Олимпио, или Жизнь Виктора Гюго - Андрэ Моруа

Однако "Виктор Гюго как будто не мог освободиться от наваждения призраков". Он любит братьев Вакери, ставших близкими ему, а они обожают Гюго. Шарль и Огюст Вакери родились один - в Нанте в 1816 году, другой - в Вилькье в 1819 году. То была старая семья лоцманов и рыбаков с Сены. Их отец - Шарль-Исидор Вакери, став судовладельцем в Гавре, нажил состояние и построил для своей семьи в Вилькье на берегу реки большой белый дом. Наследовать отцу должен был старший сын - Шарль; младший, Огюст, за время пребывания в Руанском коллеже жадно читал сочинения Эсхила, Шекспира, Гюго, а в школьных занятиях добился таких успехов, что был приглашен директором парижского лицея Карла Великого пройти там курс бесплатно, ведь таким учеником можно было щегольнуть на любых экзаменах; лицеист Вакери, восторженный юноша, неистовый романтик, должен был со своими товарищами поставить в 1836 году спектакль в лицее. Они избрали для этого "Эрнани" и направились к автору испросить его разрешение. Гюго не только дал согласие, но и сам присутствовал на представлении.

Некоторое время спустя, когда происходил судебный процесс по поводу "Марион Делорм", Гюго увидел в зале суда молодого Вакери. "И торжествующий поэт заметил вдруг меня, и я руки его коснулся, как десницы короля..." Вслед за тем молодой нормандец и его друг Поль Мерис стали своими людьми в доме Гюго на Королевской площади. Им было поручено формировать батальоны для сражения за успех "Рюи Блаза". Когда молодой Огюст заболел, Адель Гюго ухаживала за ним, и юноша сохранил упоительное воспоминание об очаровательной женщине, склонявшейся у его изголовья. В 1838 году, в то время как Виктор Гюго путешествовал по Рейну, Адель с детьми была приглашена в Гавр, к старшей сестре Огюста, супруге Никола Лефевра, основателя Нуво-Гранвиль. Четыре отпрыска Гюго никогда не видели моря. Из Гавра вся семья направилась в Вилькье. Там они прожили до начала октября.

Огюст Вакери - госпоже Гюго, 9 октября 1838 года:

"Дорогая госпожа Гюго, с тех пор как вы уехали, дом опустел и стал ужасно унылым. Мы скучаем без вас и без ваших милых детей. Теперь у нас тишина, такая печальная по сравнению с былым оживлением! Хочется поскорее написать вам. После вашего отъезда потянулись долгие и тоскливые дни. Ведь мой брат и в особенности я все время были с вами, и так приятно было жить в вашем обществе; мы без вас скучаем, и никто не сможет вас заменить".

Детям Гюго эти каникулы очень понравились. В следующем году они уговорили отца поехать в Гавр и Вилькье, откуда Олимпио направился в Страсбург, а его жена и дети остались у Вакери на все лето. Леопольдине исполнилось пятнадцать лет. Шарлю Вакери двадцать два. Он был убежден, что судьба готовит ему блестящую будущность. "Его отец нажил состояние на каботажном и дальнем плавании своих судов", но, несмотря на большой достаток, "семья вела скромный образ жизни, за что ее очень уважали". Шарль I Вакери, больной и уже пожилой человек, собирался уйти на покой; Шарлю II, который должен был стать его преемником, Леопольдина Гюго, простая, серьезная и умная девушка, казалась идеальной женой, и вот возникли планы соединить их узами брака, - намерение это госпожа Гюго одобрила.

Огюст Вакери - госпоже Гюго, четверг 17 октября 1839 года:

"Наш дом опустел и оплакивает вас. Мы постоянно чувствуем, что в нем отсутствуют члены вашей семьи... Семье, с которой, по воле господней, нас связывают узы кровного родства, люди всегда предпочитают ту семью, которую они сами себе выбирают, - ту, которую избрало сердце. Вам уже давно известно, как я привязан к вам! Я только теперь понял, насколько ваша дружба мне необходима и насколько мне необходимо бывать в вашем доме. Несмотря на то, что нас разделяет расстояние в шестьдесят лье, я душою всегда с вами и постоянно думаю о вас".

Три смерти, последовавшие одна за другой, опечалили дружную семью Вакери. В 1839 и 1840 годах госпожа Лефевр-Вакери лишилась двух сыновей, Шарля и Поля, а два года спустя умер ее муж. Здоровье ее отца, Шарля Вакери, резко ухудшилось. В этой мрачной обстановке молодые жених и невеста не осмеливались говорить о свадьбе. Тем не менее Виктор Гюго благословил их союз. "Поэты не могут давать своим дочерям богатое приданое, они должны одарить их более ценными сокровищами: тонкостью ума, добротой сердца и грациозностью". Наконец, 15 февраля 1843 года, в узком семейном кругу состоялось бракосочетание; о нем не известили даже друзей Гюго. Жюльетта из приличия не решилась присутствовать на церемонии, она не пошла и в церковь, но попросила Леопольдину оставить ей на память "какую-нибудь девичью безделушку, которая теперь не нужна невесте, раз она становится замужней дамой". Этот подарок она сочла бы символом того, что и впредь не порвется тесный союз двух существ, больше всех любивших Гюго, его дочери и его возлюбленной. Отец передал дочери эту трогательную просьбу. Леопольдине уже давно была известна сложность отношений в их семье, и она исполнила просьбу Жюльетты, подарив ей не безделушку, а нечто лучшее - свой молитвенник. Виктор Гюго сочинил в самой церкви короткое стихотворение для юной невесты:

Кем так любима ты, люби того. Прости!

Как ты была для нас, будь для него отрадой!

Тебе одну семью сменить другою надо;

Оставив нам тоску, все счастье унести.

Удерживают здесь, там ждут тебя согласно.

Жена и дочь, свой долг двойной ты исполняй.

Нам - сожаление, надежду им подай.

Уйди, пролив слезу! Войди с улыбкой ясной!

[Виктор Гюго. 15 февраля 1843 года ("Созерцание")]

Поэт грустил, расставаясь со своей старшей дочерью, своей любимицей, ставшей для него настоящим другом и столь разумной уже в молодые годы. "Не волнуйся за свою Дидину, - писала ему. Жюльетта, - она будет счастливейшей из женщин". Так оно и должно было быть, но тем не менее Гюго страдал и чего-то боялся. Леопольдина должна была жить в Гавре, а в то время путешествие от Парижа до Гавра - в дилижансе или пароходе - занимало два дня.

Приходили письма, дышавшие счастьем.

Леопольдина Вакери - госпоже Гюго:

"Вот уже месяц, как я живу здесь, и мне так хорошо; вокруг меня милые, ласковые люди, у меня есть все, что дает счастье, но иногда само это счастье внушает мне страх. Мне представляется, что такое блаженство не может длиться долго, затем, поразмыслив, я начинаю понимать, что мне чего-то недостает: нет возле меня моей дорогой мамы..."

Жюльетта Друэ - Виктору Гюго:

"Надеюсь, мой ангел, что теперь ты успокоился и счастье обожаемой дочери отныне уже не будет вызывать у тебя волнений и слез".

Репетиции драмы "Бургграфы" отвлекли Гюго от странных предчувствий. Он возлагал большие надежды на эту пьесу и стремился придать ей эпическое величие. Во время путешествия по Рейну, когда он бродил дни и ночи, осматривая развалины древних замков, поросшие терновником и деревьями, его воображению представлялись картины титанической борьбы бургграфов против императора, "этих грозных рейнских баронов, гнездившихся в своих замках, властителей, которым служили на коленях их подданные... хищников с повадками орла и совы"; на основе этих мотивов он и хотел написать драму. Впоследствии к сюжету бургграфов присоединился другой, непрерывно занимавший мысли Гюго, а именно - вражда братьев. Известно, что он начал писать драму в стихах "Близнецы", героя которой держат в заключении под именем Железной Маски, - он принесен в жертву ради того, чтобы его брат Людовик XIV безраздельно царствовал на троне. Гюго оставил этот замысел незавершенным, но все же в "Бургграфах" Фоско (бургграф Иов) избавляется от своего брата Донато (будущего императора Фридриха Барбароссы), потому что они любят одну и ту же девушку - Джиневру. Бургграфа Иова гложут угрызения совести, потому что он когда-то швырнул в заброшенный склеп тело смертельно раненного Донато, и он ходит туда каждую ночь. Так Гюго от драмы к драме возвращается к своей неотступной мысли о заживо погребенном брате.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});