«На суше и на море». Выпуск 2 - Альманах

Остается еще испробовать таджикский способ переправы вброд. Юрий и Сергей, натянувший на ободранную спину свитер, лицом к лицу, положив один другому руки на плечи, боком входят в воду. Каждый из них похож на борца, готовящегося повалить партнера, хотя упасть можно тотчас же, отпусти лишь руки. Метр веревки, второй, третий… Для гарантии мы накинули ее в несколько колец на камень, как это делают на пристанях. Наконец веревка натянута над потоком, и, держась за нее, переходят остальные.

Маразм, внимательно наблюдавший всю операцию, скуля, просится к нам на руки, но с воспитательной целью решено пса не переправлять: пусть плывет, а мы согласны поддержать его на веревке.

Но Маразм не склонен рисковать собой. Он нюхает воду и поднимает на нас глаза, полные печали.

— Он еще молод, — сострадательно говорит Нина.

— Он может быть молодым, но он должен быть псом, — замечает Сергей.

На островке мы вынуждены стоять тесно, как в переполненном троллейбусе. Через второе русло до противоположного берега при желании можно доплюнуть, но перепрыгнуть без разбега нельзя. Один человек на таком островке почувствовал бы себя несчастнейшим из робинзонов: без Пятницы, без вкусных кроликов и, разумеется, без надежды увидеть когда-либо спасительный парус и поведать затем миру о своих злоключениях.

Маразм с берега надрывает скулежом Нинино сердце.

— Маразмик, прости, — извиняется Нина. — Ты слишком любил сахар и мясные консервы и не носил рюкзак.

Осознав непреклонную действительность, Маразм бросается в нашу сторону со злобным лаем и тотчас трусит вверх вдоль Ханаки догонять вчерашних топографов.

С островка через второе русло нам удается набросить петлю на береговой камень.

Меня постигла неудача: утонул ледоруб. Это тем более неприятно, что случилось в тот момент, когда посреди потока я горделиво огляделся по сторонам и даже в порыве бурного самоуважения сплюнул в воду. И без того на пятерых было всего три ледоруба, теперь их осталось два.

— Бывает, — добродушно утешает Юрий, заметив мой убитый вид. — В походе прощается все, кроме аморальных поступков.

Сергей смотрит так, что поневоле хочется извиниться. У него светло-серые глаза с колючими точечными зрачками.

— Горы требуют к себе вдумчивого отношения, — говорит он.

Горы… Они наклоняются к нам снежными вершинами, приглядываются и точно спрашивают:

— Ну как вам показалась первая наша встреча?

ПЕРЕВАЛ ХАНАКА

Отсюда, с развилки рек, в горы ведут два пути — вверх по Ханаке и вверх по Ходжа-Мафрачу.

— На перевале Ханака нам делать нечего, — хмуро заключает Сергей. — Там сейчас топографы.

Еще на первом ночлеге была коллективно придумана песня, с которой мы рассчитывали гордо ступить на перевал:

Мы пройдем маршрут, и короткий след пунктираОстанется на карте на века.Осторожней, друг, труден путь в горах Памира,В таинственных верховьях Ханака.Пролетят года, станет путь на перевалеДоступным для любого ишака.Все в порядке, друг, мы недаром побывалиВ таинственных верховьях Ханака.

Сейчас эти достойные слова воспринимаются нами как сплошная издевка.

Мы решаем пройтись на перевал без рюкзаков и сегодня же возвратиться обратно. Просто прогулочка. Визит вежливости.

Идти налегке — одно удовольствие. Можно думать еще о чем-либо, кроме собственной спины.

Вершины гор выдвинуты одна из-за другой, точно карты в колоде. Сползающие с них снежные языки, как змеиные, раздваиваются серебряными ручьями. Река вскипает между камней.

С торчащей плоской скалы вода свешивается сплошным пологом в стремительных узорах пены. Радужная арка из брызг, соединяющая здесь оба берега, оформляет этот эффектный спектакль, названный Липским «водопадом Ирины».

Поддавшись общему лирическому настроению, Саше хочется назвать водопад как-нибудь иначе. Среди его знакомых, видите ли, нет ни одной Ирины. Но, перебрав несколько тоже очень милых имен, он так и не может решить, на каком остановиться, и авторитет Липского в данном вопросе остался непоколебленным.

Зато он пошатнулся в другом, более существенном.

Липский правильно определил направление перевала, но считал, что он ведет через Гиссарский хребет непосредственно к озеру Искандеркуль. И на своей карте он заставил хребет проделать неожиданный зигзаг для подтверждения этой гипотезы.

Но природе нет дела до наших гипотез. Она безразлична к ним, как портновский манекен к платьям, которые на нем примеривают. Пока платье кроится, можно считать его верхом совершенства. На манекене оно обнаруживает скрытые изъяны. В философии это называется, кажется, объективным фактом.

Перевал действительно располагается к западу, а не прямо по долине Ханаки, но Гиссарский хребет и озеро Искандеркуль здесь ни при чем. Сверившись с компасом, мы могли убедиться, что озеро лежит далеко в стороне, а открывшийся нам с перевала мрачного вида кряж впереди — это и есть сам хребет. Перевал ведет лишь через один из его отрогов. Следовательно, внизу река Пайрон, никакого отношения к Искандеркулю не имеющая, и единственный путь к озеру — по реке Ходжа-Мафрач, если в ее верховьях отыщется перевал.

Все это приятно щекочет наше исследовательское самолюбие.

— Смотрите, — закричала вдруг Нина, в нетерпении поднимаясь на носках и размахивая руками, — наши топографы!..

Они далеко внизу, по другую сторону перевала, и, разумеется, на их карте уже отмечен тот объективный факт, что Гиссарский хребет никуда не сворачивает, даже в угоду почтеннейшим из своих исследователей.

Мы почувствовали себя обворованными. Открытие буквально «увели» из-под носа.

— Пора возвращаться, — предложил Сергей и первым повернул обратно.

Вниз, вниз, вдоль Ханаки, до слияния ее с Ходжа-Мафрачем… Длинен обратный путь.

РЕКА ХОДЖА-МАФРАЧ

Вверх по Ходжа-Мафрачу ни тропы, ни людей. Природа и мы — нос к носу. Это тягостно. В конечном счете мы, как и все люди, привыкли жить среди небольших, удобных в обращении вещей. Горы — это как-то громоздко. Гнетущее ощущение одиночества, заброшенности на миллион лет и километров от уютного уклада жизни усиливается тем, что вслед за нами в ущелье вползают тучи. Мы движемся — движутся и они. Это напоминает преследование, причем мы в худшем положении. Тучи, хоть и вровень с нами, движутся все-таки по воздуху, тогда как нам приходится карабкаться по скалам, зачастую на четвереньках. Тучи движутся безостановочно, а мы вынуждены время от времени отдыхать. Мы давно бы остановились переждать непогоду, если бы нашли относительно ровное местечко для палатки.