Замок Саттон - Дина Лампитт

После ухода Розы доктор Захарий долго сидел молча в постепенно надвигающихся сумерках. Тишину нарушала только Сапфира, которая вошла в комнату и теперь тихо играла с сухими травами, пестиком и ступкой.

— Мир жесток, дочь моя, — вымолвил он наконец.

Трехлетнее существо, не глядя на него, ответило:

— И тем не менее не лишен красоты. Люди не только убивают, но слагают мадригалы.

И, как часто случалось, когда его удивительный ребенок начинал говорить, Захарий вздрогнул.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Когда Фрэнсис ступил на борт барки, которая должна была доставить его вверх по реке в лондонский Тауэр, он отметил, как преобразилась Темза. Река служила главным водным путем и знати, и простому люду, но в обычные дни на ней больше всего было купцов, путешественников и рыбаков; сегодня же своим великолепием и толпами празднично одетого народа она напоминала картину с изображением Венеции — Большой канал во время карнавала.

Впереди, натягивая цепи, как нетерпеливый щенок натягивает поводок, на якоре стояла барка королевы. Герб Екатерины Арагонской, когда-то украшавший барку, был закрашен, и на его месте с недавних пор красовалась эмблема семьи Болейн. За королевской баркой, ожидая выхода Анны Болейн из Гринвичского дворца, стоял наготове эскорт судов, составляющий часть плавучей свиты, которой предстояло сопровождать Анну на коронацию. Над каждым судном развевался флаг с эмблемой владельца. Всякий придворный в искусном убранстве судна пытался перещеголять и затмить соседа: барки были украшены флагами, цветами и колокольчиками, пестрели яркие одежды музыкантов. Каждая группа музыкантов исполняла свою мелодию, но все вместе они производили ужасный шум. Этот шум смешивался с непрерывной пальбой оружейных салютов, звоном колокольчиков, который раздавался всякий раз, когда волна поднимала корабль, криками придворных, с соседних барок переговаривающихся между собой. Только толпа безмолвствовала.

Фрэнсис стоял, облокотившись на перила барки, предназначенной для тех, кого накануне коронации предстояло посвятить в рыцари Ордена Бани. Молчание толпы действовало ему на нервы. С той стороны, где позади официальной процессии расположилась огромная флотилия — Фрэнсис мысленно подсчитал, что там, должно быть, собралось не менее двухсот различных судов, — не доносилось ни звука, только плач младенцев да возгласы детей. Жители Лондона пришли посмотреть на женщину, незаконно захватившую трон Екатерины, и вовсе не для того, чтобы приветствовать ее. Глядя на эти суда, до отказа наполненные угрюмой толпой зевак, невозможно было избавиться от чувства тревоги. Фрэнсис подумал, что даже люди, собравшиеся поглазеть на казнь, имеют более оживленный вид.

Но враждебность толпы не могла нарушить очарования искрящейся воды, чистого неба и яркого солнца. Как обычно, Анне удивительным образом удалось выбрать для этого яркого зрелища самый прекрасный день в году. Сейчас Фрэнсис нисколько не жалел о том, что так много задолжал портному Бриджесу — хотя шансов, что он сможет уплатить долг не было, разве только фортуна сказочно улыбнется ему в карточной игре. Ему не думалось о долгах — так хорошо было стоять на освещенной солнцем палубе и знать, что солнечные лучи отсвечивают на твоих волосах и новом серебристом камзоле, усиливая блеск драгоценных камней, которыми украшена ткань, нечаянно поймать на себе стыдливый взгляд девушки, недавно появившейся при дворе, и, подмигнув ей, заставить ее отвернуться, продолжать смотреть на нее и улыбнуться, когда она украдкой поглядит вновь. В этом и состояла жизнь, и Фрэнсис был счастлив, вдыхая удивительную речную свежесть, прихлебывая вино из бокала, который ему передали, и чувствуя, как солнце пригревает спину. Как бы хотелось, чтобы эта радость длилась вечно и чтобы она согревала его, когда он состарится, высохнет и будет способен только на то, чтобы мусолить пищу беззубым ртом.

Мощный пушечный залп вернул его к реальности, и он повернулся к толпе, собравшейся около дворца. Приглядевшись, он заметил какое-то движение. Анна Болейн готовилась осуществить один из своих тщательно продуманных выходов.

Для такого случая она выбрала одежду из золотой парчи, распустила свои черные, длинные, прямые волосы и украсила их ниспадающим каскадом драгоценных камней — одна из старых уловок Анны, делающих ее неотразимой. Она медленно двигалась в сторону барки. Шлейф ее платья несли четыре дамы ее свиты, в числе которых была Роза Вестон. В это утро Фрэнсис мельком видел жену, когда они торопливо собирались в своих апартаментах, стремясь побыстрее одеться и разойтись по делам. Они поздоровались, чмокнув друг друга в щеку, на бегу обменявшись беглыми фразами. Но сейчас, любуясь ее волосами, которые рыжим облаком парили вокруг ее взволнованного личика, Фрэнсис подумал, что, освещенная солнцем, жена его выглядит красавицей. Было грустно, что у них опять ничего не вышло с ребенком, что она потеряла его в том мрачном месте, где когда-то в детстве он испытал ужасный страх. Больше всего на свете он хотел, чтобы она опять забеременела и посеянное им зерно было бы благополучно выношено ею. Но, глядя на Розу, церемонно ступающую за Анной на королевскую барку, он не заметил ничего, что говорило бы о приближении желанного события: Роза выглядела еще более худой, чем обычно. Королева, напротив, имела цветущий вид; принц Уэльский обосновался прочно и уже пять месяцев рос в утробе. Только свободно ниспадающие складки золотой парчи скрывали от мира тот вопиющий факт, что новая супруга короля отправляется на коронацию, находясь в «интересном положении».

Пока на королевской барке поднимали якоря, протрубили фанфары, и по этому сигналу гребцы всей небольшой флотилии взяли в руки весла, приготовившись везти своих пассажиров к Тауэру, где Анне предстояло провести ночь и следующий день.

Музыканты с барки рыцарей Ордена Бани заиграли веселую жигу, и берега Гринвича стали удаляться по мере того, как судно приближалось к середине реки. Держа в руке бокал с вином, который ему передал сын лорда Монтегла, Уильям, и глядя через плечо, Фрэнсис наблюдал, как его отец и его выглядевшая очень мрачной мать вместе с двумя дочерьми, зятьями, шутом и музыкантами отплыли на личной барке сэра Ричарда, превращенной усилиями Уолтера Денниса в цветочную беседку. Он окликнул их, приветственно подняв бокал, в ответ они замахали руками и закричали слова напутствия. Дальше он увидел суда, принадлежавшие герцогу Суффолкскому и графу Уилтширскому, отцу Анны Болейн. Присутствовали все, кто был способен носить оружие, кроме герцога Норфолкского, у которого в такой важный момент внезапно нашлись срочные дела за границей. Но какое это имело значение? Двор тронулся в путь, и церемония коронации началась.