Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Что касается женщин-урнингов, то Розанов не дожил до Советской власти, когда как раз только урнинги и поощрялись (до войны) – этом мужские специальности для женщин, которые совершенно к этому не приспособлены, чуть ли не открытая военная служба для женщин (в гражданскую войну - реальная).

Примеры Розанова поразительны.

Например, Мария Кюри. Она знала главное, что ей нужно разделить сульфат бария от сульфата радия.

С ними всегда жил свекор, то есть отец мужа – Кюри-старший, который был в качестве няньки для двух дочерей, а она только и занималась тем, что соосаждала. Даже платье, чтобы поехать в мэрию и расписаться (то есть гражданская регистрация брака), ей заказывала её старшая сестра; и платье для защиты диссертации тоже. То есть, бабы нет, а существует (с некоторыми признаками женщины и с хорошими волосами) - мужик.

Эта мужицкая психология весьма распространена. Она распространённая именно так: “Господа, на сходку”; “господа, вот этого профессора освистать”. Поэтому такие женщины-мужики втайне - и привлекают женщин и, притом, это может быть и лесбиянство. Чаще всего, если это здоровая баба, то ничего не будет. Хотя у Марины Ивановны Цветаевой (классический урнинг) с возрастом и это проявилось (Софья Парнок (переводчица) и вдова Скрябина Татьяна Федоровна – ее любовницы конца 1910-х – начала 1920-х годов).

Розанов на примерах сюжетов Ветхого Завета (Руфь, Рахиль) открывает страницу социальной психологии. Впоследствии она становится и страницей литературы. Но Розанов подходит к этому вопросу и как философ.

7. Кстати, Розанов лично знал Григория Распутина, и его свидетельство о Распутине сразу нас вводят в существо этого феномена. Распутин, конечно, был, прежде всего, мужик, мужик-самородок с характерной речью. Например, в одном из собраний, где был Измайлов (участник философско-религиозных собраний) “старец Гриша” (так называли Распутина) проронил довольно чёткую фразу, что “к истинному человеку приходят истинные люди, ложные никогда не придут”. Розанов мысленно вспыхивает и говорит – “действительно, если бы так”.

Точно так же Распутин говорил о Льве Толстом в 1915 году (Толстого уже нет в живых), что Лев Толстой “почему глуп?” - “Он же восстал не против современного ему Синода и современных архиереев, тут-то он был бы прав, потому что он выше и чище их. Но он-то восстал против Церкви, а в Церкви – Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст и по сравнению с ними его произведения маленькие”.

На самом деле – это всё не ахти как мудро, это всё говорит о дремучем невежестве слушателей. Но таким дремучим невежеством в церковных вопросах отличалось так называемое русское образованное общество. Эта фраза Распутина кажется мудрой только тем, которым очень хочется увидеть в этом мужицком самородке некий кладезь мудрости.

Русский двор слишком долго варился в собственном соку. Мы уже отмечали, что по трагическому стечению обстоятельств очень немногие наши государи умели уважать мыслящих одиночек и привлекать их на правах паритета, то есть равенства, к какому-то настоящему серьёзному сотрудничеству.

Фактически, а особенно у Николая II, трон был окружен лизоблюдами, хотя и деловыми. Именно поэтому не пришелся ко двору Пётр Аркадьевич Столыпин и поэтому в 1911 году следствие о его убийстве было замято, что́ и послужило предлогом и, отчасти, некоторым основанием для слухов, что Богров действовал по тайному приказу Николая.

На том же собрании с Распутиным, после нескольких “старческих” высказываний, во втором действии был пляс. Распутин превосходно плясал русскую (по выражению Розанова - “ходил носорогом”), и вышла дама лет 26-ти в черном платье, которая перед этим всё молчала, а тут пошла с ним в паре…. Говорят, что “сейчас же будет трагедия”, так как она пойдет с ним в отдельный номер. А Розанов – “да какая трагедия, если она хочет и он хочет”.

Так как царский двор долго варился в собственном соку, то им было особенно дорого то, что у них есть человек из народа (Распутин). Если бы Распутин был из дворян, то это был бы второй Лев Толстой и не произвел бы такого впечатления. Если бы Распутин был бы из интеллигенции, то это – второй Владимир Соловьев. При дворе проходимцев было много: “доктор Филипп”, про которого Милица Николаевна всерьез утверждала, что “когда со мной сидит доктор Филипп, то я становлюсь невидимой”. Шарлатанов при дворе было много – Распутин просто самый знаменитый.

Императрица, конечно была неврастеничкой. И при полном, духовном невежестве царской семьи - как они могли различать духовные явления - поэтому при дворе и закрепилась идея священного империума. Эта идея была посрамлена ещё в иконоборческий период и Господь много раз указывал на ее несостоятельность; но это же надо уметь увидеть. Что касается империи, то царь Николай ее только разваливал. Поэтому прославлять его в качестве благоверного царя – это дело весьма спорное. (Царь и его семья прославлены в чине страстотерпцев. Страстотерпцы – это невинно убиенные, отказавшиеся от побега и отказавшиеся спасать свою земную жизнь: в царской семье началось кроткое шествие на заклание и кроткое прощение, но Житие этой семьи надо начинать со 2 марта 1917 года, то есть после отречения).

Григорий Распутин – прежде всего попал “из грязи в князи”; голова закружилась и она не закружиться не могла. Может быть, в какой-то степени о Распутине более или менее правдиво написано у Вениамина Федченкова “На рубеже двух эпох”.

8. Не менее мучительная тема для Розанова – это тема вечной девственности (virga eterna). Этот тип сравнительно редкий среди женщин и он “сам себя отстаивает” (для такой женщины девственность – это её призвание).

Философско-религиозные собрания в марте 1903 года были распущены[160], повторно собрались в октябре 1907 года и уже без Сергия. Собрались под именем “Религиозно-философского общества”, но это было уже пониже, пока в 1915 году в нем не образовали масонскую ложу. Перед этим оттуда выгнали Розанова, потому что, по его хорошо известному печатному невоздержанию, никто не верил, что он будет хранить масонскую тайну.

Но ещё пока в “Религиозно-философском обществе” тему девственности обсуждают с Карташовым Антоном Владимировичем, который безуспешно ухаживал за одной из таких “ virga eterna” Татьяной, одной из сестёр Зинаиды Гиппиус.

Глядя на этих двух сестёр Наталью и Татьяну (Ната и Тата), Карташов, уже как бы зараженный розановской тематикой, говорит, что “они питаются от твоего девства”. Вот е́сть оно - и они талантливые художницы, они дружатся, знакомятся, разговаривают – живут. Отними - и они гибнут.

Розанов заражает “своим” - не только своими темами, но и своим подходом, своим вниманием, своими методами. Но в революцию переменилось всё. Эта тема имела право на существование внутри “мирного времени”, то есть до революции, то есть как тема социологии, социальной психологии, просто психологии и психофизики, но и право на обсуждение.

Но у Розанова не было главного: в свете Христовой правды надо различать медицинский случай (например, случай проституции по убеждению) и случай откровенного безусловного распутства, то есть уже возведённого в принцип; это то, которое действительно сто́ит побивания камнями. Розанов – мастер указывать на такие странные феномены: казалось бы, замужняя женщина, венчанная и с бесчисленными изменами, тут уже и полиции можно вмешаться[161]. Но, удивительное дело, – почему на сторону такой женщины становится полиция? И бывает так, что совершенно целомудренные женщины “такой” – симпатизируют; то есть она внушает им какое-то брезгливое сочувствие. То есть, стиль Розанова, как бы сказал Достоевский в “Дневнике” – “вопросы, вопросы и вопросы”.

Благодаря такому неуёмному вопрошанию, конечно же, и мысли и произведения и метод Розанова делаются бессмертными.

Что касается Божьего ответа на эти вопросы, то надо думать, что, по всей вероятности, даже судьба самого Василия Васильевича Розанова и судьба его детей, наверное, всё-таки, является откликом Небесным, притом, таким откликом, который читаем.

При всяческой любви к своей второй жене Розанов не очень был строг к самому себе в смысле соблюдения супружества (так же, как Иван Грозный по отношению к своей Анастасии). Как пишет Розанов в “Опавших листьях”, что “хорошо, Мережковский живёт с одной своей женой, а я - со всеми, допустим, но и “при всех я” – вернейший одной”.

Но настало время, когда пришла революция, когда пришел голод и когда, наконец, вся интеллигенция была вынуждена оглянуться на себя, потому что это всякое распыление и распадение нравственных оснований имеет соответствующее наименование – “с жиру беситесь”. Как только они перестали беситься с жиру, так очень многое ушло и, прежде всего, вынужденно они сначала должны были питаться рожками, а потом обнаружили, что и рожков им никто не дает. После этого пришлось придти в себя.