Королевские милости - Кен Лю

Пэн не зря считался столицей империи: густонаселенный, просторный (шестнадцать карет могли проехать по улицам бок о бок), великолепной архитектуры и с множеством разнообразных товаров на рынках, где можно было найти все, что душе угодно, – все это давало право так называться. Торговцы и авантюристы со всей империи делали огромные состояния у подножия императорского трона, и многие говорили, что лучше быть мышкой в Пэне, чем слоном в Экофи.

Среди сдавшихся императорских войск прошел слух, что им позволят разграбить Пэн, если они сложат оружие, – но при одном условии: они не должны убивать. Несколько самых дерзких солдат вышли на улицы, чтобы проверить истинность слуха. Люди Куни смотрели на них, но не вмешивались, и к полудню все казармы имперских войск опустели.

Солдатам дали полную свободу действий во всем городе. С горожанами Пэна обращались так, будто город был покорен, с той лишь разницей, что армия захватчиков состояла из солдат, поклявшихся его защищать. Имперские солдаты врывались в богатые особняки, которые во множестве украшали улицы Пэна, брали все, что им нравилось, и делали все, что хотелось, как с мужчинами, так и с женщинами, однако убивать не осмеливались. Впрочем, есть вещи, которые не многим лучше смерти.

В течение десяти дней улицы Пэна были подобны аду: целые семьи прятались в подвалах и содрогались, услышав крики тех, кому это не удалось. Безупречный город наполнился ужасом, людьми руководили алчность и страх.

Все это время армия Куни Гару оставалась во дворце, не участвуя в хаосе, воцарившемся на улицах, однако Кого Йелу взял несколько человек и отправился в Императорский архив, где хранилась перепись населения и сведения о налогах, а также другие документы, без которых невозможно управлять городом.

– Заприте двери и не позволяйте мародерам туда входить, – приказал Кого.

– Какое нам дело до старых свитков и бумаг? – удивился Дафиро и шепотом добавил: – Неужели именно здесь хранил император свои самые главные сокровища? Очень разумно спрятать их там, где никто не станет искать. Может… нам стоит заглянуть туда попозже?

Кого рассмеялся.

– Здесь мы не найдем ни золота, ни драгоценных камней.

– Значит, произведения искусства?

Дафиро был немного разочарован.

Нет, он знал, что произведения искусства могут быть ценными, но его не интересовали картины, если на них не были изображены обнаженные красивые леди.

– В некотором смысле политика – это высшая форма искусства, – назидательно ответил Кого. – Возможно, настанет день, и ты это поймешь.

Пока бывшие имперские солдаты неистовствовали на улицах Пэна, Куни постарался уйти от ужасов, которые он выпустил на свободу, и в одиночестве бродил по пустым коридорам дворца.

От его великолепия захватывало дух. Потолки в каждой комнате были не ниже пятидесяти футов. Стены украшали изощренный орнамент и золотая филигрань, а также бесценные картины и свитки с работами лучших каллиграфов, собранные со всех Шести королевств. На полу лежали шелковые и дамастовые подушки, набитые мягким пухом тысяч утят и тончайшей шерстью годовалых овец.

Куда бы ни падал взгляд Куни, всюду натыкался на изысканную мебель, игрушки и украшения: жемчужные и коралловые фрески из Гана, вырезанные из сандалового дерева орнаменты, привезенные из Римы, нефритовые статуэтки из Фачи, столы из панциря черепахи из Хаана, украшенные перьями гобелены из Аму, и золото, множество золота – в слитках, украшениях, монетах, – отнятого у погибших жителей Кокру. Все эти предметы рассказывали о могуществе, которым обладал император Мапидэрэ. Куни дотрагивался до удивительных предметов, и у него возникало ощущение, будто он прикасается к самой власти Мапидэрэ.

Он вспомнил, какие чувства его обуревали, когда, будучи мальчишкой, наблюдал за императорской процессией на дороге возле Дзуди: смесь благоговения и страха, трепет при таком проявлении силы, – и сейчас поражался, как все изменилось.

– Император, король, генерал, герцог, – шептал он себе, – это всего лишь ярлыки.

Однако такие ярлыки изменяли поведение человека. Куни уже считал себя герцогом Дзуди и теперь пытался привыкнуть к тому, что стал королем Гэфики. Возможно, привыкнет он и к другому ярлыку… к тому, что станет объектом благоговения и… возможно, ненависти и страха?

Животные в имперском зоопарке и аквариуме молили о пище, такие красивые и такие одинокие в своих клетках, всеми забытые, – теперь никому не было до них дела.

В одной из клеток красивый и гордый олень нетерпеливо расхаживал взад и вперед, однако на клетке, на самом видном месте, висела табличка с надписью, сообщавшая, что в клетке лошадь. Куни с недоумением посмотрел на гордое животное, которое не сводили с него взгляда:

«Кто мог привести сюда оленя? Неужели охота уже почти закончена?»

Куни направился к маленьким домикам в задней части дворца, где находились скрытые от всех женские покои. Здесь жили жены и любовницы императора Мапидэрэ и юного императора Ириши. Они были напуганы и не знали, что их ждет, но, увидев Куни, сразу накрасили лица, вышли к нему и встали каждая перед своим домиком – одетые лишь в обольстительные улыбки. Ласкающие взор и одновременно жалкие существа, они показались Куни похожими на животных из зоопарка.

Куни устал: казалось, на сражения и походы ушли годы. Если не считать Джиа, он никогда не искал компании женщин, однако сейчас близкое знакомство со смертью разбудило аппетиты и перед невероятным разнообразием палитры соблазнительной плоти не мог и не хотел себя сдерживать.

И разве он не заслужил награды? И немного отдыха?

– Храбрый мужчина умеет ценить красоту, – заметила одна из женщин.

Куни никогда не доводилось видеть таких красавиц, к тому же на ней было лишь ожерелье из акульих зубов, и это странное варварское украшение удивительно ей шло. К тому же ее улыбка притягивала – на мгновение ему показалось, что ее лицо исчезло и на его месте остался лишь череп, но стоило ему моргнуть, как видение исчезло.

Он провел в женских покоях эту ночь, а потом следующую… и не выходил оттуда в течение десяти дней.

Пока к нему не пришел Рин Кода.

Рин знал Куни еще до того, как тот стал герцогом Гару, даже до того, как начал работать тюремщиком, в те времена, когда никому и в голову не могло прийти, что лоботряс Куни сможет сделать хоть какую-то нормальную карьеру.

Такому другу дозволялось говорить все, что угодно, даже то, что герцог никогда не стал бы терпеть от других подчиненных.

– Пора остановиться, – сказал ему Рин.

Куни услышал его слова, но тут же выбросил их из головы, наслаждаясь массажем, который делали сразу две женщины, – сейчас ему больше всех нравились именно они. Одна из них родилась в Хаане, и ее темная кожа была гладкой, как полированное дерево, и теплой, словно камень, нагретый солнцем, а бедра оказались такими сильными и гибкими, что Куни все время хотелось их испытать. Ее глаза, в которых горела страсть, обещали невероятные удовольствия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});