Морок (СИ) - Горина Екатерина Константиновна

В какой-то момент он отвлёкся и несколько карт выпали напротив пары валетов. Среди них Иннокентий с ужасом заметил и себя, и даже как будто Лею, все карты их окружения были красны, словно вокруг струилась кровь. Иннокентий поспешил собрать рассыпавшиеся карты и принялся тасовать колоду заново. В этот раз он попробовал расположить карты Миролюба и флейтиста по-другому. Он поставил их одну против другой, как будто обозначив их врагами. Сверху из колоды рубашкой вверх выложил по три карты у каждого валета. Со стороны оказались карты, во всяком случае так показалось Иннокентию, его самого, Леи и какой-то дамы. Со стороны флейтиста выпали числа и пустая карта. Пустую карту Иннокентий тут же отложил в сторону, явно подозревая, что эта карта принадлежит отцу, как не имеющему своего лица. Но почему же он выпал рядом с флейтистом, неужели они заодно. При этом Иннокентий вернул карту Морока к валету флейтиста.

И снова выбрал по три карты из колоды. Первые три достались крестовому валету. Там были два короля и дама. Все они легли поверх красных чисел, выпавших ранее, будто были уже погребены в реках крови.

На стопку Миролюба упал Джокер. Хитрый и вертлявый, он лег на карту неизвестной, той самой Марии. Что это значило, было непонятно, но ничего хорошего не сулило. Ещё две карты, выпавшие тут же оказались двумя шестёрками. Одна легла на Миролюба, а другая на Лею с Иннокентием. Впервые юноша свободно вздохнул.

— Если поверить Миролюбу, мы просто все разойдемся по своим дорогам, — вздохнул он. — Но вот эта женщина. Чего ждать от неё? Почему мёртвые короли и королевы на флейтисте? Кто эти короли? Королева — это Евтельмина. Короли — это Я и Миролюб? И как с этим связан Морок? Почему он выпал на стороне флейтиста?

Не найдя ответа, Иннокентий решил «напасть» на флейтиста со стороны Миролюба, выбрав карту из колоды наугад и выложив её против трефового валета. Пиковый туз лёг как раз поперёк карты флейтиста, полностью почти закрыв рисованное хитрое лицо. Еще пара карт, которые полетели вслед за тузом, обещали мир и тишину.

— А если это не Морок? — задумчиво проговорил Иннокентий, возвращая пустую карту к крестовому валету. — Если это просто значит, что сам флейтист — дух, неправда, пустота, его ведь нет среди живых… Но тогда где Морок?

За спиной послышался лёгкий смешок. Иннокентий обернулся. Рядом стояла толстуха.

— А вот и я, — протянула она, широко улыбаясь.

— Ты подглядывал?!

— Я и так всё знаю, мне для этого карты не нужны, — обиженно заметила толстуха.

— А зачем тогда они?

— Ну, всё просто, смотри, — толстуха сгребла карты снова в колоду и перемешала. — Они не предсказывают события. Они их совершают. Как ты думаешь, почему я всегда узнаю, где ты? Просто ты всё время приходишь ко мне, карты приводят. А тебе кажется, что я вездесущий.

Толстуха смеялась.

— Ну, докажи, — недоверчиво потребовал Иннокентий.

Толстуха сбросила карты.

— Вот смотри, Миролюб и Лея. В кружечной. А это кто там в углу сидит? — указывала толстуха пальцем на грязную и помятую карту. — Богдан. Не помнишь такого?

— Как же! Помню, но они должны были в лесу нас ждать. И где остальные, — заволновался юноша.

— Пока неважно, все это потом. Пока что Богдан тут, рядом. Ну что, нужен нам Богдан?

— Нужен, конечно.

— А раз нужен, значит будет, — сказала толстуха и придвинула карту Богдана к картам Леи и Миролюба. — Как карта ляжет, так и будет, вот они уже вместе.

— А карта ж сама не ляжет? — догадался Иннокентий. — Её кто-то должен положить.

— Например, я, — кивнула толстуха. — Так что, я у тебя карты заберу, а то дел натворишь, тут с ними можно любую войну затеять, выиграть ее и проиграть.

Иннокентий не сопротивлялся.

— Значит, ты уже всё знаешь? — спросил он у толстухи.

— Всё, да не всё. Картами я могу людей сближать, могу их сводить, могу нападать, могу отступать, подходить и отходить, а вот думать картами за них не могу… Ты и сам это понял уже, кажется.

— Да! Удивительное дело, я думал, что Миролюб меня предал, увидев решётку и карту предательства, а это значило, оказывается, что Миролюб за решеткой, думает, что я его предал, — рассмеялся Иннокентий. — Ну, пошли, узнаем, как дела у Богдана…

— Дела не очень, если честно, — смущённо потупила глаза толстуха. — Прям, ну совсем не очень…

— А что твои карты насчёт королей говорят? — спросил Иннокентий.

— Король обязательно должен быть, говорят… На худой конец — королева, говорят, — хитро усмехнулась толстуха.

* * *

В тёмном, провонявшем прокисшими щами и перебродившим пивом помещении стояли вдоль стен широкие дубовые столы с навсегда прилипшими к ним мухами. Сальная, с отёкшим лицом блондинка в годах простуженным голосом отчитывала пацанву из-за высокой стойки, одаряя каждого из детей мелкой монетой, судя по ее тону и выражению измазанных сажей лиц мальчишек, монет она давала гораздо меньше, чем было обещано.

За столиком у входа отмачивал в пивной пене длинные седые усы старый забулдыга с красным лицом и выпученными глазами, словно бы его постоянно кто-то душил. Напротив расположился молодой фармацевт, позвякивающий при каждом движении краденными из хозяйской аптеки мензурками. Он ожесточённо махал руками перед сизым носом старого пьяницы.

Левее от них красотка в засаленной юбке очаровывала неопытного и очень стесняющегося рыжего юношу, тыкая в нос ему парой напудренных грудей с яркой чёрной мушкой и дыша ему в ухо тяжёлыми картинами о том, как бывает, если мужчина и женщина любят друг друга. Судя по всему, юноша представлял себе что-то иное, больше похожее на зефир, но женщина настойчиво пахла луком и перегаром, а глаза её горели опытом, поэтому юноша, кажется, уже начинал помышлять об уединенной монашеской жизни взамен роскоши любовных утех местной жрицы любви.

Немного осмотревшись Иннокентий заметил своих приятелей, и они с толстухой уверенно двинулись к столику у стены. Оба, и Миролюб, и Лея, склонились над маленькой фигуркой с торчащими над головой плечами, внимательно его то ли слушая, то ли разглядывая. В этой напуганной худой и бледной фигуре трудно было узнать Богдана. Иннокентий и толстуха сели за стол с товарищами, но те, увлечённые рассказом старого приятеля, казалось, не заметили их прихода. Богдан, некогда круглый и довольный всем, любящий подпустить словцо, сейчас казался мальчишкой, которого поймали за воротник, застав за кражей яблок из сада. Он во всё время разговора то смеялся, то закрывал лицо руками, глаза его наполнялись то ужасом, то слезами.

— Что же всё это значит? — тихо спросил Иннокентий толстуху.

Та сделала неопределённый жест головой и так же тихо ответила:

— Ничего, как думаешь сам-то, человек объелся миром. Сидел себе взаперти да в тепле столько лет, а тут вышел: и люди кругом, и мёртвые, и короли…

— Здравствуй, Богдан, — Иннокентий протянул руку приятелю.

Богдан не сразу пожал её в ответ. Сначала внимательно рассмотрел, будто пытаясь отыскать на руке какие-то знаки, и не найдя их, решился поздороваться.

— Надо идти, — вздохнул Миролюб. — Последнее дело, надо доделать и…

Все чинно встали, кроме Богдана. Тот, кажется, прирос к дубовой скамье.

— Я здесь подожду! — настаивал он.

— Что это с ним? — спросил Иннокентий Лею шёпотом.

— Он такого навидался, что кровь в жилах стынет. И только здесь нашёл людей и успокоился. Пусть сидит. Мы за ним вернёмся же потом?

Иннокентий кивнул.

Они вышли из кружала. Первыми шли молодые люди. Женщины следовали за ними.

— А он знает? — спросил Миролюб.

— Что именно? — уточнил Иннокентий.

— Ну, что он королем у нас выбран, — мягко улыбнулся бард.

— Не пойму сам, что он знает, а что — нет. Во всяком случае, если что-то и знает, то не от меня. А, вообще, я тебе вот что скажу. Я совсем недавно понял, что знать наперёд можно всё, что угодно. А как оно на самом деле станется, это неизвестно никому. Можно угадать. Но знать точно нельзя. Так и этот, может, и подозревает что, но или надеется, что выкрутится и кого-то из нас на трон посадит, или…