Власть без славы - Виктория Холт

– Но она позволила использовать себя.

– У нее не было выбора.

Он приподнял плечи:

– Она осмелилась провозгласить себя королевой!

– Ее провозгласили другие.

– Она надела корону…

– Господин посол, я знаю эту девушку. Она моя родственница. Она молода и неопытна. Я не могу позволить, чтобы мои руки были запятнаны ее невинной кровью.

– Ваше Величество предпочитает, чтобы ее руки были запятнаны вашей?

– Не может быть и речи…

– Пока она жива, вы в опасности.

– Меня выбрал народ.

– Народ? Народ пойдет за тем, за кем ему велят.

– Это дело моей совести.

Он был явно недоволен. Я видела в его глазах презрение и могла вообразить себе, какое письмо он напишет императору. Мне никогда не удастся заставить его понять. Но я знала Джейн и знала, что ее вынудили к этому… и пока я смогу, буду отказываться запятнать себе руки ее кровью.

Я не могла ее освободить. Это было бы глупо. Вокруг нее тут же станет объединяться оппозиция. Мне следует быть осторожной: ведь у меня есть еще сестра Елизавета, еще один символ реформаторства. О да, мне надо быть очень осторожной. Но пока Джейн оставалась в Тауэре, не нужно было принимать никаких решений.

– Пока что я намерена держать ее в заключении, – сказала я. – Потом мы посмотрим.

Ренар ушел. После беседы с ним у меня осталось такое впечатление, что я – глупая сентиментальная женщина, не имеющая представления о том, как нужно управлять государством.

Вскоре после визита Ренара я получила письмо от Джейн и, прочитав его, еще больше пожалела ее, а проблема еще больше осложнилась.

Она хотела, чтобы я знала, что она невиновна в том ужасном грехе, который она взяла на себя, позволив провозгласить себя королевой. «Я не желала этого, – писала она. – Когда мои родители и родители мужа, герцог и герцогиня Нортумберлендские, пришли и сказали, что король умер, мне было очень тяжело, потому что вы знаете, как я любила его. Когда они добавили, что я – наследница короны, я им не поверила, а когда поняла, что они говорили всерьез, мне стало дурно. У меня появилось чувство обреченности. Я знала, что это неправильно. Я понимала, что это нехорошо, хотя даже Эдуард и назвал меня своей наследницей. Они оказывали мне знаки почтения и в то же время злились на меня, так как я не радовалась вместе с ними и была исполнена ужасного предчувствия.

Меня привезли в Тауэр как королеву, и маркиз Винчестерский принес мне примерить корону. Я не просила его об этом. Я вовсе этого не хотела. Я знаю, что должна была сопротивляться, но не посмела».

Да, подумала я, так оно и было, она не посмела. Я вспомнила, как ее били в детстве. Мысль об этих жестоких родителях, оказывающих почести дочери, которую они истязали, доставила мне какое-то злобное удовлетворение.

«Я не хотела надевать корону, – продолжала она. – Я боялась. Они сказали, что закажут еще одну для моего мужа, потому что герцог хотел, чтобы он короновался вместе со мной. Я не могла этого позволить. Я не желала короны для себя, но по крайней мере у меня было на нее какое-то право по рождению. Но чтобы они короновали Гилфорда, потому что заставили его жениться на мне… на это я не могла пойти! Я сказала, что раз уж они сделали меня королевой, у меня должна быть какая-то власть. Они так рассердились на меня! На время они даже забыли, что сделали меня королевой. Они так плохо со мной обращались…

Ваше Величество, вы должны знать, что я готова умереть, потому что мой поступок заслуживает смерти. Но, Ваше Величество, не я была этому причиной».

Я читала это письмо со слезами на глазах. Это была правда. Я думала о ее несчастной жизни. Счастливейшие часы она провела с Эдуардом, когда они вместе читали книги и дружески соперничали, кто быстрее выучит уроки. А теперь она была пленницей в Тауэре, ожидающей смерти.

Как я могла причинить ей вред?!

* * *

Мои мысли были заняты замужеством, и главным образом, в них фигурировал Реджинальд Поул. Как-то он выглядит теперь, после всех этих лет? Он был на шестнадцать лет старше меня, значит, ему пятьдесят три года – едва ли подходящий возраст для женитьбы.

Я с волнением вскрыла полученное от него письмо. Мне было интересно, найду ли я в нем упоминание о возможности брака между нами. Я не была уверена в своих чувствах, но напомнила себе, что, если бы это произошло, моя мать и графиня благословили бы этот союз с небес, потому что он стал бы исполнением их заветных желаний.

Он поздравлял меня со вступлением на трон. Но ему доставило бы величайшее удовлетворение узнать от меня, как мы собираемся восстановить в Англии власть Папы. В его письме содержалась одна фраза, явно говорившая, как далек он от мысли о женитьбе, так как он советовал мне не выходить замуж. Для меня, разумеется, будут строиться планы, но я уже немолода, и мне лучше оставаться незамужней, посвятив себя церковным реформам. Это было отнюдь не письмо влюбленного.

Пришло также и письмо от отца Пето, который жил у Реджинальда с тех пор, как тот скрылся из Англии, оскорбив моего отца. Я помню, как он разозлил отца, открыто критикуя его с кафедры за то, что тот покинул мою мать. Это он сказал, что собаки будут лизать его кровь, как у Ахава, после его смерти. Пророчество оправдалось. Без сомнения, Пето был храбрым и святым человеком.

«Не выходите замуж, – писал он мне, – если вы это сделаете, вы станете рабыней молодого мужа. Кроме того, в вашем возрасте надежда иметь наследников сомнительна и опасна».

Я была подавлена, прочитав эти письма. Пето высказался откровенно, и мне следовало смотреть фактам в лицо. Я была уже слишком стара для деторождения. Но заветным желанием всей моей жизни было иметь ребенка, и в глубине души надежда никогда не покидала меня. Теперь это было необходимо вдвойне. Я должна родить наследника. Если этого не произойдет… мне наследует Елизавета, а кто знает, что она станет делать?

Она была теперь очень осторожна. Она была в затруднительном и опасном положении, и никто не сознавал этого лучше ее самой. Хорошо ее зная, я читала в ее глазах настороженность. Каждый свой шаг она предпринимала с величайшей осторожностью.

Я должна иметь ребенка!

Не стану слушать Пето или Реджинальда. Они уже давно жили за границей. До них, вероятно, доходили слухи о моем нездоровье. Несомненно, эти слухи были преувеличены. Я полагаю, в какой-то степени они были обусловлены непрочностью моего положения. Прожить столько лет под угрозой топора… неудивительно, что у меня было слабое здоровье.

Но я выжила. Господь ясно показал, что Он избрал меня, чтобы выполнить мою миссию.

Я должна короноваться, и я это сделаю. У меня будет наследник! А для этого я должна поскорее выйти замуж.