Новые приключения Шерлока Холмса (сборник) - Майк Эшли

– Мне кажется, это замечательно, Холмс, – вставил я. – Ведь я и понятия не имел…

– Погодите, друг мой, – перебил он меня. – И вот молодой Эштон добирается до здешних краев, и вы передаете ему все сведения, которыми располагаете сами. Разумеется, не сообщая ему, что он – законный владелец коттеджа и что вы сами продали его и прикарманили деньги.

Одного взгляда на лицо адвоката оказалось довольно, чтобы я понял: это умозаключение моего друга также справедливо.

– Вы разработали план кампании. Племянник должен постараться посеять раздор между Смедхерстом и его невестой – конечно, самым деликатным и незаметным образом. Одновременно он будет приглядывать за действиями Смедхерста. Затем ваша веселая парочка устроила ряд явлений призраков. Когда вы не пришли ни к какому результату и все ваши дальнейшие поиски не помогли раскрыть тайну старого Кроули, вы прибегли к более сильным средствам. Лицо в окне, а совсем недавно – попытка убийства.

Старик заломил руки:

– Уверяю вас, мистер Холмс…

– Насчет этого вы сами разберетесь с полицией, – сухо заметил Холмс. – Утром, Ватсон, мы должны будем сразу же сообщить полицейским о трупе в каменоломне и о сопутствующих обстоятельствах. Кстати, уже почти рассвет.

– Да, Холмс, конечно, мы сообщим.

Я достал из кармана часы. Почти четыре. Меня вдруг охватила усталость, вполне понятная, если учесть события этой ночи.

– А пещера в карьере? – спросил я.

– С ней все совершенно ясно, Ватсон. Когда Эштон устраивал свой опасный маскарад, ему требовалось какое-то убежище и возможность исчезнуть подобно призраку. И он отыскал место возле коттеджа, которое великолепно подходило для его целей. Благополучно удрав и убедившись, что его не преследуют по пятам, он зажег свечу и почистил одежду, а возможно, и обувь, если она оказалась запачкана грязью.

– А как же костер, Холмс?

Он снова чуть улыбнулся:

– Да просто чтобы сжечь эту огромную карнавальную маску из папье-маше, Ватсон. Кусочек ярлыка не сгорел, на нем значилось “Кэрролл и К°”, и я сделал вывод, что маску приобрели у известной фирмы, которая располагается в Сохо и специализируется на таких штуках. Очевидно, Эштон закупил несколько.

– Но как бы он донес их до коттеджа, Холмс?

– Вероятно, в большом бумажном мешке. Никто бы не обратил внимания, разгуливай он с ним по городу при ясном свете дня. Другое дело – поздней ночью. Он не мог рисковать, в глухой час неся маску через весь город к себе домой: а вдруг его кто-нибудь увидит? А вдруг его остановит констебль и начнет расспрашивать? А значит – сжечь. Я прав, мистер Хардкасл?

– Вы сущий дьявол, мистер Холмс, – убитым голосом ответил тот. – Но вы все угадали верно, каждую мелочь.

Мы оставили поверженного Хардкасла, скорчившегося в кресле, и пешком направились к центру городка.

– Как вы вообще заподозрили Эштона? – поинтересовался я.

– По забавной случайности, Ватсон. Это мог быть кто угодно в Парвис-Магне. Но тут меня осенило. Эштон молод и представителен; он приехал из Австралии незадолго до того, как начали являться призраки; и он сблизился с невестой Смедхерста.

– Феноменально, Холмс.

– Вы делаете мне слишком много чести, дорогой друг.

– Любопытно, в чем же секрет коттеджа? – проговорил я.

Он пожал плечами:

– Время покажет. Может быть, здесь вполне очевидный случай.

7

Так оно и оказалось. Как-то раз, по прошествии нескольких недель, я спустился к завтраку и обнаружил, что Холмс от души улыбается. Он протянул мне чек, и мои глаза расширились, когда я увидел сумму над подписью Смедхерста.

– Нашему художнику наконец-то повезло, Ватсон. Его письмо переполнено всевозможными новостями. Он сбрил бороду и воссоединился с невестой.

– Замечательно, Холмс.

– Это еще не все. Взгляните-ка на эти две газетные вырезки.

В первой сообщалось об уголовном процессе по делу Хардкасла (мы с Холмсом там присутствовали) и об исключении его из списка стряпчих. Слушания же по делу Эштона, куда нас также вызывали, из-за участия Хардкасла и в этом процессе проводились in camera [52] ; их отложили sine die [53] . Вот почему ни в дорсетских, ни в центральных газетах не появилось отчетов об этих слушаниях. Но в ходе процесса высокопоставленный сотрудник полиции сообщил Холмсу, что в доме Эштона обнаружили охотничью винтовку с одной стреляной гильзой, а также несколько карнавальных масок.

Вторая вырезка оказалась еще более сенсационной, чем первая. В ней излагалась необычайная история о том, как художник нашел под дубовым полом своей студии несколько жестянок с золотыми гинеями на общую сумму в двадцать тысяч фунтов. Как я и ожидал, о Холмсе не упоминалось ни словом. В конце заметки просто сообщалось, что открытие сделал плотник, выполнявший какую-то работу для Смедхерста.

– А вот это – для вас, Ватсон.

Холмс протянул мне маленький конверт из толстой желто-коричневой бумаги, также присланный Смедхерстом. Внутри содержалось приглашение на его свадьбу, которая должна была состояться через месяц. Я поднял глаза на такое же приглашение, отправленное Холмсу: он положил его на камин.

– Вы присоединитесь ко мне, Холмс?

Мой друг загадочно улыбнулся:

– Полагаю, что нет, Ватсон. Брак – дело очень ненадежное и рискованное. Но вы можете передать жениху и невесте мои наилучшие пожелания и, если захотите, какой-нибудь подходящий подарок из ювелирного магазина Джеррарда.

И он потянулся за скрипкой.

К 1895 году относятся также дела “Одинокая велосипедистка”, “Черный Питер” и “Чертежи Брюса-Партингтона”, записанные Ватсоном, а кроме того, ряд не зафиксированных им дел, среди которых – история Уилсона, известного тренера канареек, и расследование внезапной смерти кардинала Тоски [54] . Воссоздать эпизод со знаменитым наставником канареек пытались неоднократно, но результаты всех этих попыток вызывают у меня большие сомнения. А поскольку кардинала Тоски вообще никогда не существовало, я до сих пор не сумел определить, какое же расследование имел в виду Ватсон.

1896-й – год во многом загадочный. До осени почти нет записанных дел. Ведутся споры, к какому году следует отнести “Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс” – к 1895, 1896 или 1897-му, ясно лишь, что к одному из них. Я предпочитаю 1896-й – хотя бы потому, что, как я подозреваю, Ватсон в свое время намекнул нам на то, где находился Холмс в этом году. Вначале Холмс не имел возможности взяться за раскрытие тайны леди Карфэкс, так как участвовал в расследовании дела старого Абрамса, жизни которого грозила опасность. Холмс – вероятно, не без насмешливого восторга, – полагал, что ему не следует покидать страну, ибо он нужен Скотленд-Ярду. Возможно, это весьма лукавое замечание, но вполне вероятно, что в это самое время Холмс участвовал в масштабном расследовании, проводившемся Скотленд-Ярдом, и в связи с этим даже выезжал за границу. Впрочем, полицейские архивы об этом молчат, и год 1896-й остается для нас загадкой. В начале “Истории жилички под вуалью”, несомненно, содержится еще одно указание: дело происходит в конце 1896 года, и Ватсон упоминает о попытках неких высоких кругов получить доступ к его бумагам. Он дает понять, что если так будет продолжаться и дальше, то ему придется обнародовать “сведения о некоем политике, маяке и дрессированном баклане” [55] . Невзирая на игривые поползновения некоторых авторов, подробности этой истории остаются тайной.

Однако к концу 1896 года Холмс снова на виду. В придачу к “Истории жилички под вуалью” Ватсон записывает дело под названием “Вампир в Суссексе”. Мои изыскания позволили выявить еще три дела.

“Недуг правителя”, возможно, указывает на то, что недавние расследования Холмса привели к чрезвычайному напряжению его дедуктивных способностей. Г. Р. Ф. Китинг, прославленный автор детективных рассказов, наверняка с немалым удовольствием воскрешал эти события.

В “Отвратительной истории о красной пиявке” описан, по всей видимости, уже второй эпизод, носящий такое название, поскольку замечание, несколько ранее сделанное Ватсоном [56] , позволяет отнести это дело к 1894 году (что подтверждает и рассказ “Инерционный корректор”). Компьютерное мастерство Дэвида Лэнгфорда дало ему возможность отыскать в Интернете факты о некоторых подробностях этого дела, которое он теперь сумел полностью реконструировать. Роджер Джонсон, еще один могучий шерлоковед, долгое время расследовал дело Генри Стонтона [57] и наконец сумел изложить его в своем “Кубке Грейса”.

Г. Р. Ф. Китинг Недуг правителя

Однажды в начале осени 1896 года, возвращаясь от своего хартфордширского пациента, сойдя с поезда и оказавшись в окрестностях Бейкер-стрит, я решил заглянуть к Шерлоку Холмсу, поскольку не видел его уже несколько недель. Увы, я обнаружил его в печальном состоянии. Хотя день склонялся к вечеру, он еще валялся в халате на диване нашей старой гостиной, рядом на полу лежала его скрипка, а в воздухе стояла едкая вонь табачного дыма от трубки, которую он небрежно бросил на подлокотнике дивана. Я тут же взглянул на каминную полку, где обычно хранился аккуратный сафьяновый несессер с его шприцем [58] . Ощутив желание рассмотреть знакомый патриотический вензель “V. R.” [59] , выведенный на стене при помощи револьверных пуль, я подошел ближе и увидел под несессером почтовый конверт. Судя по штемпелю, письмо отправили всего два дня назад.