играю в шахматы, — признался он, когда секретарь принесла кофе и оставила их с Боазом наедине. — Но постараюсь быть достойным противником.

Боаз улыбнулся и вежливо кивнул, приглашая сделать ход — главный аналитик играл белыми.

Первую партию Константин проиграл. Он выглядел расстроенным.

— Может быть, еще раз? — предложил Боаз, решив, что так знакомство начинать не стоит.

— С удовольствием.

Вторая партия закончилась патом, причем майор Толедано был неприятно удивлен тем фактом, что он был ближе к поражению, чем его соперник.

— Думаю, что это недостойно — заканчивать патом, — улыбнулся Константин. — Сыграем еще?

Исход следующей партии стал для Боаза сюрпризом. Его противник поставил ему мат в шесть ходов. Это был один из любимых маневров майора Толедано, но своего смущения он не показал.

— Значит, вы не умеете играть в шахматы, капитан? — спросил он.

— Умею, но плохо, как я уже сказал, — ответил гость.

— Давайте сыграем еще раз. Я хочу по достоинству оценить ваши способности.

Результат четвертой партии поразил Боаза еще больше. На этот раз Константин использовал довольно-таки сложную комбинацию, которая включала рокировку и замысловатую, на первый взгляд, манипуляцию с ладьей и ферзем. Этой комбинацией Боаз всегда в тайне гордился.

— Как вы это делаете? — не выдержал майор Толедано, недовольный очередным поражением.

— Я взял на себя смелость запомнить пару ваших ходов. Надеюсь, вы простите не эту шалость?

— Вы запомнили не пару ходов, а две комбинации. Причем целиком и с первого раза!

— Простите меня, прошу вас, — виновато вздохнул Константин. — У меня хорошая память. Это свойство мышления, ничего больше. Надеюсь, мои слова не покажутся вам чересчур наглыми в свете произошедшего, но шахматы кажутся мне увлекательной игрой. Я сочту за честь, если вы согласитесь стать моим учителем.

Теперь вздохнул и Боаз, но отказывать счел неприличным.

— Только сделайте одолжение — без трюков, — попросил он.

Глава 6

Хозяина яхты Боаз застал за работой. Константин сидел в плетеном кресле лицом к нему и был всецело поглощен рисунком. Глаза он поднимал только изредка — для того, чтобы бросить взгляд на Лию, которая стояла возле борта.

Наверное, модель не отреагировала бы так быстро на появление гостя, будь на ней одежда. Боаз, в отличие от Махмета, и не подумал отвести взгляд; Лия подняла с пола халат и накинула его на плечи.

— Вы могли бы появиться менее внезапно, — сказал Константин, разглядывая неготовый портрет. — Иди, иди, — махнул он Махмету рукой. — Хватит с меня этих почестей.

Махмет почтительно склонил голову и испарился.

— Ты, разумеется, не разрешишь взглянуть? — спросил Боаз, кивая на рисунок.

— Не разрешу, — согласился Константин. — Я сделал только половину работы. И, похоже, закончу нескоро.

— Я могу оставить вас наедине. Честное слово, я не хотел мешать.

— Я смогу нарисовать по памяти. Правда, буду лишен удовольствия рисовать с натуры. — Тут он порывисто поднялся, словно только осознал, что к нему кто-то пришел, и пожал Боазу руку. — Здравствуй. Прости, я увлекся.

— Ох уж эти творческие люди, — покачал головой Боаз. — Наверное, стоит попросить прощения и у вас, — обратился он к Лие.

Она посмотрела на то, как Боаз целует ей руку, после чего закуталась в халат и улыбнулась.

— Ничего страшного. Тем более, мне уже пора домой. Махмет ждет.

Константин поднялся и жестом пригласил гостя занять свое место.

— Присаживайся, — сказал он. — Я скоро вернусь.

Сцены прощания Боаз не любил, а поэтому тактично повернулся спиной к Константину и Лие и посмотрел на небо. Небо в этих краях можно было наблюдать бесконечно. Так он простоял минут пять, а то и больше. И опомнился только тогда, когда Махмет и Лия покинули палубу.

— Мне тоже нравится небо, — заговорил вернувшийся Константин. В одной руке он держал еще один плетеный стул, а в другой — бутылку виски.

— Вот так ты принимаешь гостей? У себя дома ты бы пригласил меня к себе в кабинет, достал бы дорогое вино или коньяк. После этого у тебя поворачивается язык называть себя эстетом? И мы, конечно же, будем пить прямо из бутылки?

Константин, уже успевший сесть, устало вздохнул.

— Второй пары рук я еще отрастить не успел. Сейчас схожу еще раз.