Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

А это вообще из области фантастики! Гитарист «Вежливого Отказа» Рома Суслов лабает джем с музыкантами из UB40! Фото Георгия Молитвина

Но главное достижение Ольги Опрятной состояло в том, что она добилась, чтобы Министерство культуры тарифицировало любительские ансамбли, входившие в состав рок-лаборатории, и музыканты-любители теперь могли вполне легально получать деньги за выступления.

Прослушивания происходили в Малом зале ДК имени Горбунова с 30 сентября по 2 октября. Разумеется, не обошлось и без анекдотов: «Манго-Манго», например, получили высшую ставку – 7,5 рублей за концерт, а «Звуки Му» – низшую, 4 рубля. Зато теперь группы рок-лаборатории могли совершенно легально выезжать на гастроли по городам СССР.

Интересно, что с приходом Опрятной рок-лаборатория переехала в другую комнату, ближе ко входу. Сделано это было явно для того, чтобы рокеры своим неформальным видом не пугали сотрудников ЕНМЦ. Но та комнатка оказалась катастрофически маленькой, и вскоре перестала вмещать всех музыкантов рок-лаборатории. Тогда Опрятная и её команда переехали в соседнюю комнату, которая была побольше.

Вообще рок-лаборатория регулярно переезжала из комнаты в комнату, сменив их, наверное, с полдюжины. Постоянным было только место для курения на лестнице, которое вскоре превратилось в биржу музыкантов. За несколько лет стены лестничного пролёта были сплошь уклеены объявлениями, в которых группы извещали о поисках нужных музыкантов. Именно отсюда началась история многих популярных ансамблей.

«Мы познакомились совершенно случайно, – рассказывает Александр Минаев, лидер группы мотологического рока „Тайм-Аут”. – Я искал себе гитару понавороченней в смысле формы, и в рок-лаборатории мне дали телефон Паши Молчанова, сказав, что у него есть самопальная гитара „ласточкин хвост”. Мы встретились, гитара мне не понравилась. А у него как раз возникли проблемы с группой „Мартин”, в которой он тогда играл, и я ему предложил петь у нас в группе „Шок”, а он взял и согласился».

Через несколько недель группа уехала на работу в Дагестанскую филармонию, а там уже были отпечатаны тысячи афиш с названием «Тайм-Аут» – и нашим музыкантам предложили взять это название. Так «Шок» превратился в «Тайм-Аут»…

…И всё-таки почему именно КГБ пришёл на помощь рокерам? Для каких целей КГБ инициировал создание Ленинградского рок-клуба и Московской рок-лаборатории?

Можно предположить, что КГБ был обеспокоен ростом молодёжного нигилизма, который породила борьба Союза композиторов и партийных чиновников с роком. По всей видимости, среди гэбэшных аналитиков существовало устойчивое мнение, что страна может пойти вразнос, если молодёжи не предоставить площадку, пусть даже закрытую, типа гетто, где она смогла бы реализовать свои устремления.

По другой версии, в рок-клубах готовили «ударные батальоны перестройки», чтобы развалить великую страну.

Но существует и третья версия, согласно которой перестройку инициировали офицеры КГБ, которые в 1960-х годах, во времена своей юности, ходили на сейшены с участием различных рок-групп, таких как «Сокол», «Скифы», «Аргонавты», «Оловянные Солдатики» и т. д. Став к середине 1980-х полковниками и генералами, они сделали попытку вернуть страну в атмосферу романтики, которую они так любили в 1960-х.

Александр Скляр и солист Sielun Veljet Исмо Аланко

«На каждый концерт, который устраивала рок-лаборатория, двадцать билетов я отдавал гэбэшникам, – вспоминает Булат Мусурманкулов. – Если честно, то я специально это отслеживал. Я же знал, какие места им отведены. И вот смотрю: там пацан какой-то сидит, там – девчонка. То есть они эти билеты отдавали своим детям!»

Группа «Ва-банкъ» настолько крепко подружилась с финскими панками из ансамбля Sielun Veljet, что получила приглашение приехать с гастролями в Финляндию. В апреле 1988 года «Ва-банкъ» выступил в десяти финских городах. По окончании тура влиятельная финская фирма грамзаписи Polarvox предложила гостям из СССР поработать в студии над синглом и даже прикрепила к ним своего лучшего звукорежиссера Ти Ти Оксала. Неделя работы дала материал для целого альбома. Это была первая запись советской рок-группы в западной студии.

КГБ продолжал поддерживать рок-лабораторию и дальше.

В апреле 1988 года «Звуки Му» впервые вырвались за границу, в Венгрию, на фестиваль «Венгерская морковка» («Hungary carrot»). Поначалу Министерство культуры не желало выпускать группу на зарубежные гастроли. Поездку предварило панковское восстание в столице, вспыхнувшее в поддержку директора ЕНМЦ В. К. Сергеева, куратора рок-лаборатории, положившего свой партбилет в защиту этой поездки. По тогдашним правилам его автоматически должны были освободить от должности директора ЕНМЦ, но панки в полном прикиде, с ирокезами на головах и воинственно торчащими булавками в куртках, явились в Главное управление культуры на улице Неглинке и отстояли своего директора. О том, как всё происходило, рассказывает сам Владимир Кириллович:

«Группа „Звуки Му” считалась тогда почему-то одной из самых одиозных групп, хотя были группы более экстремальные и по музыке, и по текстам, но, видимо, сама эпатажная манера Пети Мамонова привлекала к нему внимание, и считалось, что его нельзя никуда выпускать, что он – только для внутреннего пользования, и то ограниченного. А тут – международный фестиваль! Но мы в рок-лаборатории решили, что „Звуки Му” – наиболее достойная группа, которая может представлять рок-лабораторию за рубежом. Этот вопрос был достаточно легко согласован с Московским горкомом комсомола, к нам от них пришёл новый инструктор Игорь Дёмин, с которым мы все быстренько решили и начали через комсомол оформлять им загранпаспорта. Но когда паспорта были уже оформлены, в управлении культуры при исполкоме Моссовета нам сказали, что группа за рубеж не поедет, потому что она позорит честь, лицо и достоинство нашей страны и всего нашего советского искусства. А мне пригрозили, что я буду исключён из партии и снят с работы, если буду продолжать настаивать на этой поездке.

А за пару недель до этого состоялась коллегия по поводу шаржистов, то есть самодеятельных художников, которые только-только начали осваивать Арбат. Они там нарисовали шаржи на членов нашего политбюро и Верховного Совета, и какой-то дотошный член Верховного Совета нарочно купил у художника портреты Лигачёва и ещё кого-то с нашей литовкой и передал всё это в управление культуры, где и состоялась коллегия, на которой меня с моим замом Ларисой Самарьевной Утикеевой грозились исключить из партии.

Пётр Мамонов в Старопанском переулке. 1987 г.

Вот и в этот раз начальник управления культуры Олег Витальевич Беликов грозно спросил меня:

– Ты соображаешь, что делаешь? Я не ожидал от тебя такой близорукости! Ничего этого не состоится!

Я вернулся на Старопанский переулок в ЕНМЦ, мы встретились с Опрятной, погоревали-посетовали, и вдруг она говорит:

– А что, Владимир Кириллович, демократизация у нас всё ж таки началась, давайте мы сейчас подключим к этой проблеме нашу рок-н-рольную общественность!

Конечно, это была авантюра, после которой, в случае её неудачи, и разговора уже не могло быть о том, чтобы мне и ей оставаться на работе. Но, конечно, ребята не могли упустить возможность провести такую зажигательную акцию. Ольга собрала на Старопанском панков и металлистов, и вся эта живописная толпа пешком направилась оттуда на Неглинку, прямо в управление культуры. Охраны там ещё не было, и они свободно поднялись на второй этаж, отлавливать начальника. Но Беликова в тот момент на месте не оказалось, он уехал на какое-то совещание, правда оставив в кабинете своё пальто, так как собирался вернуться на работу. Но секретарша отыскала его и предупредила: „Олег Витальевич, ни в коем случае не появляйтесь в стенах управления, потому что вас здесь ожидает агрессивная толпа с цветными волосами и металлическими заклёпками!” И он прямо с совещания поехал к себе домой. Таким образом, акция состоялась, но мы оказались перед неизвестностью: что же будет на следующий день? На положительный исход дела мы не надеялись.