Начало пути - Кай Майер

Северин уверен, что это под силу ему одному, и поэтому чувствует себя очень могущественным и вместе с тем ещё более одиноким. Результатом одного из его опытов могла стать книга, с помощью которой он начал переписываться с девочкой из будущего. Возможно, он совершил довольно много таких опытов, кто знает. И вдруг эта девочка, к его глубокому удивлению, рассказывает, что на свете есть ещё много таких же, как он, что существует тайное общество, в основе которого лежит библиомантика. Что это общество создало убежища, куда зайти могут только избранные. Девочка сообщает ему о Федре Геркулании, о войне в ночных убежищах и о многом другом. Всё, что сегодня каждый библиомант знает с самых малых лет.

Юноша был восхищён, но это совершенно не совпадает с реальностью, которая ему знакома. «Алый зал» во времена его отца не имеет ничего общего с тайным обществом влиятельных семей — это всего лишь несколько купцов, они являются главами родов, основное занятие которых — печать и продажа книг. К ним относятся и его отец вместе со старшими братьями.

Связь с девочкой из будущего вскоре прекращается, и Северин на некоторое время обо всём забывает. Он чувствует, что семья не воспринимает его всерьёз и что она недовольна тем, как Северин выполняет их распоряжения. Через несколько лет он решает написать собственный роман, «Фантастико Фантастичелли», а затем и все остальные, которые вышли в издательском доме Розенкрейцев. Ни один из романов не стал успешным, напротив, к Северину относятся пренебрежительно или даже высмеивают его. Так ведут себя порой и его собственные братья.

Северин превращается в юного циника, обиженного на своё окружение. Поэтому с каждым днём он всё глубже погружается в мир своих книг. В какой-то момент он вспоминает о своём таланте и буквально решает создать собственный мир, основываясь на рассказах девочки из будущего. Всё это Северин записывает в книгах, которые сам же и издаёт. Он многое выдумывает, приукрашивая свой рассказ, и понимает: то, что он пишет, постепенно становится реальностью.

Северин обладает силой изменять прошлое, и вот «Алый зал» стал таким, каким мы его знаем из древних летописей, и тогда события начинают разворачиваться одно за другим. Возможно, сначала он даже не замечает или с интересом наблюдает с безопасного расстояния за всем, что происходит. Возникают новые союзы и новая вражда, вспыхивают конфликты, а бои заканчиваются победой библиомантики.

Мы можем только догадываться, что именно чувствовал Северин Розенкрейц. Было ли ему страшно? Интересно? Возможно, его так восхищало собственное могущество, что он сгущал краски всё сильнее, становился всё более самоуверенным и приукрашивал историю более яркими подробностями.

Северин выдумал новую легенду о Федре Геркулании и её исчезновении, создал новые убежища и наконец записал сказку из мира библиомантики, использовав идею, которую ему подала девочка из будущего. Это была история о Пустоте и о том, как она искала границу дня и ночи.

Фурия слушала разинув рот, а Изида, откинувшись на спинку дивана, закрыла глаза и пробормотала:

— Ох, папа…

— Вы действительно считаете, — спросила Фурия, — что всё вокруг существует лишь потому, что об этом написал Зибенштерн?

— Во всяком случае, так поговаривали в те дни. И чем дольше продолжалась война, тем чаще мужчины и женщины прислушивались к этой истории, и некоторые начали в неё верить, ведь ничего, во что стоило бы верить, не осталось. История начала собственную жизнь, она передавалась из уст в уста, и по крайней мере однажды я слышал её даже от твоего отца.

— Мне он никогда о таком не рассказывал.

— Возможно, из добрых побуждений. Да и откуда ему было знать, что именно его собственная дочь через много лет расскажет Северину Розенкрейцу о мире библиомантики?

— Но как я могла рассказать ему о том, чего он ещё не записал?

— В 1804 году действительно нет. Но вот через двадцать лет — вполне возможно. И тогда до твоего рождения оставалось ещё сто двадцать лет. Я бы сказал, времени было достаточно.

— И Академия держала всё это в секрете? — Изида явно сомневалась во всей этой истории, хотя сама была живым доказательством того, как настоящее может повлиять на прошлое.

— Конечно, — сказал Целестин. — Как бы она могла признать, что достопочтенной Федры Геркулании никогда не было? По крайней мере, до того момента, как её не сотворил Зибенштерн. Возможно, тогда у каждого из нас есть повод сомневаться в собственном существовании.

— А как же пустые книги? — спросила Фурия. — Зачем он их написал? Если они действительно могут запустить обеззначивание, то с их помощью он разрушил бы всё, что сам же построил. Ведь историю и законы библиомантики он сам же записал в книгах, ведь так? Если эти книги вместе с остальными опустеют и обеззначатся, тогда вся библиомантика опустеет и обеззначится вместе с ними! А мы исчезнем вслед за ней!

— Боюсь, — сказал Целестин, — наверняка это знает только один человек — твой друг Северин.

Тут в беседу вступила Изида:

— Пустые книги служат чем-то вроде аварийного тормоза! Они являются механизмом самоуничтожения, который Зибенштерн заложил в своё творение. На случай, если всё выйдет из-под контроля и библиомантика станет слишком самостоятельной, он запустит пустые книги и снова приведёт всё к нулю.

— Но библиомантика уже стала самостоятельной, — сказала Фурия. — Северина много лет нет в живых, Академия правит по собственному усмотрению, тысячи людей погибли в ночных приютах, а сейчас и экслибри тоже выходят из-под контроля. Такой мир вполне можно обеззначить, как вам кажется?

— Но каким образом он смог бы запустить пустые книги в определённый период времени? Как это возможно предусмотреть?

Целестин невесело улыбнулся:

— Зибенштерн мог просто его записать.

— Никогда, никогда он не изменял будущее, — возразила Фурия. — Возможно, Зибенштерн переписывал прошлое, создавая мифы, легенды и законы, но спустя столько лет он уже никак не мог бы повлиять на наше время. Сейчас, идя по улице, только я решаю, повернуть мне направо или налево, а вовсе не Северин сто пятьдесят лет назад.

— Ты в этом так уверена?

— Да, потому что у меня есть свобода выбора.

— Хорошо, — сказала Изида. — Допустим, что ты права. Тогда действительно нет никакого смысла в том, чтобы привязывать обеззначивание к определённому времени.

— Он мог выбрать его произвольно. — Возможно, он решил, что так же, как и человек, который редко доживает до ста лет, и библиомантика закончит своё существование, скажем через два века.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});