Огненная дорога - Энн Бенсон

Взгляд Кэт заскользил по карте и остановился на городке под названием Ар лен.

— Вот, здесь сходятся три дороги. Если король попытается окружить вас, ему придется разделить свои силы, чтобы сделать это. Он лишится того преимущества, которое будет иметь в Компьене.

Взгляд Кэт снова начал перемещаться по карте и на этот раз остановился на тонкой голубой линии.

— Это река или ручей?

Теперь ей удалось полностью завладеть вниманием Марселя.

— Река, — ответил он.

— Тогда ее тоже можно использовать как способ отступления и пополнения припасов. В ней также можно напоить коней. И прежде чем ввязываться в бой, вы должны определиться с местом, где ваши люди могут перегруппироваться. Делать это в разгар боя поздно, потому что тогда будет твориться хаос.

Несколько минут Марсель сидел, внимательно изучая карту и обдумывая услышанное.

— Похоже, — в конце концов заговорил он, — Александр Македонский возродился вновь — в этой юной особе. Ваши соображения очень разумны, хотя я даже представить себе не могу, где девица могла усвоить все эти военные премудрости. Думаю, надо изложить ваши соображения Наварре.

— Графиня прислала бы меня раньше, — разглагольствовал Джеффри Чосер в вестибюле особняка де Шальяка, — но мне пришлось помочь ей с письмами. Это, конечно, главное, в чем состоит моя служба при ней. Она говорит, что мне всегда удается хорошо выразить ее мысли.

— Не сомневаюсь, она вами очень довольна, — заметил де Шальяк.

— Наверное, иначе она не заставляла бы меня писать день и ночь. Однако у меня нет причин жаловаться. — Джеффри расплылся в улыбке. — Ну, теперь к делу. Она решила, что такое важное поручение может доверить только мне.

Он достал две маленькие коробочки из слоновой кости, искусно украшенные резными изображениями святых, ангелов и крестов, и вручил одну де Шальяку, другую Алехандро.

— Мне было приказано оставаться здесь и проследить, как вы примете подарки, а потом подробно доложить обо всем миледи.

«Без сомнения, в самых цветистых выражениях», — забавляясь, подумал Алехандро.

Де Шальяк первым открыл свою коробочку: в ней находились прекрасное перо, стержень которого обхватывала изящная золотая муфточка, и маленький пузырек чернил.

— Ей нравится этот редкий цвет, сэр. Она надеется, что вы тоже останетесь довольны.

— Я в восхищении, — ответил де Шальяк. — Это замечательное дополнение к моим медицинским занятиям — делать пометки красным такого оттенка. Пожалуйста, передайте графине, что она необыкновенно добра и ее подарок будет очень мне полезен. Я начну использовать его прямо сегодня. Ее щедрость… я ее недостоин.

Чосер с веселым изумлением вскинул брови.

— Она не сделала бы вам этот подарок, если бы думала, что вы его не заслуживаете.

Он посмотрел на Алехандро, дожидаясь, пока тот откроет свою коробочку.

Алехандро рассчитывал найти в ней что-то в том же духе, что и у де Шальяка: возможно, печать, или закладку для книг, или перо. Однако вместо этого там оказалось маленькое золотое кольцо с выгравированной на нем буквой «Е», справа от которой сверкал изумруд, а слева поблескивала жемчужина. Он осторожно вынул его из коробки и поднял к свету, глядя, как внутри изумруда искрится зеленый огонь. Смысл подарка не вызывал сомнений.

«Конечно, у королевы Филиппы есть обожатель, — когда-то говорила ему Адель, — и он любит ее, и она отвечает ему тем же».

«А как же ее клятвы королю Эдуарду?»

«Он ничего не имеет против куртуазной любви — пока королева не теряет благоразумия и он знает, что спит она только с ним. Королева и ее поклонник часто дарят друг другу подарки — чтобы выразить свое взаимное обожание».

Алехандро понимал — он держит в руке знак, которым Элизабет дает ему понять: она хотела бы заполучить его в качестве обожателя. Он надел кольцо на мизинец и вытянул руку, любуясь им. Перо де Шальяка не требовало другого ответа, кроме искреннего выражения благодарности. Однако кольцо… это совсем другое дело. Кокетливая графиня посылала ему сигнал.

— Что же вы скажете? — не выдержал Чосер.

— Передайте своей госпоже, что ее доброта и великодушие лишили меня дара речи. Как и ее красота.

— Ей будет очень приятно услышать это. Однако мне почему-то кажется, что она хочет получить что-то и от вас. — Чосер наклонился к Алехандро. — Уверяю вас, она не обидится, если вы решите послать ей подарок.

«Этот паж слишком юн, — решил Алехандро, — чтобы доверять ему интригу такого рода».

Он посмотрел на де Шальяка и получил в ответ испепеляющий взгляд. Однако Алехандро не мог позволить себе быть испепеленным, как не хотел, проявив невыдержанность, спугнуть удачу, могущую сослужить в дальнейшем хорошую службу.

— Можете поделиться со мной листком пергамента, коллега? — спросил он. — И пером? Я напишу несколько слов благодарности.

Де Шальяк угрюмо проворчал что-то, но тем не менее хлопнул в ладоши. Тут же явился слуга, которому было приказано принести желаемое. Как только это было сделано, де Шальяк вручил перо и пергамент Алехандро, а тот, в свою очередь, передал их Чосеру.

— Напишите ей, что я даже не буду пытаться сравниться с ней в щедрости. Все, что я могу предложить, — это самое искреннее обожание.

— С вашего позволения, добрый доктор, я, к ее удовольствию, немного приукрашу ваши слова. На вкус миледи они немного суховаты. Если вы не возражаете, конечно.

— Делайте, как сочтете нужным, Чосер. Вы же у нас искусник пера, не я. Я всего лишь обожатель, с языком, скованным великолепием предмета обожания, и чрезвычайно благодарен вам за помощь.

Чосер расстелил пергамент на столе, склонился над ним, задумался на миг, ухмыльнулся и принялся за дело.

«Желанная Элизабет, прекрасная и щедрая, как богиня, примите и сохраните в своем сердце заверения в моем глубочайшем восхищении вами. Пусть оно, как свеча, горит в вашей груди и согревает вас. Жажду новой встречи, а до тех пор я ваш самый преданный слуга и обожатель».

— Как пишется ваше имя?

Алехандро объяснил.

Паж вернул ему пергамент, и Алехандро прочел послание.

— На мой вкус, слишком откровенно.

— Да, сэр. Что и требовалось.

— Вам, конечно, лучше знать… Постойте, подарок.

Алехандро завел руку за голову, развязал стягивающую ее черную кожаную ленту, выдрал несколько волосков, связал их и отдал Чосеру. Взял пергамент, оторвал от него половину.

— Вряд ли ей понравится пустота, правда? Так уберем ее.

Прижимая к груди оторванный кусок пергамента, он отдал исписанную часть Чосеру.