Сталин против Зиновьева - Сергей Сергеевич Войтиков

собрании актива Бауманской районной организации ВКП(б) В.В. Куйбышев с возмущением поведал в докладе: «Когда была раскрыта нелегальная типография, когда было доказано, что оппозиция конспиративно от партии вместе с буржуазными интеллигентами организовала нелегальную подпольную типографию, то видные члены оппозиции Преображенский, Серебряков и Шаров обратились в ЦК с письмом, в котором они заявляли, что берут [на себя] ответственность за эту типографию, и настолько издевательски относились к ЦК, что внесли предложение о том, чтобы им была возвращена типография обратно и чтобы им было разрешено печатать свои оппозиционные документы в типографии, которую они сами укажут»[1153].

26 октября 1927 г. в делопроизводстве Сокольнического райкома ВКП(Б) г. Москвы появилось и «Сообщение т. Колковского» – о нелегальной организации оппозиционеров:

«По вчерашней записке, которую я получил от т. Школьникова и в которой он говорил о том, что на вчера было назначено собрание “актива” нашего района, куда он был приглашен т. Шумовым, работающим в Сок[ольническом] [рай] совете, я могу сказать следующее:

Шумовым он был извещен о том, что прежде чем явиться на квартиру, где будет [проходить] собрание, они все будут собираться на Варварской пл. у остановки трамвая. Когда Школьников туда приехал, то ему ребята, в т. ч. и Шумов, сообщили, что квартира, где они должны были собраться, в Козьмо-Демьяновском переулке, провалена, так как кто-то из ГПУ (очевидно, из служивших в ГПУ оппозиционеров) сообщил о том, что квартира провалена и надо собраться в другом месте. Тогда всех, которые собрались на Варварской пл., направили на другую квартиру, находящуюся в Б. Спасском переулке. Относительно номера дома и квартиры ему неудобно было интересоваться, так как он был окружен товарищами, но номер телефона, находящегося в квартире, он успел заметить. Этот номер телефона, находящегося на квартире, он успел заметить. Этот номер телефона 4—30–15.

Квартира была хорошо обставлена. Там имелись рояль, люстра и т. д. Всего их было 50 человек, причем из тех, кого Школьников знает, присутствовали с завода СВАРЗ Шапкин, Егоров, Филиппов и еще один, которого он не знает по фамилии. С Геофизики присутствовали товарищи, которых он не знает, с Кожзавода-школы присутствовало 3 товарищей – молодые, один из них в прошлом году учился со Школьниковым на редакторских курсах при РК. Дальше – присутствовали трое товарищей из Русаковского трампарка, затем из Госбанка и железнодорожники. Так как он железнодорожников вообще не знает, а также не знает и фамилии остальных, то он мне не мог сообщить персонально, кто присутствовал на этом собрании.

Когда они собрались, то из этих 50 человек присутствовало только три женщины и, видимо, одна новая, которую можно было считать не из актива, так как хозяйка квартиры, когда вышла, обратилась к присутствующим и, намекая на одну из трех женщин, говорила, что “среди нас есть некоторые товарищи из «правоверных»” (очевидно, намекает на товарища – за линию ЦК).

Тут был разговор о том, что должен приехать Гриша (то есть Зиновьев), но вместо Зиновьева явился Евдокимов. Чувствовалось, что Евдокимов спешил. Его сопровождал некий товарищ, которого называли районным организатором (то есть, вернее, секретарь подпольного РК). Фамилию этого товарища Школьникову не удалось узнать, но он только указал, что этот товарищ латыш.

Собрания никто не открывал, председателя не выбирали – в общем, чувствовалось, что дело имеют с уже квалифицированным активом. Евдокимов тут же приступил [к делу] и сказал: “Товарищи, ставьте вопросы”. Ему был задан тут целый ряд вопросов – например: “Как смотреть сейчас на исключение Зиновьева и Троцкого, что нужно делать?”, “Объясните мотивы голосования против Манифеста на сессии”.

Евдокимов стал тут же отвечать на вопросы. По поводу голосования против Манифеста он дал следующие ответы: что они голосовали против потому, что если этот 7‐часовой рабочий день нужен, то он должен был быть обсужден в низах, то есть рабочие должны были вести обсуждение этого вопроса, а не сразу Политбюро и т. д. Дальше он ответил в отношении крестьянства, что если освободить от налога, то нужно было посмотреть – кого, как и почему.

В общем, дело сводилось к тому, что чувствовалось вроде обиды на то, почему их не спрашивали.

По поводу исключения Троцкого и Зиновьева он ответил, что это есть преднамеренный трюк со стороны большинства ЦК. Тут же предложил перейти к основному вопросу – о платформе. Он спросил, все ли читали, все ли прорабатывали платформу. Ему ответили, что читать не нужно. Тогда Евдокимов дал организационные указания, то есть сказал, что нужно во что бы то ни стало собрать соответствующее количество голосов, подписей под платформой и немедленно всем присутствующим нужно на своих предприятиях приступить к этой работе. Тут же были розданы всем присутствующим листовки ко всем членам партии, подписанные тт. Троцким, Зиновьевым, Евдокимовым, Смилгой. Этих листовок Школьников, который сообщил об этом, получил 11 штук[1154]. Также были розданы листовки по поводу исключения из ЦК Зиновьева и Троцкого. Такую листовку Школьников получил в 1 экз., так как, очевидно, не успели приготовить больше.

После этого Евдокимов объяснил, что он спешит. На самом деле его ждал на углу такси и, как Евдокимов объяснил, он спешил к поезду в Ленинград.

Школьников мне также сообщил, что в разговоре с Шумовым на собрании последний ему сообщил, что “среди нас присутствует сам председатель месткома Сок[ольнического] совета”. Секретарь ячейки Сок[ольнического] совета, как Шумов ему объяснил, тоже в курсе всей их работы. Он читает литературу и т. д., но у них на собрании не мог присутствовать, ибо “так нужно”.

Шумов ему сообщил, что в четверг они опять соберутся (очевидно, будут новые директивы) и Школьников получит об этом извещение – завтра, в четверг, после обеденного перерыва»[1155].

Как видим, агенты оппозиционеров проникли в самое сердце органов государственной безопасности, что автоматически ставило вопрос о необходимости проведения тщательной партийной чистки в ОГПУ и в руководстве одного из столичных районов, на что не могли не обратить внимание не только чекисты, но и партийные деятели.

27 октября 1927 г. коллекцию материалов об оппозиционном подполье пополнил новый документ – протокол опроса преданного генеральной линии партии большевика под заголовком «Сообщение т. Обухова»:

«На собрании я был вчера. Раз меня пригласили – думаю, пойду! Я сообщил об этом нашему члену партии, говорю – дай человека, чтобы проследил, куда я пойду, и сейчас же [их] накроют. Этот парень следил, но потерял нас. Парень, который меня вел, был хитрый. Мы проходили по паролю. Пароля я не знаю, потому что сначала прошел он, а потом мы оба вошли. Приходим мы на Ново-Басманную, д. № 10, кв. 28.

ГИБЕР: Это Железнодорожный дом коммуны?

ОБУХОВ: Да. Приходим, там сидит Троцкий (здесь и далее в документе – подчеркнуто красным карандашом. – С.В.). Вокруг расселись товарищи – кто на полу (старые большевики сохранили данную привычку со времен сидения в царских тюрьмах. – С.В.), кто где. Их