Картонные звезды - Александр Косарев

— Эй, молодежь, — небрежно машет он нам рукой, — греби за мной!

Убедившись, что мы его правильно поняли, он поворачивается к нам спиной и идет куда-то влево. Реагируем на его предложение быстро. Поскольку один из наших грузовиков остался без водителя, выскакиваю через люк на крышу, откуда по прикрученной позади «кунга» лесенке спускаюсь вниз. Усаживаюсь за руль и включаю передачу. Тихонько, на первой скорости, крадемся за прыгающим с бугорка на бугорок прапорщиком. Он уводит нас достаточно далеко от ракетного дивизиона по сузившейся до тропы просеке. Достигнув ее конца, Башутин словно в нерешительности оглядывается по сторонам и скрещивает руки над головой. На военном языке жестов это означает конец пути, и я выключаю зажигание.

— Вот здесь будем обустраиваться, — по-хозяйски распоряжается Григорий. — Федя, — зовет он к себе Преснухина, — палатки поставим вон там, распорядись быстренько. А кухонный агрегат перенесите пониже, по земляному уступчику. Там, внизу, родничок бьет… Крохотный, правда, но ничего, нам с вами воды хватит…

Башутин отчего-то заметно нервничает и за потоком малозначащих слов пытается скрыть некоторую свою растерянность. Внезапно, безо всякой подготовки оказавшись в чуждой ему обстановке и довольно непривычной роли, он пытается как-то руководить нами, не вполне понимая, что от его команд, в значительной мере, зависит и его собственная безопасность.

— А надолго мы здесь зависли? — не трогаясь с места, вопрошает его Федор. — Имею в виду вот что, — поясняет он. Михаил Андреевич случайно не говорил, сколько времени мы здесь пробудем? Сутки или дольше задержимся?

Прапорщик пожимает плечами:

— Понятия не имею.

— Так именно это и есть то, что нам необходимо знать в первую очередь, — спокойно говорит Федор. — А уж что куда поставить и разместить, так это мы как-нибудь и сами сообразим.

— Но ведь капитан, — Башутин явно шокирован нашим прохладным отношением к его распоряжениям, — он приказал вставать здесь лагерем.

— Григорий, — тут же гремит жесткий бас Щербакова, — ты, брат, хвостом не виляй. Это мы в полку как бы играем в командиров и подчиненных. Здесь же мы все в одном котелке варимся. В случае чего, и сваримся тоже все вместе. Лучше сходи к Воронину и прямо спроси, сколько будем здесь стоять. Если больше суток, то не с кухни начинать надо, а со строительства приличного окопа для всей нашей команды.

— Но я… — пытается протестовать прапорщик.

— Что, ты? — поддерживаю и я своих друзей. — Хочешь сказать, что под приличной бомбежкой еще не бывал? Ничего, с нами побываешь. Не задерживай движения, проясни вопрос конкретно и в темпе. Самому же придется полночи с лопатой воевать, если время протянешь.

Понурив голову, разом потерявший показную уверенность, прапорщик быстро уходит в сторону надсадно гудящего мотором автокрана. Оставшись одни, мы тут же принимаемся за многократно повторявшуюся в этом году процедуру под обобщенным названием «создание стоянки пещерного человека». Прежде всего из машин вываливаем насущно необходимые вещи. Над ближайшей, относительно ровной площадкой натягивается брезентовый тент и ставится походная печка. Не в низине, естественно, где дым из трубы имеет неприятную особенность оседать и задерживаться, а на пригорке, где он тут же развеивается по ветру. Раскладываем свернутые пока палатки в тех местах, где они будут стоять, если будет дан приказ на развертывание полноценного лагеря. Работают все. Только Камо пальцем о палец не ударяет. Он у нас — иная статья, он занимается своими прямыми обязанностями: готовится к созданию очередного обеда. Возвращается Башутин, вновь бодр и весел.

— О-о-о, как вы шустро, — озадаченно оглядывается он по сторонам. — Да, кстати, кэп сказал, что будем стоять здесь до посинения, — тут же спохватывается он. — Я, правда, не понял, почему именно до посинения…

— Гы, гы, гы, — громогласно хохочет Щербаков, приседая и хлопая ладонями по коленям. — Это оттого, что трупы, перед тем как почернеть, вначале синеют.

Все, кроме растерявшегося Башутина, весело хохочут, являя стойкую приверженность к той части юмора, которая в мирное время называется юмором окопным. Не проходит и часа, как пустынная и совершенно дикая лесная местность волшебным образом преображается. Все мы работаем для этого дружно и напряженно. Даже прапорщик, давным-давно отвыкший от тяжелого физического труда, и тот яростно машет лопатой, ровняя и углубляя наше маленькое бомбоубежище. Видимо, не хочет посинеть раньше времени. Проходит час и еще один. Воронина и Стулова нет и в помине. И только еще через полчаса они стремительно возникают в дальнем конце просеки. Не обращая внимания на стоящие на раскладном столе миски, капитан повелительно машет Камо, ловко орудующему у плиты новенькой поварешкой.

— Камков, срочно все бросай и развертывай большой передатчик! Кварц поставишь 23-й.

Не иначе стряслось что-то из ряда вон выходящее. Мы выходим в эфир в неурочное время и на совершенно иной частоте. Вот только почерк у нашего радиста прежний остался!

— Так, — поворачивается к нам капитан, убедившись в том, что передатчик через несколько минут будет готов к работе, — кто из вас владеет ключом? Или мне придется звать радиста от ракетчиков?

Поднимаю руку:

— В юношестве работал на коллективной радиостанции с позывным UA3KPT.

— Правда? — радостно хлопает капитан меня по плечу. — А почему же до этого молчал?

— Так ведь никто и не спрашивал, — пожимаю плечами, — а хвалиться у нас как-то не принято.

— Иди тогда, руку разрабатывай, — подталкивает он меня в сторону хлопочущего у передатчика Камо, — я сейчас тебе телеграммку набросаю.

Подсаживаюсь к передатчику и подтягиваю к себе телеграфный ключ. Пробую натяжение возвратной пружины и слегка подтягиваю ее. Не привык к столь расслабленному коромыслу.

— Потренируйся пока в передаче цифр, — склоняется ко мне Камо. — Хочешь, я тебе подиктую?

— Давай, — киваю я.

— 7,4,5,3,5,1,2, — быстро проговаривает Камо, прижав к уху наушник.

(Высокое напряжение еще не включено, и мои упражнения слышит только он.)

— Что-то ты руку тянешь, — говорит он наконец, — совсем не как я.

— Это-то и требуется, — разминаю я разом затекшее запястье. — Ты думаешь, зачем капитан меня сюда посадил?

— Зачем? — вытягивает шею любопытный Камо.

— Да именно затем, чтобы нашу сегодняшнюю передачу нельзя бы отождествить с нашими прежними. Видишь, и частота у нас другая, и время неурочное…

— А с кем работать будешь? — тут же интересуется он.

— Понятия не имею, — развожу я руками. — Но сильно подозреваю, что связь мы будем держать с вьетнамскими ПВО.

Подходит капитан, суров, деловит, насуплен. В руках он держит не только листик с телеграммой, но и небольшой транзисторный магнитофончик.

— Какая славная штучка, — дружно восторгаемся мы с Камо. — Неужели только от батареек работает?

— Нет, и от сети тоже, — нетерпеливо отвечает Воронин. — Впрочем, он нам вовсе не для увеселения выдан. То есть, не только для него. Теперь у нас будут еще три новых корреспондента. Перед тем как передать телеграмму, мы будем в обязательном порядке запускать одну из трех мелодий, записанных на этой пленке, — потряс он магнитофоном. — На сей раз мелодия идеально соответствует первому нашему корреспонденту, и поэтому пленку перематывать не придется. Ну что, готовы?

— Михаил Андреевич, — решил я расставить все точки над «i», — передать-то я все передам, а вот ответ принять смогу вряд ли. Давно не практиковался.

— Ерунда, — ставит тот рядом со мной магнитофон, — Камков тебе на первых порах поможет.

Пока я смотрел на лежащий передо мной текст с несколькими колонками цифр, Камо нажимает на кнопку пуска и из маленького динамика льется забойная западная мелодия. Щелчок выключателем, и через мгновение она пошла в эфир.

— К станциям, транслирующим эстрадную музыку, — вполголоса прокомментировал капитан, — меньше внимания. Глядишь, под шумок и наша радиограмма незаметно проскочит.

Дождавшись последнего аккорда, я принялся отстукивать написанные на бумаге цифры. Особо я не торопился только потому, что больше всего боялся сбиться при передаче и опозориться. Благополучно дойдя до конца текста, оттолкнул ключ и тут же почувствовал, как по спине медленно сползают противные капли пота. Несколько минут мы напряженно ждали ответа. Далекий корреспондент ответил коротко, но недвусмысленно, отбив лишь 73 СК, что означало: «Понял. Конец связи».

— Ничего нет, — повернулся Камо к Воронину, — молчат.

— Ничего страшного, — отозвался тот, — просто уведомил о том, что прибыл на «точку».

На языке моем так и вертелся вопрос о том, кому это он докладывался, но я смог пересилить себя и сдержаться. Ведь как говорит наш полковник: «Настоящему разведчику присуща лишь профессиональная любознательность, а вовсе не досужее любопытство».