Власть без славы - Виктория Холт

Так меня приветствовал Лондон, и это значило, что столица признала меня законной королевой.

А теперь передо мной открылся Тауэр, часто бывший символом страха, а сейчас гостеприимный и приветливый.

Меня встретил сэр Томас Чини, в чьем ведении находился Тауэр в то время. По обычаю, я должна была оставаться там до похорон моего брата. Король умер: да здравствует королева!

Я никогда не забуду мое прибытие в Тауэр. Всех государственных преступников вывели из камер и собрали перед церковью св. Петра. Среди них был старый герцог Норфолкский, арестованный незадолго до смерти моего отца. Его наверняка бы казнили, как и его сына Сарри, если бы король не умер, не успев подписать смертный приговор. Он постарел с тех пор, как я видела его в последний раз, что было неудивительно после шести лет заточения в этом мрачном месте. Был там и Стивен Гардинер. Но особенно выделялся среди прочих Эдуард Коуртни, сын маркиза Эксетерского, граф Девонширский, находившийся в Тауэре с 1538 года. Ему было тогда двенадцать лет, и пятнадцать лет он провел в безвыходном заключении. Несмотря на это, он выглядел здоровым и бодрым. Я была глубоко тронута не только его видом, но и всех этих людей, стоявших на коленях, в особенности когда мне назвали их имена.

Я сошла с лошади и, подойдя к ним, поговорила с каждым отдельно. Я целовала их и просила подняться с колен.

– Теперь вы мои пленники, – говорила я с чувством.

Герцог Норфолкский прослезился, и я тоже, обнимая его. Гардинер взял меня за руку, и несколько минут мы молчали, не в силах заговорить. Потом я сказала ему, что он тут же будет сделан членом Тайного Совета.

– А вы, милорд Норфолк, свободны, и ваши поместья будут вам возвращены.

Я повернулась к молодому человеку, чье красивое лицо сразу же привлекло к себе мое внимание.

– Вы лорд Коуртни, не так ли? Ваши поместья вам также будут возвращены. Вы можете покинуть Тауэр в любую минуту, граф Девонширский.

Я думаю, никого из присутствующих не оставила равнодушным всеобщая радость. Это было доброе предзнаменование для моего царствования. Я была рада показать людям с самого начала, что, хотя они и предпочли бы видеть на троне мужчину, мое женское сердце полно сочувствия к моим подданным и что я буду кроткой и любящей монархиней.

Мой въезд в Тауэр приветствовали радостные возгласы.

Я прожила там в уединении до похорон брата и приказала отслужить по его душе заупокойную Мессу.

* * *

В те дни в Тауэре в ожидании похорон я предалась размышлениям. То, чего я жаждала и смутно опасалась, сбылось, и теперь я чувствовала себя немного растерянной и смущенной. Я полностью сознавала величие стоящих передо мной задач и необходимость иметь хороших советников.

Мне необходимо выйти замуж. Это мой долг. Монарх обязан дать стране наследников. Это всегда утверждал мой отец, и потребность в наследниках во многом определила его жизнь и поступки. Тридцать семь лет – не лучший возраст для деторождения, но было еще не поздно.

Надо заняться вопросом о браке незамедлительно.

Я испытывала нежные чувства к Реджинальду Поулу еще с тех пор, как познакомилась с ним. А почему бы и нет?! Он – королевского рода. Моя мать благосклонно относилась к мысли о нашем союзе. Я вспомнила, как она и моя милая графиня Солсбери строили на этот счет планы. Правда, Реджинальд был намного старше меня, но я знала, что он так никогда и не женился. Священники, конечно, не женятся, но он не занял того положения, которое помешало бы ему вступить в брак.

Я подумала, как бы на это посмотрели, если бы такое предположение было высказано. Одно время он был очень популярен, но он долго прожил за границей. Быть может, теперь, когда я стала королевой, он вернется в Англию; с моей стороны ему нечего было опасаться, он нашел бы во мне только поддержку и симпатию. Я не могла еще ничего предпринять, но часто думала о Реджинальде.

Джейн Грей и ее молодой муж не выходили у меня из ума. Я знала, что на меня будет оказано давление с целью отправить их на эшафот, но мне этого не хотелось. Нортумберленду предстояло понести наказание по заслугам, и здесь у меня не было сомнений; но мне бы пришлось нелегко, если бы мне нужно было подписать смертный приговор этим двум молодым людям.

В эти дни у меня было много забот; предстояла коронация, для которой требовалось столько приготовлений, что она не могла состояться раньше октября.

18 августа судили Нортумберленда и его сообщников.

Для Нортумберленда мог быть только один конец, но, когда дошло до дела, мне не хотелось подписывать ему смертный приговор. Это был очень умный человек – один из умнейших людей своего времени. Он мог бы быть мне хорошим слугой, и мне так хотелось бы, чтобы все было по-другому. Обвинение было вынесено также одиннадцати его сообщникам, но только трое из них были казнены двадцать второго августа.

Отец Джейн, Генри Грей, герцог Саффэкский, провозгласил меня королевой у ворот Тауэра. Я не могла вынести мысли, что мое воцарение приведет к многочисленным казням, и убедила Совет, что Саффэк должен быть освобожден. Это был слабохарактерный человек, игрушка в руках Нортумберленда. Я не знала в точности, каковы были его религиозные убеждения, но мне казалось, что он был протестант. Но в то время мы не преследовали людей за их верования. Я вспомнила мольбы Фрэнсис Грей за своего мужа и не могла согласиться на его казнь, так что в конце концов было решено его освободить.

Хотя главным организатором заговора был Нортумберленд, Совет решил, что леди Джейн и ее муж должны быть казнены без промедления. Я напомнила им, что ею только воспользовались как подставным лицом. Подставных лиц следует убирать как можно скорее, возразили члены Совета. Леди Джейн следует судить немедленно.

Я не могла выдержать этого и старалась оттянуть время.

– Потом, – говорила я. – Позже.

Ко мне явился Ренар. Он производил внушительное впечатление. Это был не ван дер Дельфт и не Шейф. Это был другой Чапуи, только, как мне показалось, более коварный. Было ясно, почему император прислал именно его: теперь, когда я стала королевой, я представляла для него особую важность.

Ренар был очень почтителен, но тем не менее он пришел дать мне совет, и в его голосе я слышала голос великого императора.

– Странно, Ваше Величество, – сказал он, – что главное лицо в заговоре против вас еще живет.

– Нортумберленд казнен, – сказала я.

– Самозваная королева еще жива.

– Девочку просто использовали, господин посол.

– Но она позволила использовать себя.

– У нее не было выбора.

Он приподнял плечи:

– Она осмелилась провозгласить себя королевой!