Жизнь в зеленом цвете - 7 - MarInk

Может, Блэк поставил вопрос ребром: «Или мы, или он!». Люпин или отмолчался, или поддержал своего любовника, бесхребетник Петтигрю готов целовать следы обоих - Поттера и Блэка - и тоже наверняка воспринял в штыки новость о том, что Верховный Мародёрский Заводила нашёл себе какие-то интересы на стороне. Конечно, это в том случае, если Люпину с Петтигрю рассказали обо всём; хотя я думаю, что вряд ли нет. Всё-таки Гриффиндор - это не факультет, а диагноз.

Впрочем, Слизерин не лучше.

У меня уже устали руки: писать столько ерунды в одно утро - занятие для тех, кто хочет натренировать мышцы пальцев. Ну, если в пальцах есть какие-то мышцы. Признаться, понятия не имею, есть они там или нет, но если есть, то скоро они превратятся во внушительные киношные бицепсы, потому что я только и делаю последнее время, что мараю странички.

В конце концов, больше мне нечем занять досуг. Чем я вообще занимался до того, как начал встречаться с Поттером? Не могу вспомнить. Может, я читал книги, сочинял новые заклинания, экспериментировал с зельями… не помню.

Зато стоит закрыть глаза - и я сразу вижу, как у него дрожат ресницы закрытых глаз, бросая тень на золотисто-смуглые щёки, как он прикусывает и без того истерзаную поцелуями нижнюю губу, как сверкающие капельки пота выступают у него на груди, и хрупкие пальцы судорожно мнут простыню. Это я помню - слишком хорошо помню, куда лучше, чем хотел бы.

Если ему только нужен был кто-нибудь, чтобы трахаться, почему он всегда был снизу? Если бы он захотел сам трахнуть меня, я, разумеется, не отказал бы ему, даже если бы для этой цели он решил воспользоваться не членом, а ножкой стула. Так почему? В конце концов, он ведь уже был с девушками и уж точно знает, что с парнями это приблизительно так же, только отверстие расположено немного в другом месте. В чём проблема? Ведь не в неопытности, не в брезгливости и не в ещё чём-нибудь таком.

О чёрт, я устал думать о Поттере. У меня просто мозги лопаются.

Я не могу больше, не могу!

Лучше пойти попробовать ещё поспать, раз уж выходить отсюда я не собираюсь.

Это задача без ответа. Нечестно придумывать такое. Если бы я знал, кому предъявить претензии, я бы предъявил.

Провались оно всё пропадом, и я - в первую очередь».

Глава 19.

- Пепел бьётся о моё сердце! - сказал Уленшпигель.

Шарль де Костер, «Легенда об Уленшпигеле».

- Гарри… Гарри, проснись, пожалуйста… - прерывистый, перемежаемый всхлипами шёпот мешал, не давал провалиться снова в тяжёлое мутное беспамятство. - Гарри, пожалуйста… ты не можешь вот так меня бросить… знаю, я думаю только о себе, но… знаешь, дядю Амоса и тётю Сесилию убили сегодня утром. Вольдеморт решил устроить несколько карательных акций для тех, кто за тебя. Добрались ещё до семьи Дина Томаса, до папы Луны, до родителей Парвати и Падмы… Гарри, всем без тебя так плохо… мне тоже плохо… вернись, пожалуйста… Гарри, я так тебя люблю. Я тебе не говорил? Я не знаю, слышишь ты меня или нет… но я люблю тебя, так люблю. Гарри… пожалуйста, пожалуйста, очнись… Профессор Снейп сказал, что ты хочешь сжечь сам себя, потому что думаешь, что Фред и Джордж умерли из-за тебя. Ты и правда такой горячий, у меня уже все ладони в волдырях - я тут пробую взять тебя за руку. Помнишь, ты обжёгся об меня, когда я ломал тот хоркрукс? Теперь мы квиты… Гарри, пожалуйста, Гарри… Гарри, не умирай вот так вот, пожалуйста… если ты умрёшь, я прыгну за тобой в могилу, понял? Я и там тебя в покое не оставлю… Гарри, проснись, пожалуйста… я люблю тебя…

Лёгкий холод, и шипение. До Гарри не дошло, что это такое было, пока снова не послышались всхлипы.

- Гарри, профессор и мадам Помфри сказали, я могу помочь тебе вернуться, потому что люблю тебя… но ведь тебя не только я люблю… там все не могут заснуть сейчас, никто ничего делать не может, несколько дней всё из рук валится… Гарри, близнецы тоже тебя ещё любят. Знаешь, мне всё мерещится, когда я замолкаю, что они где-то рядом. Я даже вижу боковым зрением морскую волну и подсолнухи, но если прямо взглянуть, то их нет. Гарри, они ведь не хотели бы, чтобы ты умер. Эта * * * * * * война, она забирает самых-самых, но ты ведь не поддашься ей? Гарри… Гарри…

Даже самая распоследняя мразь - каковой Гарри, без сомнения, являлся - не смогла бы слушать спокойно, как Кевин плачет, роняя мгновенно испаряющиеся слёзы на раскалённую кожу старшего брата. И Гарри выдернул ладонь из рук Кевина - то есть, попытался выдернуть.

- Гарри?

- Не… надо… - голос был хриплым, словно он кричал несколько часов подряд. Хотя, может, так оно и было.

- Что не надо? Только скажи, я всё сделаю! - счастливый до одури голос Кевина вызвал целое цунами вины. Как можно так радоваться, что очнулся тот, из-за кого умерли близнецы, из-за чьей безалаберности, безответственности и высокомерия погибли два самых настоящих ангела?

И вместе с ними умер Рон, который не напоминал ангела никоим боком, но был человеком, не заслуживавшим такой глупой и злой смерти.

- Не надо… - выдохнул Гарри, собираясь договорить «… любить меня», но сил не было, и он промолчал, глядя в стерильно-белый потолок.

Потолок странным образом расплывался перед глазами, и Гарри было глубоко безразлично, что тому причиной - просто отсутствие очков или испортившееся от удара больше прежнего зрение. Новые и новые слёзы Кевина не испарялись, попав на кожу; это значило, что Гарри успел остыть в прямом смысле этого слова. Это было хорошо, потому что иначе упрямый Кевин обжёг бы себе ладони с обеих сторон, не оставив попыток взять за руку того, кого, как он наивно полагал, есть за что любить.

* * *

Похороны близнецов и Рона были назначены на девятое марта; всех прочих жертв битвы при Литтл-Уингинге - тех, конечно, чьи тела не остались лежать там же и не сплавились в единую массу с землёй под действием огня - уже предали земле. К этому дню Гарри мог уже самостоятельно ходить, не падая после первого же шага, и даже застёгивать бесконечные пуговицы мантии - слишком мелкие и чрезвычайно капризные, о чём он не подозревал все предыдущие годы. Правда, «самостоятельно» - это было сильно сказано; если бы не усилия Кевина и Снейпа - воистину неожиданный дуэт - он так и остался бы безразлично лежать на кровати, ожидая только момента, когда от такого образа жизни сумеет умереть и присоединиться ко всем, кого потерял. Но оба, и профессор Зельеварения, и Поттер-младший, не сдавались ни тогда, когда им приходилось одевать его собственноручно и кормить с ложечки, потому что от слабости он еле-еле мог поднять руку на несколько сантиметров над одеялом, ни тогда, когда он молча отказался делать что-либо помимо того, чтобы смотреть на потолок. В тот день Кевин разозлился всерьёз и заявил, что если Гарри не начнёт снова жить, а не торчать на одном и том же месте, как муха под снотворным, то он - Кевин - будет на глазах Гарри подвергать сам себя Круциатусу. Чтобы расшевелить. Когда Гарри проигнорировал это заявление, Кевин ткнул себе в грудь собственной палочкой и выкрикнул: «Crucio!». Снейп не пошевелил и пальцем, чтобы остановить неразумного первокурсника; и Гарри, подхватившись с кровати, без палочки наложил Finite Incantatem на бьющегося в боли Кевина.