Еретик. Книга 3 - Вера Золотарёва

объясняло подобной странности.

– До конца этой недели, – твердо проговорила женщина, протягивая ему плату, – а потом я освобожу комнату.

Паскаль досадливо нахмурился, всем своим видом давая понять, что она не вовремя, однако деньги взял.

– Ты могла бы отдать, когда будешь уезжать. Я тебя не торопил.

– Я лишь хотела уладить дела, – произнесла она, и слова эти прозвучали устало. Она вздохнула. – Паскаль, спасибо тебе за то, что приютил. Я не знаю, что со мной будет дальше, но последние дни здесь мне хотелось бы провести гостьей, а не должницей. Ты помог мне своим участием в те дни, когда мне было очень тоскливо. И это для меня много значит. Хотя меня сюда и привело несчастье, ты и это место стали мне не чужими. Так что я не хочу думать про деньги и хочу, чтобы ты заранее знал, что я благодарна.

Паскаль быстро обежал взглядом зал, чтобы посмотреть, не подслушивает ли их кто-то, хотя ничего преступного или подозрительного Элиза не говорила. Убедившись, что слушателей нет, он кивнул, словно решившись на что-то:

– Хорошо. Я рад, что ты так, – он слегка замялся, – считаешь. Может, пойдем, пройдемся?

– Идем, – с готовностью кивнула Элиза, обрадовавшись, что он перестал от нее шарахаться.

Обойдя здание, они прошли во внутренний двор, который в это время пустовал. Видно, местные жители были заняты ужином. Остановившись около каменной скамьи, Паскаль, однако, не присел на нее, а поднял лицо к небу, словно просил у Господа помощи, и глубоко вздохнул. Элиза замерла неподалеку, ожидая, что он скажет. Ответит что-нибудь более теплое на ее благодарности? Объяснит, почему избегал ее?

– Кан – красивый город, не находишь? – заговорщицки, но немного устало улыбнулся Паскаль, убрав с лица прядь каштановых волос.

– Красивый, – улыбнувшись, кивнула Элиза.

– В какой-то момент мне показалось, что ты так не считаешь.

– Дело было не в городе, – отмахнулась Элиза.

– В таком случае я не понимаю, к чему тебе уходить. – Усталость в голосе Паскаля вдруг сделалась какой-то сварливой.

– О чем ты говоришь? – опешила Элиза. – Я же здесь не живу. То есть… это же не мой дом. Мой дом – в Руане. Я ушла оттуда не потому, что хотела.

– Ты ушла по определенным причинам. Очень опасным причинам. Так есть ли тебе резон возвращаться? Мало того, что это может быть опасно, так тебя и вряд ли там кто-то ждет. А отсюда тебя никто не выгонял.

– Вряд ли ждет? – переспросила Элиза, скептически приподняв брови. – Паскаль, к чему ты клонишь? Зачем ты пытаешься…

– Ты уже давно называешь это место домом. И хотя ты периодически говоришь так и про Руан, здесь, – он обвел руками пространство, – у тебя есть работа, знакомства. К чему рисковать собой, возвращаясь в Руан, и обманывать себя, думая, что там тебе будет лучше? Элиза, это же… прости меня, но это… как бы ты сама это назвала?

– Что – назвала? – переспросила Элиза, нехорошо сощурившись. Удивление прошло, и теперь она начинала подозревать, к чему он клонит.

– Свое поведение! – Паскаль развел руками с таким видом, как будто объяснял очевидную вещь маленькому ребенку. Элиза округлила глаза от возмущения, но он продолжил: – Эти твои ночные вылазки в лес, эти странности. Любовь к инквизитору. Элиза! Неужто ты действительно считаешь, что живешь в сказке? Ты же взрослая, на редкость умная женщина. Ты заслуживаешь лучшего, чем пустые фантазии. Только для этого, уж прости, надо прекратить эти ребячества и оглянуться вокруг.

– Ребячества? – протянула Элиза, пронзительно посмотрев на него. – Оглянуться? – Она нарочито повертела головой в разные стороны. – Я вижу постоялый двор, каменные стены, землю. – Она потопала ногой по замощенной поверхности двора и ядовито проговорила: – Достаточно умные выводы? Для женщины.

– Элиза, я же серьезно, – раздраженно качнул головой Паскаль. – Не возьму в толк, отчего ты ведешь себя так. Ты, наверное, замечала, что я избегал говорить с тобой о твоем уходе? Я так действовал именно по этой причине.

– Твои причины – твое личное дело, – отмахнулась Элиза. – Лучше скажи, откуда такая уверенность, что меня в Руане «никто не ждет», и почему тебя это так волнует? Даже если никто не ждет, у меня там дом. Ты знаешь об этом.

– У тебя там – он! – сверкнув на нее глазами, с жаром произнес Паскаль. – Это к нему ты хочешь вернуться. Но рассуди здраво: если бы ты была нужна своему инквизитору, он бы уже приехал за тобой. Я не понимаю, почему ты до сих пор переживаешь и надеешься на что-то! Он может арестовать тебя из злости.

– Если бы он хотел меня арестовать, то бы уже это сделал! – Элиза решительно шагнула к нему ближе, лицо ее исказилось от гнева, ведь он озвучил ее самый большой страх. – Как бы то ни было, я не намерена обсуждать это с тобой. Я все решила. Я с тобой рассчиталась. На этом – всё.

– Это неуместное упрямство, – с терпеливым видом продолжил гнуть свою линию Паскаль. – Ты права, ты со мной рассчиталась, и в плену я тебя держать не намерен, но…

– Неуместное? – перебила она. – А что еще тебе кажется неуместным? Мои чувства, моя вера, мое поведение? Так зачем же тебе что-то столь неуместное в твоем доме? Зачем ты меня отговариваешь?

– Я беспокоюсь о тебе. – В его голосе вдруг проскользнула тоска и заботливость, которые сейчас показались Элизе почти мерзкими. – И вовсе не считаю неуместной тебя. Если бы ты только отказалась…

– От всего, что мне дорого? – прошептала Элиза севшим от обиды голосом.

«Так вот оно, значит, как! Вот, что стояло за твоим пониманием и заботой: ты воспринимал меня как несмышленую девочку, которую можно перевоспитать! Но зачем? И по какому праву?»

– От опасных заблуждений, которые ты тянешь за собой из прошлого, – мягко проговорил Паскаль. Он также шагнул к ней навстречу, приподняв руку, как будто хотел приобнять ее, и Элиза едва заставила себя не отпрянуть. – Ты слишком привязчива, милая Элиза. Но эта не худшая твоя черта, ведь ты привязалась и к Кану, не так ли? И к моему дому. И ко мне. – Он сверкнул глазами, на его лице появилось лукавое выражение. – Не отрицай.

– Что? Я не… – Теперь Элиза сделала шаг назад и предупреждающе подняла руки. – Послушай, Паскаль, я благодарна тебе за приют, но вовсе не благодарна за то, что выясняется теперь! А если ты думаешь, что я питаю к тебе сердечные чувства, то, прости, но ведь я говорила, к кому их питаю! И ты сказал, что понимаешь. А теперь выясняется, что