Королевские милости - Кен Лю

Потом кто-то закричал, что в гавань Тоадзы входит флот – армада! – и хаос в порту превратился в настоящую панику.

Генерал Рома наблюдал за предательством короля Дало со смесью гнева и сожаления. Теперь он понимал, что ему следовало послушать Торулу Перинга и атаковать до того, как Киндо Марана уничтожил их союз. У него не осталось никакой разумной стратегии – только кровь, ужас и желание сбежать.

Армада оказалась флотом Мата Цзинду с двумя тысячами солдат на двадцати кораблях.

Мата с отвращением наблюдал за хаосом, царившим в порту. По его приказу корабли встали дугой и закрыли выход из гавани, а всем, кто пытался покинуть порт, было приказано вернуться обратно.

Корабль с королем Дало на борту осмелился проверить решимость Мата, и тот без колебаний приказал Тэке Кимо взять его на абордаж.

– Вы посмели атаковать королевский корабль? – кричали солдаты Гана, обращаясь к Кимо со смесью бравады и страха.

– Однажды я уже убил короля, – заявил Кимо, смеющееся, покрытое татуировками лицо которого наводило ужас на матросов Гана. – И с радостью отправлю вашего короля Дало на встречу с королем Хуно.

Матросы не стали сопротивляться, когда люди Кимо, размахивая оружием, поднялись на борт королевского корабля, привязали его цепью к своему судну и потащили обратно к Тоадзе.

Остальным судам пришлось последовать за ними.

Собравшиеся в порту солдаты Гана испуганно кричали, когда мимо проплывали пустые корабли, которые привезли войско Мата. Издалека доносился шум приближающейся имперской армии, а на востоке уже появились имперские воздушные корабли, сопровождавшие армаду, которая огибала Волчью Лапу и приближалась к Тоадзе. Только знакомство с воздушными бомбами Перинга, начиненными кусочками металла, заставляло воздушные корабли соблюдать осторожность: если бы они пролетели над гаванью Тоадзы и сбросили на них зажигательные бомбы, с повстанцами было бы покончено.

– Превосходная работа! – похвалил Мата Цзинду генерал Рома, в восторге от того, что он возглавил арьергард, а сейчас пришел на помощь главнокомандующему. – Теперь мы сможем увести свои войска и предоставить предателям Гана сражаться с Мараной в одиночку.

Мата покачал головой.

– Мы должны немедленно пойти в контратаку.

Рома был потрясен этим заявлением.

– Контратака невозможна, глупец! Сражение проиграно.

Мата Цзинду оставался непоколебим.

– Мы еще даже не вступили в бой.

Рома заглянул в глаза молодому Мата и вспомнил о жестоких расправах, по слухам, учиненных молодым воином в Диму, о безрассудстве и яростном темпераменте. Он жаждал крови – и ничего больше.

«Вот почему король Туфу и маршал Цзинду назначили главнокомандующим меня, а не его».

Рома расправил плечи и попытался говорить так, словно его власть безгранична:

– Я отдал приказ отступать. И твоя задача благополучно доставить нас на Большой остров.

Мата спокойно обнажил На-ароэнну и одним движением его обезглавил. Незачем терпеть командующего, который проявляет нерешительность и не может сражаться.

Все, кто стоял вокруг, онемели и застыли, не в силах отвести взгляды от могучего воина.

И пока вокруг стояла мертвая тишина, Мата приказал своим солдатам сжечь все плоты и корабли – в том числе и те, на которых они сюда прибыли. Через несколько минут запылала вся акватория порта.

– Все корабли сгорели, а вместе с ними припасы. Теперь мы не можем отступить. У вас осталась лишь та еда, что находится в желудках. Если захотите есть, то придется убить имперского солдата и забрать его паек.

Мата, сидевший на Рефироа, поднял свой меч высоко над головой, чтобы все увидели окровавленный клинок.

– Это На-ароэнна, Конец Сомнений. Я не уберу свой клинок в ножны до тех пор, пока исход сражения не станет очевидным. Сегодня мы либо одержим победу, либо погибнем.

Он развернулся в сторону имперской армии и с боевым кличем поскакал вперед, и Рато оказался одним из первых, кто побежал вслед за ним, поддерживая криком.

«Вся жизнь игра…» Разве не так сказал бы Тацзу, бог этого королевства?

За ними последовали еще несколько человек, постепенно тонкий ручеек превратился в поток, и две тысячи солдат, которых Мата привел с собой на Волчью Лапу, бросились навстречу куда более многочисленному имперскому войску.

Мата Цзинду смеялся вместе со своими людьми.

Шансов на победу практически не было, но что с того? Для хитроумной стратегии больше не осталось места. Каждый из них уже почти мертв, мыслей об отступлении или спасении ни у кого не возникало, терять было нечего.

Рато Миро бросился на имперского солдата, не делая попыток парировать его выпад или еще как-то себя защитить, и отрубил ему руку, в то время как другой клинок вошел в его плечо. Однако пребывая в ярости атаки, Рато ничего не почувствовал, снова поднял свой меч и поразил следующего вражеского солдата. Рато знал, что Даф посчитал бы его поведение глупым, но не сомневался, что брат гордился бы им.

«Я сражаюсь, как генерал Цзинду», – промелькнуло в голове, когда вспомнил, как Мата летал над стенами Дзуди и разил врагов до тех пор, пока не осталось ни одного воина Ксаны, кто осмелился бы вступить с ним в поединок. Теперь Рато знал, что чувствовал тогда генерал Цзинду, и это было великолепно.

Они вошли в ряды имперских солдат, как стрела, рассекающая плоть, и наконечником этой стрелы был Мата Цзинду.

Рефироа летел вперед, Мата размахивал На-ароэнной, и враги падали перед ним, точно сорняки от лезвия косы. Рефироа уклонялся от вражеских ударов, в то время как меч Мата, напротив, искал все новые жертвы, а Горемау крушил все, что вставало на пути. Рефироа, которым овладела ярость боя, рвал врагов зубами, сминал пехоту, и из пасти бежала кровавая пена. Вскоре и самого Мата с ног до головы покрывала запекшаяся кровь, так что периодически ему приходилось вытирать глаза, чтобы сохранить способность видеть.

Смерть, смерть, еще и еще!

Для имперских солдат воины Кокру казались несокрушимыми. Не обращая внимания на боль и даже не пытаясь защищаться, они вкладывали в каждый следующий удар всю свою силу. Никто не пытался уцелеть, у всех было одно желание – убивать. Как можно сражаться с таким противником? Разумным солдатам не устоять перед натиском безумцев.

Медленно, но верно, ход битвы изменился. Имперская армия остановилась, а затем начала отступать. Две тысячи воинов, ведомых Мата Цзинду, были теперь полностью окружены сорока тысячами имперских солдат, однако происходящее напоминало питона, который, проглотив ежа, не имел ни малейшего представления о том, что может умереть или сдаться. Имперские солдаты сначала отступили, сбив ряды, а потом и вовсе побежали от безумцев, которыми овладела жажда крови.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});