Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

Десятник — к Теребердею-мурзе, миновав своего ты­сяцкого. Пал ниц.

— Вели переломить мне хребет. Я оставил свою десяту, велев всем возвращаться самостоятельно.

— Почему ты так поступил?!

— Мы увидели крепость гяуров. На холмах за неболь­шой рекой, которую можно пересечь не слезая с коня. Я направил коня к берегу, но нас обнаружили. Я решил, что кто-то из нас должен остаться живым. Я поскакал по до­роге, не жалея коня, гяуры стреляли мне вслед, но не по­пали. Я правильно рассчитал: по лесу дольше и опасней. В нем много гяуров. Я рассчитывал на дерзость и победил.

— Ты достоин награды. Ты сам все расскажешь лаш-каркаши.

Десятник ликует: говорить с самим предводителем по­хода! Какая великая честь!

Рассказывая Дивей-мурзе обо всем, что он видел за речкой на холмах, десятник старался быть точным, но все же не смог сдержаться, чтобы не приукрасить, не вы­пятить действия своей десятки, как ловкие и смелые. Окончив доклад, добавил:

— Если кому Аллах поможет вернуться, тот достоин получить награду.

— Будет так, — согласился Дивей-мурза. — Тебя же назначаю сотником. Станешь во главе той, какую опре­делит тебе Теребердей-мурза. Пока же оставь нас.

— Воевода Воротынский хитрей лисы. Он хочет, что­бы мы повернули обратно и начали штурм их крепости на колесах. Для нас это тоже многое решит. Тогда мы пойдем до Москвы без задержки и легко возьмем ее. Но согласится ли повернуть тумены ДевлетТирей? Он не ви­дит ничего, кроме саадака, найденного в пыли. И все же я предложу ему разделить тумены. Частью продолжить двигаться к Москве, часть повернуть на гуляй-город. Разгромив его, тумены присоединятся к нам у Москвы.

— Мое мнение иное, уважаемый лашкаркаши. Не сто­ит пока ничего говорить Девлет-Гирею. Я пошлю тумен на крепость гяуров и разнесу ее.

— О гуляй-город споткнулся сам Субудай-богатур.

— У Субудая было мало нукеров, у нас же их — тьма!

— Приму твой совет. Но прежде пошли еще лазутчи­ков. Опасно верить одному.

— Пошлю. Десятки десятков.

Не нужно было столь расточительно действовать Тере-бердею-мурзе, ибо Богдан Вельский получил серьезное внушение от князя Хованского и пропустил бы к гуляю одну-единственную лазутную десятку, когда же их по­лезло видимо-невидимо, опричникам пришлось потру­диться основательно, чтобы пропустить всего лишь одну, из которой должно было вернуться не более половины. Всех остальных лазутчиков секли опричники в густом подлеске безжалостно.

Едва сообщили Дивей-мурзе побывавшие на берегу Рожай-реки об увиденном, как в стане замыкающей крымской сотни появился перебежчик и заявил:

— Говорить стану либо с лашкаркаши, либо с самим ханом Золотой Орды.

Предвидя для себя великую выгоду, сотник повез пе­ребежчика, приторочив его к седлу вьючной лошади, на­прямую к Теребердей-мурзе. Но перебежчик не захотел говорить с главой ногайских туменов, несмотря на угро­зы того вытащить из него все жилы.

— Ты вытянешь жилы из меня, великий хан Золотой Орды вытянет их из тебя, Теребердей-мурза.

Значит, важные сведения имеет предатель, потому и ведет себя так дерзко. За каждое из непочтительных слов он достоин казни, но…

— Я отвезу тебя, предающего своих, к лашкаркаши, но он не примет на веру твои слова, если не подтвержу их я. Тебя тогда ждет пытка.

Теребердей-мурза все же надеялся сам получить све­дения от перебежчика и, если сведения будут того сто­ить, преподнести их Дивей-мурзе, а то и самому хану, как лично добытые в пытках от захваченного языка. Увы, перебежчик твердо стоял на своем:

— Я пришел по доброй воле. Пришел служить велико­му хану! За такое не пытками награждают!

Теребердей-мурза фыркнул и произнес со змеиной ух­мылкой:

— Если так, едем за наградой.

Дивей-мурза принял перебежчика ласково, велел не­медленно снять с него путы и принести кумысу и, дож­давшись, пока русский предатель осушит, подражая обычаям степняков, мису, не отрывая от нее губ, все с той же мягкостью в голосе пригласил к разговору.

— Ты хотел говорить с великим ханом, да продлит Ал­лах годы его могущественного царствования, или со мной. Я слушаю тебя.

Перебежчик начал говорить именно о том, что так смущало Дивей-мурзу и в чем он безуспешно пытался разобраться. Действительно, по словам перебежчика, Большой полк в полном составе заперт в Серпухове, еще три полка стоят у Наро-Фоминска, готовые не допус­тить переправы крымского войска через Нару, но князь Воротынский, поняв, что ошибся с определением доро­ги, по какой пойдет хан Девлет-Гирей, послал гонцов к первым воеводам тех полков, чтобы шли спешно к гу­ляй-городу. Полки переждут в нем, пока тумены вели­кого хана подойдут к Москве, чтобы ударить с тыла. Гу­ляй-город они повезут с собой. В самой Москве сил не так много, но надеется князь Воротынский, через неде­лю к нему подойдет помощь. Большая. Тогда у князя станет достаточно сил, чтобы начать решающее сраже­ние. А до подхода свежих полков князь будет делать вы­лазки, мешая взятию города, особенно Кремля. Меж воевод идет разговор, что войско к Москве ведет сам царь Иван Васильевич.

— Не царь, а князь Иван, раб Девлет-Гирея! — гневно оборвал говорившего Дивей-мурза, затем, успокоив­шись, спросил: — Много ли в деревянной крепости ог­ненного наряда? Сколько пушек? Сколько самострелов?

— Пушек сорок пять штук, рушниц тысячи две. Мече-битцев же не наберется и одного полного полка. Только через три-четыре дня подойдут полки от переправ через Нару. У них тоже есть пушки и рушницы.

— Из леса часто совершаются дерзкие набеги на моих нукеров. Кто в лесу и много ли там ратников?

— Опричники. Из царева полка. Не весь полк, а пол­торы или две тысячи. Остальной полк — в Кремле.

Да, это — сведения. Но не ложны ли они? Дивей-мур­за хлопнул в ладоши и приказал переступившему порог телохранителю:

— Поговорите с нукером серьезно. Добейтесь истины.

Довольно долго молчали Дивей и Теребердей. Похо­же, перебежчик сказал правду: большой рати у князя Во­ротынского быть не может. В прошлом году вся Окская рать сгорела в Москве, по стране же прошел страшный мор, обезлюдив города и села. Что мог собрать князь Иван, собрал. Но вряд ли много опытных и умелых рат­ников у него, да и воевод бывалых по пальцам можно пе­ресчитать. И все же князь Воротынский — не простак. На него свысока не плюнешь.

— Нужно обязательно снести деревянную крепость, пока в ней мало гяуров, — заговорил первым Теребердей-мурза.

— Гуляй-город — серьезная крепость. Ее надежность оценил еще Субудай-богатур.

— У Субудая не было столько туменов, сколько у нас.

— Но и у киевской дружины не было столько пушек и рушниц. Не было самострелов с железными стрелами, которые летят втрое дальше наших.

— Скорость, вот в чем успех нашей атаки. Не станем

крутить колесо, а подстегнем ногайками наших прытких коней. Кого вознамерится взять к себе Аллах — возьмет, остальные ворвутся в крепость. Считаю, тумена вполне хватит.

— Да благословит тебя Аллах, разящий врагов, всемо­гущий, всемилостивый.

Спустя некоторое время после того разговора в ставке предводителя крымского войска в гуляй-город приска­кал гонец от князя Хованского.

—  Крымцы зашевелились. Передовой полк, как усло­вились прежде, выходит на дорогу.

—  Слава Богу! Скачи обратно и сообщи: уговор остает­ся в силе.

Проводив гонца, Михаил Воротынский позвал перво­го воеводу ертоула. Приказал:

— Спешно разбросай триболы саженей на полета отгуляя. Дальше не нужно. Свои бы не налетели. С тыла ос­тавь два прохода. Выстави там проводников, чтобы ука­зывали своим входы в гуляй.

Вскоре, когда князю доложили, что триболы разбро­саны, проводники на своих местах, он приказал изгото­виться к стрельбе пушкарям, стрельцам — из рушниц я самострелов. По его расчету Передовой полк вот-вот дол­жен был притащить за собой татар.

Так и вышло. Едва успели пушкари установить как следует свои пушки, а стрельцы разместиться на подво­дах так, чтобы и стрелять было ловко, и друг дружке не мешать (плотно стоят — плечо к плечу), как появился всадник с красным флажком на копье. Помаячил не­сколько мгновений перед гуляй-городом, ускакал вправо и скрылся в чаще лесной.

Так было условлено подать весть, если татары гонят полк.

— Зажигай фитили! — понеслась волной команда от орудия к орудию. — Сыпь порох на полки!

Стрельцы тоже изготовились. Ратники, кому шесто­перами, топорами и мечами встречать ворогов, если дело дойдет до боя рукопашного, тоже скучились всяк против своего участка. Притих гуляй-город, творя многотысячную молитву: «Сохрани и помилуй, Господи! Не дай тор­жествовать над рабами твоими неверным басурманам. Не отврати лица своего от России православной».

Первые всадники Опричного полка высыпали на по­косное поле. Если не знать приказа главного воеводы, можно назвать их самыми трусливыми. Через поле — на­мётом. Напрямик к гуляй-городу. И вот уже все большу­щее поле покрылось всадниками, стремительно несущи­мися к крепости на холме. Такое впечатление, будто сей­час они кинутся на штурм.