Один на один с жизнью: Книга, которая поможет найти смысл - Илья В. Латыпов

освободили, один из американских солдат попытался ее изнасиловать. Она была без сил и не смогла бы сопротивляться, но в какой-то момент солдат остановился и ужаснулся самому себе – тому, во что он превратился на этой войне. Война его опустошила, но не лишила способности управлять своими действиями. Сексуальный импульс, искаженный травмой войны, все же был остановлен – для этого солдату понадобилось осознать, что он делает, и испытать отвращение к себе. Та самая пауза между стимулом и реакцией на него – основа нашей способности поступать не импульсивно, а осознанно, свободно и ответственно.

Я много раз наблюдал за тем, как необходима свобода в творчестве. Особенно в тех его видах, которые подразумевают самовыражение. Это ведь тонкий процесс, не терпящий никакого давления. Например, моя дочь Анна любит рисовать, причем не в блокнотике, а писать картины красками на холсте. Изображает она все, что в голову придет: у нас есть и Млечный Путь с силуэтом оленя на его фоне, и красивое дерево, на котором висят качели с сидящими в них девочкой и собакой, и зарисовки природы по памяти.

Обнаружив в дочке талант, мы с супругой засуетились: накупили холстов, разных кисточек, выбрали хороший мольберт. И тут проблемой стало наше желание, чтобы Аня рисовала больше. «Мне нравится, как ты рисуешь» постепенно превратилось в «рисуй больше». Столкнувшись с этим мягким, но все же давлением, дочь перестала рисовать – года на два желание начисто пропало. Хорошо, что мы быстро осознали, что давим на нее, и остановились. У нас хватило терпения не говорить с ней о рисовании целый год, пока она снова не начала рисовать – для себя, сколько хочет и когда хочет.

У многих одаренных детей во время обучения в музыкальных школах пропадает желание заниматься музыкой, и после окончания этих заведений (нередко доучиваясь из-под палки) они полностью забрасывают ее. Нередко желание музицировать возвращается к ним уже в зрелом возрасте. Творчество, особенно в стадии становления таланта, не терпит насилия, давления, оно любит свободу, легкость, вдохновение.

Есть два популярных мифа о психологах, которые я называю «черным» и «белым». Они хорошо иллюстрируют, как люди идеализируют нашу способность к контролю внутреннего мира и внутреннюю свободу. Подобного рода мнения высказываются обо всех профессиях, в которых большое значение имеют человеческие качества. «Черный» миф гласит, что «все они больные и сумасшедшие» и что «нормальные люди в психологи не пойдут». Сейчас он уже встречается реже, чем раньше. «Белый» миф сводится к тому, что психотерапевты все в себе осознают, замечают и все про себя знают – то есть полностью контролируют свои импульсы и вообще ведут себя как идеально отлаженные механизмы. А если проявляют какие-то человеческие слабости, значит, это шарлатаны.

Вот с этой идеализацией я сталкиваюсь регулярно. В соцсетях, где я пишу, одна из самых распространенных реакций читателей на посты с описанием разных «нехороших» чувств (зависти, ненависти, обиды и др.) – советы «проработать это с психологом». Даже если я описываю переживания как таковые, а не то, что сам испытываю (а я, как любой человек, испытываю и ревность, и стыд, и зависть, и обиду, и т. д.).

Так вот, это так не работает. Чтобы начисто избавиться, например, от способности испытывать зависть, нужно полностью отказаться от всех желаний и притязаний. Уйти в пещеру и жить в одиночестве (хотя не исключено, что там вы будете завидовать отшельнику из соседней пещеры, у которого она потеплее). Чтобы никогда не испытывать ревность, нужно иметь партнеров, на которых вам наплевать. Разумеется, в таких отношениях расставание ничего не значит. Чтобы не обижаться на близких, надо ничего от них не ожидать и никогда на них не рассчитывать, и пусть живут как хотят. И так далее – полная зачистка человеческой натуры. «Зачистить» невозможно, но возможно спрятать от себя и других свое несовершенство за фасадом ложного «я». Для этого нужно включить жесточайшую внутреннюю цензуру. Иными словами, установить тотальный контроль, исключающий любую, даже внутреннюю, свободу личности.

Получается очередной парадокс: абсолютная свобода без самоограничений приводит к импульсивности, и человек становится рабом собственных страстей, а тотальное самоограничение лишает нас воли к жизни, превращая в своеобразных роботов без спонтанности и живости. Наша психическая жизнь бурлит в фантазиях, мечтах, мыслях, переживаниях, а если их подавлять, то она обедняется, уменьшая и мотивацию что-то делать и к чему-то стремиться. Но если дать ей волю, не пытаясь найти подходящую для контекста форму выражения (либо вовсе сдерживать), то она изменит нашу жизнь в худшую сторону, разрушая отношения и мешая адаптироваться в этом непростом мире. Наверняка вы не раз мечтали высказать в лицо начальнику все, что о нем думаете, врезать кому-нибудь, а то и вовсе убить того, кто вам ненавистен. Хорошо, что вы в этот момент сдерживались. При этом каждому из нас приходится сожалеть, когда мы, движимые сильными переживаниями, наговорим близким и важным людям лишнего, обидим их. И далеко не всегда под воздействием эмоций удается найти приемлемый, неоскорбительный способ высказать свои чувства или претензии.

Мы постоянно находимся между двумя крайностями в нашей внутренней жизни, в том, как мы ее выражаем вовне: быть роботом, осуществляющим гиперконтроль по отношению к себе, «человеком в футляре», или же импульсивной «обезьяной», непосредственной, но эгоцентричной, чье сознание зациклено только на собственных переживаниях.

Наша свобода – не в том, чтобы изо всех сил придерживаться золотой середины, она – в способности выбирать, к какому из полюсов в данный момент мы хотим быть ближе. Например, сексуальные отношения – это в первую очередь пространство свободы и спонтанности, открытости желаниям и импульсам, как своим, так и партнера. Гиперконтроль здесь убивает возбуждение, вплоть до импотенции у мужчин (если они крайне озабочены тем, как будут выглядеть в глазах партнерши или своего внутреннего критика).

А вот, например, социальные отношения. Нередко нам приходится искать способы выражать свои мысли и чувства так, чтобы нас услышали, и пытаться понять других. В этом случае спонтанности меньше, значительно больше контроля того, как мы выражаем эмоции и подбираем слова. И так во всем: постоянно приходится определять степень контролирования своего поведения и способов самовыражения, и свобода выбора определяется тем, насколько хорошо мы осознаем, что происходит с нами во время взаимодействия с другими людьми.

Свобода личности рождается из осознания масштабов своей внутренней жизни, включая «темную» сторону, как бы она ни осуждалась обществом или нами самими.

То, что осознано, признано и названо, выходит из тени бессознательного и меньше влияет на наши поступки. Мы не в состоянии выбирать эмоции, которые испытываем, но можем решать, что с ними делать: игнорировать, сдерживать, находить способы их выражения, принимать их, стыдиться, отдаваться им, что-то совершать под их влиянием. В этом выборе – наша свобода.

Во время работы в университете я провел небольшое исследование в рамках изучения механизма набора сотрудников на «перспективную работу» сетевыми компаниями. В городе было пять компаний, которые строили свой бизнес на «прямых продажах», то есть у них не было магазинов, все держалось на инициативе и предприимчивости продавцов. Были в свое время такие ребята с сумками, которые ходили по квартирам и предлагали товар…

Мне было любопытно, каким образом людей убеждают браться за эту весьма тяжелую работу. Тяжелую, потому что даже работа с холодными звонками, когда сотрудники названивают незнакомым людям, предлагая услуги своих компаний, или социологи проводят опросы, часто приводит к психологическому выгоранию из-за необходимости навязываться и постоянно сталкиваться с негативной реакцией. Никто не любит, когда без спросу вламываются в личное пространство, а тут еще и прямой контакт. Так каким образом людей, не склонных навязываться другим, побуждают заниматься этим?

Я посещал собрания как обычный соискатель, и моя способность критически мыслить подвергалась постоянному давлению. Кураторы старались пресекать любые попытки самостоятельно мыслить, подавляя критику и сомнения. Мне льстили, называли не распространителем товара или продавцом, а «будущим бизнес-партнером компании» или «независимым предпринимателем». Неважно, что «независимому предпринимателю» товар подбирает и выдает «компания-партнер», которая еще и определяет, как он будет его продавать. Зато самолюбие продавцов удовлетворено.

На память приходит исторический анекдот. В середине XX века в Англии никак не могли набрать на работу стрелочников на железную дорогу. Тогда по совету психологов дали следующее