Морок (СИ) - Горина Екатерина Константиновна

— О, как, — удивилась Лея.

— Да, в общем, вот так. Я появляюсь вместе с желанием человека. Появляюсь, когда человек думает, что ему чего-то не хватает. Ты себе и представить не можешь, насколько малò зерно морока в человеке, и каким великим оно станет, если о нём позаботиться. Вот меньше песчинки морок в голове сидит, а стоит поверить, что в мире что-то не так, так эта песчинка из головы будто выпрыгнет и горой на пути встанет.

— А, если зерно это из головы выпрыгнет, то ведь можно как-то сделать, чтобы оно туда обратно не запрыгивало? — заинтересовалась Лея.

— В том-то и дело, что никуда никто не выпрыгивает, — вздохнула толстуха. — Зернышко в уме-то у каждого и сидит, а случись надобность, так перед глазами картины являет, а человек глуп, он думает, что то, что видит или слышит, оно всё само по себе существует, и начинает к этому тянуться, думает, вот ещё чуть-чуть — и достану. А как достанешь, если это всё — одна иллюзия? Вот воду попробуй-ка схватить? Что? То-то! Так и тут, всю жизнь глупый человек тянется, тянется, а схватить не может. А от этого ещё больше хочет получить. Того только не понимает, что само-то желание в нём сидит, а не снаружи. Что то, что он хочет, это не то, что он видит. А всё наоборот, что он хочет, то и видит.

— Брр, — затрясла головой Лея. — Как это, я запуталась.

— Да просто. Вот ты видишь украшение, — зевнула толстуха, вертя перед носом девушки роскошным кольцом. — Вот ты на него смотришь и думаешь, что хочешь кольцо. А как только оно у тебя окажется, ты сразу перехочешь его. Так ведь?

— Ну, а как? — переспросила Лея, не сводя глаз с сверкающего камушка.

— А так, что, если бы ты не хотела украшений, я б перед носом у тебя им и не водил бы, — рассмеялась толстуха. — Ты сначала хочешь, потом я тебе это показываю. Пока не захочешь, не смогу показать. А как перехочешь, так и всё.

— То есть, если я вот сейчас перехочу, ты ни за что явить камень в кольце не сможешь? — уточнила Лея.

Толстуха кивнула.

— Ну, так я перехотела! — уверенно сказала девушка.

В руке толстухи возник толстый золотой браслет.

— Ох, уж эти бабы мне, — вздохнула тетка. — Не поняла, значит, ничего. В общем так, у Кеши сейчас есть всё, ему нечего хотеть, то есть я не могу его отвести ничем.

— Как это у него есть все? — разозлилась Лея. — А любовь? А истину он хотел найти? А приключения? А домой к маме?

— Вот пока он этого хотел, ты была с ним рядом, я была с ним рядом, Казимир его выволок… Дальше продолжать?

— А что? Он сейчас даже не хочет, чтобы я за него замуж вышла? — обиженно поджала губки Лея.

Толстуха развела руками.

— Но ведь так не бывает, чтобы человек ничего не хотел! — рассердилась девушка.

— Бывает, редко, но бывает, — ответила толстуха. — Но обычно людям для этого нужно прожить долгую и нудную жизнь, лучше всего прям такую несчастную, что и бросить её не жалко. Ну и самый редкий случай, получить всё, что имеешь, сразу. Вот, чтоб так — о чём подумаешь, сразу получаешь. Вот такая вещь сейчас у Кешки.

— О! И я так хочу. А что это такое?

— Это мои карты, — вздохнула толстуха.

— А как они работают?

— Вот ты сейчас видела кольцо-то?

— Ну…

— Вот так и работают. Ты хочешь кольцо, они тебе его показывают.

— А в чем разница? Почему они могут Кеше показывать то, что он хочет, а ты нет?

— Потому что я — это отдельно, а карты… они в ум как будто… ну, скажем, словно флигелек к дому пристраивается, вот так и карты… Со мной так — ты захотела, твой ум говорит, что это должно быть отдельно от тебя, тут, значит, я и могу явить всё. А вот если ты понимаешь, что все, что явлено зависит только от тебя, что все твои желания, все то, чего тебе не достает, это всё только внутри тебя, тут я бессилен. Короче говоря, зачем тебе волшебник, если ты сам себе волшебник… А карты, они хитрые, они вроде меня, все снаружи показывают, но еще кто их держит, верит, что он сам всё это, что всё внутри него. Картам, понимаешь, как себе верит. Думает, что это не отдельно….

Толстуха посмотрела на Лею и тут же плюнула с досады на пол:

— Ну что ж ты непонятливая такая. Вот ты представь, что спишь. Тебе сон снится. Снится тебе, что ты корова дойная, а баба тебя доить не идёт, и ты плачешь и бабу зовёшь. Ну! И переживаешь. Да только с тобой-то ничего такого не происходит. Ты на полке лежишь или на печи, а все эти коровы и бабы, и желание, чтоб тебя подоили, это всё не где-то там происходит, а у тебя в уме. Только ты, пока спишь, этого не понимаешь, а вот как проснёшься, то поймешь. Вот все твои желания, это вот такой же сон, всё, что происходит, что тебя пугает и что радует, оно всё только в разуме у тебя. А я вроде как вошь в тебе, хожу, высматриваю да подкидываю тебе в сон всякого… А как ты проснёшься — ничего нет, и меня нет. А тому, у кого карты, снится, что он корова, что его подоить надо. Так же, как и тебе. Только ему вдобавок снится, будто он решает всё, будто от него всё зависит, придёт баба доить или нет. Поэтому мне к нему никак в сон ничего не подкинуть. Узнает сразу. Поняла?

— Поняла, что беда у Кеши, остальное ты мне даже голову не морочь. Делать чего, говори! — приказала Лея.

Толстуха подняла плечи вверх и состроила растерянную рожу:

— Тут только карты отобрать… Но я не могу…

— А если не отобрать?

— Если не отобрать, он такого натворит, ой-ой! Он же не понимает сейчас, где он существует, а где нет. Они ему сейчас так ум закрутят, что он пойдёт вселенную переделывать… Сама понимаешь… А ещё ведь это привыкнуть надо, карты читать надо научиться… — толстуха ревела. — А ведь я так к нему привык… Сначала, знаешь, ну, мол, сын и сын, какая разница. Чужой человек, подумаешь, с кем не бывает по молодости. А тут и то, и это… Так и привык вроде…

— Пошли, корова недоенная, — подшутила Лея. — Давай найдём его, а карты я там выманю.

* * *

— Ну?! — нетерпеливо переспросил Миролюб.

— Я думаю, — медленно ответила Мария фон Клиппенбах.

— Да ведь они сейчас коронуют его, потом объявят, что есть ещё один король, приведут меня и Кешку убьют. Что тут думать, тут надо что-то делать уже!

— Если вам так уж надо что-то делать, можете что-нибудь сыграть, займите пока что руки, а я ещё немного позволю себе подумать, — съязвила Мария.

— А ведь точно! — обрадовался Миролюб. — Сейчас-сейчас…

Бард возился в темноте своей камеры и что-то шептал.

— Вам что-то пришло на ум? — засуетилась Мария.

— Сейчас-сейчас… — отозвался бард. — Сейчас-сейчас…

— Ну что же вы, — обиженно протянула Мария. — Ну скажите же! Я же вам всё…

— Да сейчас же! — оборвал ее Миролюб. — Вот! Сейчас! Слышите?

Мария прислушалась.

— Нет, ничего, а что я должна услышать? — уточнила она.

— Ну, как же? А вот это? Шаммм-шаммм? Тоже не слышите?

— Нет, — обиделась Мария. — Я думала, вы нашли способ нам помочь…

— А я и нашёл! — радостно воскликнул Миролюб. — Шаммм… Неужели не слышите?

— Я же сказала, что нет! — огрызнулась женщина.

— Вы просто не понимаете. Всё просто. Ну вы подумайте сами. Шаммм — это звук растущих трав и корней. Дети людские рождаются с плачем, растут с болью, а растения рождаются и растут именно с этим звуком.

— Да? Ну и что? — Мария, судя по тону, всё ещё обижалась.

— Как же вы не понимаете? Я обратился к корням!

— В Краю кто-нибудь обязательно всегда обращается к корням. Это, знаете ли, традиция: ходят от дома к дому и говорят, что всё не то и не так, и надо к корням, чтобы жить как встарь. Вы, должно быть, немного того тут, тяжело, конечно, в темноте-то, в сырости…

— Нет, — рассмеялся Миролюб. — Не к тем корням. К корням деревьев. Не понимаете? Ну, подумайте сами, везде, где бы вы ни были, везде вас сопровождают растения: шагнули за порог, тут вам берёза веткой машет, дошли до огородика — ноготки подмигивают, вышли за калитку — луговые травы, домой вернулись — на окошке герань за вами приглядывает. Везде, всюду, где бы мы ни были, за нами всегда смотрят растения. Если подумать, можно спрятаться от соседей, высших сил и колдунов, а вот от травы — нет. Она свидетель наш во всём, она незримо под землёй прокладывает день и ночь свои ходы, всюду и везде следует за нами. Мы разговариваем — растения рядом, все слышат, мы едим — они рядом, смотрят, мы спим — они рядом…