Иные песни - Яцек Дукай

Чаще всего в Остроге ее видели они: охотники и звери — которых, не будучи ним родом, она не умела вовремя заметить и распознать, особенно хищников: горящие глаза во мраке и неожиданный шелест в зарослях. Леса Святовида были полны зверей, диких, самых диких, с морфой, которой не коснулось человеческое хитроумие, бесцельных, служащих исключительно целям Леса. Вскоре до нее дошло, что всего этого никак нельзя разделить — Святовида и леса — поскольку из не разделяли сами вистульцы. Во время своих путешествий Аурелия натыкалась на изготовленные ими топорные изображения, тотемные столбы, словно оси вращения разогнанной зелени, вбиваемые то тут, то там в соответствии с таинственным планом, не менявшемся на протяжении шаблоне — печать антома Святовида, но древнее самого Святовида. Ей вспомнилось одно из богохульств Антидектеса: сами по себе боги не существуют, но существуют их Формы, готовые для заполнения первой же встречной Мощью, рожденные вместе с рождением человека.

В усадьбе, кроме десятка хоррорных, Янны и стратегоса со слугами, по-видимому, не покидающими своих комнат в восточном крыле, проживало несколько пожилых вистульцев, с которыми, естественно, Аурелия никак не могла бы объясниться. От порте она знала о какой-то старенькой «хозяйке двора», комнаты которой находились под комнатами Иеронима — это, должно быть, была та самая эстле, которую видела в ночь своего второго пробуждения.

Аурелия встретила ее еще раз, в последнюю ночь.

Сразу же после заката прошел дождь. Луна гляделась в лужах внутреннего двора, странный вид. Сидя на каменном столе под дубом, Аурелия ела святовидовы груши и наслаждалась воздухом после ночного ливня — она знала, что об этом запахе после возвращения домой рассказать не сможет.

Смечками груш она плевала под колодезный сруб.

Седовласая эстле неожиданно появилась из тени сада. Рукава ее платья были высоко подкатаны, руки запачканы чем-то темным, нереальный лунный свет сгущал все краски. Старуха остановилась возле колодца, потянула журавль, опуская ведро в глубину, дерево громко затрещало. Аурелия молча глядела. Эстле вытащила ведро и склонилась, чтобы обмыть руки. И только тогда девушка узнала эту краску, отблеск этой черноты.

Она соскочила со стола.

Эстле оглянулась на нее.

— Это ты.

— Выходит, затем их держишь здесь, все эти своры собак.

— Аурелия, так?

— Кто это был?

— Моя дочка. Подойди.

Аурелия подошла. Эстле стряхнула ладони.

— Ты обязана его стеречь.

— Я его стерегу.

— Никогда уже после того не был он собой. Ее одну любил. Не верь в то, что о нем сейчас говорят.

— Кто же…

— Эстле Орланда Слюва из Москвы. Но умру я здесь, в Остроге.

Она сдвинула рукава вниз, отставила ведро. С близкого расстояния Аурелия видела многочисленные темные пятна на складках ткани, все платье было окровавленное — наверное, точно так же, как и во время их первой встречи, но тогда девушка не обратила на это внимания.

— Это никак не поможет, эстле.

Эстле Орланда уже и не глядела на девушку с Луны.

— Разорвали ее… — тянула старуха своим звучным голосом. — Он научил ее охотиться, забирал с собой, я думала, что…

— Так?

— Все изменилось. — Старуха захлопала веками. — Погляди. Ты вся горишь.

— Эстле.

— Ты обязана его стеречь, когда-нибудь он сюда вернется, уже после моей смерти, но вернется к себе, никто ведь не рождается стратегосом, моя Аурелия, никто не рождается виктором и тираном…

* * *

— Так что же, я должен был сделаться безумцем! После всего того, что мы пережили надо Льдом…! — воскликнул Омиксос Жарник. — Погляди на этих птиц, эстлос. Если мы спустимся еще ниже, этхер не выдержит, весь мой корабль распадется.

— Но ведь ты уже бросал якорь даже на поверхности Земли, больше, чем на десяток часов, — заметил стратегос Бербелек. — Надо Льдом она тоже спустился на пол-стадиона.

— И во второй раз такой ошибки уже не допущу, — твердо заявил гегемон «Уркайи».

Аурелия глянула вниз сквозь ураноизоидный пол пол каюты гегемона в голове «Уркайи». Вращающийся корпус воздушной ладьи (крылья сложены, хвост выпрямлен) отделало от пестрых джунглей чуть ли не два стадиона. Летели они с юго-запада. Если верить картам стратегоса — потрескавшиеся пергалоны эстлоса Бербелека заслоняли чуть ли не половину кругозора — если им верить, то они находились строго над географическим центром Африканского Сколиодои, в пятистах стадионах южнее к югу от Черепашьей Реки, в восьми тысячах от побережья Западного Океаноса. Положение этого центра с этой высоты довольно хорошо можно было оценить невооруженным взглядом, ведь вместе с прогрессирующим Искривлением джунгли теряли форму джунглей, и в них уже даже не доминировала зелень, какой-либо цвет вообще здесь не преобладал; с высоты они глядели на какую-то хаотическую мешанину всех возможных цветов и оттенков, болезненную для глаз световую белиберду. Росли ли там, внизу, какие-либо деревья? Сказать было невозможно. Камни, растения, животные, вода, огонь, движение или неподвижность, форма или конец всяких форм, облака твердого воздуха или же строения и скульптуры из дыма и пламени — прищуришь левый глаз, видишь одно, прищуришь правый глаз, видишь уже совершенно другое, закроешь оба глаза, вот, может это и есть правда!

Какой уже это час летели они так по небу над Сколиодои, сотрясаемые порывами резких ветров, которые выплевывались из Искривления, постепенно сворачивая в соответствии с энергичными указаниями стратегоса: чуть дальше к северу, немного восточнее — вот, здесь, тут разыграется самая тяжкая битва, осажда. Аурелия прижимала лоб к теплому этхеру, вытянувшись на голом полу, заслоняя глаза ладонями, чтобы по глубже заглянуть в цветовой хаос под «Уркайей». Воистину, никакого сравнения с Ледовым Сколиодои или с теми, значительно более слабыми плацдармами адинатосов, открытыми на одиноких островках Восточного и Западного Океан оса, иногда настолько малых, что даже не имеющих названия и не описанных при каких-либо морских путях. На вопрос, откуда у него имеются столь точные карты океанских Искривлений, стратегос признался, что их уже несколько лет назад составила Вечерняя Госпожа, опираясь на собранных ею донесениях о новых морских чудовищах, а так же на полученных от штурманов Океаноса знаниях о течениях; вот зачем она посещала все крупнейшие порты Европы. Аурелии только-только пришло в голову, что какоморф, атаковавший корабли крыс, не должен был стать неожиданностью для эстлоса Бербелека; что он, скорее всего, сознательно избрал место для их встречи. У него имелись карты.

«Уркайя» поднималась к сферам этхера, раскладывала крылья, позволяла подхватить себя эпициклам ураноизы и снова сворачивала крылья, окружив Землю к новой цели — так они спадали к ослепительно белому Южному Льду, к зеленым глубинам Океаноса, к желтым пескам Африки.

Сколиодои Льда — это одна громадная снежная буря, разогнанный на сотне стадионов белый ураган, заслоняющий землю, лед и то, что на льду. Лунный корабль спустился к самому бурану, это было все равно, что столкновение с анаиресом: мелкие, острые обломки мерзлоты впивались в этхерное покрытие «Уркайи», неустанное трррршштрруккк, словно бы они скреблись бортами по спинам ледовых рифов; у всех находящихся внутри корабля по телу проходила дрожь. После возврата в небесные сферы Аурелия вместе с дядей и звездными навигаторами вышла в этхер, чтобы присмотреться к нанесенному ущербу. Поверхность ураноизоидного корпуса, обычно гладенькая, словно поверхность молодой жемчужины, теперь походила на спекшийся шлак, шрам находил на шрам, куда не глянешь, куда не прикоснешься — щербины трещины, борозды. Хуже того, столкновение с аденатосовой деморфой оставило свой след и в самой конструкции корабля, в согласованности его меканизмов и точности вечномакин: то тут, то там небольшое искривление орбиты, увеличение или уменьшение эпицикла, в то время как разница накладывается на разницу, и искривление накапливается… Омиксос был испуган. Они провели на орбите Земли почти неделю; меканикосы «Уркайи» терпеливо настраивали этхер ладьи. Аурелия воспользовалась случаем, чтобы подстроить и собственные доспехи. Чрезвычайно занят был и судовой медик: почти все доулосы «Подзвездной» страдали в результате столкновения с Ледовым Сколиодои различными какоморфиями: замерзшие глазные яблоки, тающие ногти и зубы, им не давала покоя постоянная боль в суставах, языки примерзали к небам; в конце концов, одна рабыня умерла; впоследствии софистес вскрыл труп, открывая легкие, заполненные снегом, и красную сосульку, пронзившую сердце. Гегемон Жарник сразу же решительно отказался предпринимать очередные попытки столь близкого подхода к местам десанта адинатосов. Видимо, не следовало ожидать, что стретгосу удастся его сейчас убедить, даже если он будет настолько глуп, чтобы подобный приказ отдать.