Ветвь оливы - Вера Космолинская

— Думаю, что додумывались, но главная проблема в массовости. А потом — в длительности провалов в памяти. Препарат действует слишком легко и быстро. А чтобы найти точку возврата, надо с каждым пострадавшим затем возиться по отдельности — искать его собственную, избегая прямых столкновений с первыми установками, не внушить новых, слишком сковывающих и подавляющих сознание.

— А еще — всегда остается опасность, что что-то напомнит о прежних установках, они ведь все равно останутся где-то там, в подсознании, не менее сильные, чем те, что заставят их все забыть. Это может превратиться во что-то неосознаваемое.

— Мало ли у нас всех в подсознании странных вещей? У всех хватает чудачеств. По-моему, должно сойти за норму.

Изабелла помолчала.

— Но только не с одними из нас.

— Верно. Не с одними из нас. С нами все сложнее.

Она чуть вздрогнула. Оттого, что я сказал «с нами», а не «с ними». Все это подобралось слишком близко. Чуть меньше удачи, и в итоге последних дней остались бы только Изабелла — здесь и отец — в Париже.

Средь нашего затишья, быстрый стук в дверь кабинета прозвучал как внезапный крупный град. Изабелла подскочила на месте и кинулась в соседнюю комнату — открывать.

— Нам только что доставили послание!.. — послышался еще из коридора взволнованный, прерывающийся голос Дианы.

— Какое?.. — спросила Изабелла. — От кого? Это?!.. — они чем-то зашуршали, разворачивая. — Вы его открыли? Надеюсь, никто не пострадал? Нужно было отнести в мою лабораторию…

Судя по этим словам — еще одно послание от гения эпистолярного жанра, оставившего свое последнее письмо в роботе-почтальоне две тысячи лет спустя даже не на Земле.

Меня охватили дурные предчувствия, и имя им было легион… но вместе с тем, не только дурные. Вызывающие азарт. Воспользовавшись тем, что девушки находились в соседней комнате, я выскочил из-под одеяла и прихватив ближайшее, что нашлось из одежды — Мишель всегда оставлял рядом готовый комплект на тот случай, если он срочно мне понадобится, — оделся со скоростью, которую стоило бы счесть рекордной, учитывая протесты моих бедных костей. Но вот ведь парадокс, и всем знакомый — когда что-то кажется почти невозможным, оно порой выходит лучше и быстрее чем тогда, когда все в порядке. Как нечто, совершаемое на спор.

— Нет, никто не пострадал, — торопливо ответила Диана. — Мы не все можем сейчас оценить, но… я думаю, что это просто письмо. Он хочет встретиться с нами. То есть с ним! И он думает, что он — наш отец! Все еще! Сумасшествие какое-то!..

— Одичал, — философски заметила Изабелла. И после пары минут совсем уж тихого шушуканья и шуршания, они наконец дружно вошли в комнату. Диана была, уже традиционно, в своем полубоевом наряде, даже с пистолетом за поясом. — Он давно проснулся, можешь все ему сказать… — увидев меня уже во вполне приличном виде, я как раз завязывал шнурки на своем зеленом колете, Изабелла слегка удивилась и последние слова проговорила уже с сомнением — в их необходимости, в силу очевидности.

— Привет, Диана, — воскликнул я бодро. — Может, вернемся в кабинет? Там светлее. А кто посланец?

— Слава богу, мы его не знаем, — отозвалась Диана. — Если вкратце — узнав, что ты здесь и прибыл благополучно, он хочет встретиться с тобой сегодня в час после полудня. В том самом чертовом Лесном домике! Конечно, это очередная ловушка, тут нечего и думать. Неужели он ожидает, что мы на самом деле на это купимся? И все-таки, что ему ответить?

— Пожалуй, я сам ему отвечу. Кажется, пришел наш звездный час. Встретиться с ним стоит. И поговорить. Вдруг, к примеру, он захочет сдаться?

На мгновенье воцарилась гробовая тишина, а потом девушки без тени веселья, но неудержимо, расхохотались.

— Почему он не воспользовался радио? — подозрительно спросила Изабелла. — Он теперь знает все наши частоты.

— Вероятно, он находит это хорошим тоном, — предположила Диана.

Письмо было написано на языке, являвшемся потомком почти всех земных языков, и ни одного из них в отдельности. Тем не менее, оно было написано чернилами и, вероятнее всего, гусиным пером, а на некоторых буквах еще остались еле заметные легкие песчинки. Такой же анахронизм как мы сами. Привычные вещи и совершенно неуместное содержание.

«Здравствуй, старый друг!

Вот я и убедился, что это именно ты, а не тот, за кого предпочитаешь себя выдавать. Только ты мог так просто уйти из ловушки, в этом тебе помогли и твой опыт и твой авторитет, которым мой друг Квазарий ничего не мог противопоставить, несмотря на подробные инструкции и, казалось бы, обретенный иммунитет к старым авторитетам. Интуиция меня еще не подводила. Ты не мог не знать, какую все происходящее может представлять опасность, и какие это открывает возможности. Особенно, какие открывает возможности… Не правда ли? Именно поэтому ты выжидаешь и ведешь себя так осторожно, не нанося уверенного удара. Который, впрочем, ни к чему бы не привел. Ты же понимаешь, что это стало бы погоней за тенью. Но нужна ли эта погоня? Мы ведь разумные цивилизованные люди. Может быть, единственные цивилизованные люди в этом юном несовершенном мире. Других таких здесь больше нет. И как таковые, мы можем решить наши разногласия мирным путем. Нам следует наконец встретиться лицом к лицу, с открытой душой, и поговорить. Конечно, мне следует объясниться. Даже извиниться за то, что я чуть было вас не уничтожил, вместе со всем «старым» будущим, которое теперь, когда мы здесь, может смениться куда более прекрасным и счастливым, ко всеобщему благу, которое стоит того, чтобы ради него бороться, отказаться от старого, от бесконечной череды проб и ошибок.

Но позволь мне рассказать обо всем подробнее при встрече. Думаю, я могу объяснить тебе если не все, то многое. И смею надеяться, что ты выслушаешь и, может быть, поймешь и даже примешь мою точку зрения, теперь, когда я могу доказать, что то, о чем я говорю — возможно и не является пустыми фантазиями. Исключено ли полностью, что мы можем стать союзниками?

Но я понимаю — все это преждевременно, и нам нужно встретиться наконец по-настоящему. Пусть это будет нейтральная территория. Пусть это будет легендарный в наших краях «Лесной домик». Предположим, сегодня в час, после полудня, если ты согласен.

Я жду твоего ответа.

Искренне твой, Ралес Линн».

Прочтя письмо, я быстро перечитал его снова, потом еще раз, чуть медленнее, а потом посмотрел на часы.

— Успеваем ответить десять раз… — Я бросил письмо на письменный стол, схватил валявшееся сверху перо и принялся искать чистую бумагу — куда ее тут переложили, пока не было меня и Мишеля?.. Ага, вот, под исписанными листами.