Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

Что она жила на постоялом дворе и ела в трапезной? Так она ведь платила за это деньги. Это была услуга, а не какой-то особый дар. Единственное, где ее горе-ухажер о ней позаботился, было устройство на работу. Да и там он лишь раз привел ее, а дальше она сама показывала, на что способна.

Если прежде у Элизы были какие-то теплые чувства к этому месту и этому человеку, то теперь она была готова покинуть их без малейшего сожаления.

Конец недели пришелся на 31 ноября. Весь этот день Элиза почти физически чувствовала, как ее тянет куда-то, словно сердце обвязали веревкой и потянули за конец. В шуме ветра и тьме сгущающихся сумерек ей, как никогда, чудился шепот голосов – знакомых и иных, неизвестных, но будто бы неуловимо родных.

Тихой тенью Элиза ходила по Кану, прощаясь с городом, который вовсе не был виноват в ее несчастье.

С вечера собрав вещи перед уходом, она легла спать, загасив все свечи, которыми обставляла свое жилище. Погрузившись в темноту сна – последнего в этом месте – Элиза недолго пробыла в забытьи. Вскоре картина, удивительно яркая для обыкновенно спящей без сновидений женщины, прорвалась в ее сознание. Словно души посетивших ее во сне людей пользовались истончившейся границей между своим миром и ее, чтобы поговорить с ней.

***

Элиза стояла, окруженная пламенем, не касавшимся ее. Она боялась двинуться с места, чтобы его хищные языки не обожгли ее, и пыталась разглядеть, что находится за пылающей завесой, но не могла.

– Элиза!

Она обернулась на голос. Как это часто бывает во сне, она скорее просто знала, кто перед ней, чем могла описать.

– Гийом! – прошептала она в удивлении.

Юноша стоял в огне, словно бы вовсе не чувствуя его жара, и внимательно смотрел на нее.

– Гийом! – Элизе вдруг захотелось объясниться: – Я не хотела. Я не хотела, чтобы все получилось так. Я не забыла тебя. Даже когда я старалась, я не могла! Знай, я помню тебя, всегда буду помнить. Я разделила свое сердце пополам – между тобой и Вивьеном, и я полюбила его. Но если ты сейчас и вправду слышишь меня, то ты, верно, видишь, что я не вру, видишь, что я чувствую… пожалуйста…

Она заплакала. Юноша покачал головой:

– Я не злюсь на тебя. Я вижу, что ты не врешь. Я понимаю. Теперь я все понимаю.

Элиза хотела шагнуть ему навстречу, но он поднял руку в останавливающем жесте.

– Еще не время.

– Еще не время, – повторил другой голос, и, обернувшись, Элиза увидела вторую фигуру в огне. Рени гладила языки пламени руками, словно они были лоскутами ткани. – Тебе рано к нам, – проговорила она. – Ты еще нужна там.

– Я скучаю без вас, – прошептала Элиза.

– Мы с тобой.

– Мы всегда будем с тобой.

– Но нам пора дальше.

– Ты нужна ему.

Элиза уже не могла разобрать, кто из них что говорит ей. Третий голос, далекий, но отчаянно громкий, позвал ее из пламени:

– Элиза! Элиза!

Всполохи огня свернулись, образовав надпись так хорошо знакомым ей почерком. «Élise».

– Вивьен! – Она хотела броситься на голос, пробежав между силуэтами Гийома и сестры.

«Почему он так отчаянно кричит? Что с ним? Неужели с ним что-то случилось?»

– Спеши! – Рени провела в пламени рукой, начертав какой-то знак – Элиза не разобрала: крест, или руну – и отступила, растворяясь в огне. – До встречи, сестра!

– До встречи. – Гийом протянул к ней руку и медленно отступил назад, лукаво улыбаясь, как в тот день, когда она в последний раз видела его живым. Плавный взмах руки, и он взметнул вокруг себя огонь, пропав из виду.

Элиза на миг замерла, а затем бросилась в ту сторону, откуда слышала голос Вивьена. Пламя расступалось, но ей казалось, что вновь вокруг нее все рушится, и беда, неумолимая беда, спешит обогнать ее, чтобы вновь забрать у нее то, что ей так дорого. Она бежала по дороге, бежала по разрушающемуся городу, бежала в Руан…

– Элиза!!! – звавший ее голос сорвался на долгий крик.

Сомкнувшись перед ней, пламя поглотило все вокруг.

***

Элиза открыла глаза и несколько мгновений смотрела в одну точку на стене, пытаясь отдышаться. Слезы – теперь уже ощутимые, соленые, горячие – засыхали у нее на щеках.

«Только не снова!» – в неконтролируемом страхе подумала она. – «Прошу, только не снова!»

В окне уже можно было разглядеть светлеющее рассветное небо. Элиза встала с кровати, оделась, собрала немногочисленные пожитки и перепроверила, не оставила ли в комнате что-то из вещей.

Спустившись в трапезную залу, она спешно заказала еще сонной кухарке припасов в дорогу, обещав приплатить за щедрую порцию – этой пищи Элизе должно было хватить надолго. Откушав немного перед тем, как отправиться в путь, она тут же поднялась забрать вещи и оставила ключ в замке, как и говорила Паскалю.

Последний раз проходя залу, она столкнулась с ним, приготовившимся встречать ранних посетителей. Увидев Элизу, Паскаль перегородил ей дорогу. Она посмотрела на него с угрожающим спокойствием.

«Только попробуй остановить меня».

Но он не стал пробовать. Нервно втянув воздух, мужчина кивнул, и, пусть и с некоторым трудом, проговорил:

– Доброго тебе пути, Элиза. И удачи.

Некоторое время Элиза напряженно молчала, но затем глубоко вздохнула, лицо ее расслабилось, и она спокойно ответила:

– Спасибо.

После этого она навсегда покинула постоялый двор, и вскоре, миновав городские ворота и каменные стены, оставила Кан позади.

‡ 23 ‡

Руан, Франция

Год 1361 от Рождества Христова

Четвертого декабря, когда день уже начал клониться к закату, Гийом де Борд вошел в кабинет епископа Лорана с воинственным видом, держа в руках только что доставленную депешу из Авиньона. Папская печать была сорвана совсем недавно, и теперь архиепископ де Борд спешил озвучить распоряжение понтифика руанскому отделению инквизиции. Как он и ожидал, Ренар тоже находился в кабинете епископа: он был неподалеку, когда доставили послание и, разумеется, не преминул сообщить об этом Лорану.

Судья руанской инквизиции выглядел изможденным, но встретил папского легата решительным взглядом и явно был готов ко всему, что мог решить понтифик.

– Его Святейшество в срочном порядке рассмотрел оба наших послания по вопросу Вивьена Колера, – холодно заявил де Борд. – Епископ Лоран, – нарочито официально обратился он, – вам больше не дозволено вмешиваться в это дело каким бы то ни было образом. Любое непослушание с вашей стороны будет караться низложением и отлучением от Церкви. Решать, насколько вы выполняете указанные условия,