Москва рок-н-ролльная. Через песни – об истории страны. Рок-музыка в столице: пароли, явки, традиции, мода - Марочкин Владимир Владимирович

– Какой же это был год?

– Осень 1981-го.

– А что тебя побудило написать про листопад?

– Осень – моё любимое время года. Летом всё зелёное, всё немножко монотонное, а ранняя осень – и зелёная, и жёлтая, и красная. Осень мне очень нравится своим обилием красок.

– Как ты пишешь свои песни? Тебе нужно гулять по улицам или ты сидишь дома с гитарой и струны перебираешь?

– Да, я должен гулять.

– И где ты обычно гуляешь?

– Я сейчас живу в Выхине и там же гуляю. В Косине, в лесу, меньше народу и никаких собак. У меня есть такие укромные места, где я могу просто ходить: сто метров вперёд, сто назад, – именно там у меня какие-то мелодии и рождаются. Я смотрю на небо, на деревья… а потом иду домой, беру гитару и начинаю играть. Песни у меня рождаются там, где свобода, где природа, где гуляет ветер. Даже бывало так, что льёт дождь, а я выхожу на улицу, встану где-нибудь под деревом и просто стою и напеваю что-то – кайф! Когда заканчивается зима, приходит апрель, а с ним – слякоть, то состояние противное. И в такое время у меня, как правило, никогда ничего толком не получается. У меня песни в основном рождаются осенью.

– А где ты гулял по Перову, когда писал свой вечнозеленый хит?

– Маршрут был один: дом – училище – репетиция – дом. Сначала я написал слова, потом появилась мелодия.

– Я помню, что в середине 1980-х, когда произошёл взрыв интереса к тяжёлому року, все основные металлические сейшены проходили именно в Перове, в Доме культуры Московского локомотиво– и вагоноремонтного завода.

– Да, это был легендарный ДК МЛВРЗ, железнодорожная станция Перово. Шёл тогда 1986 год. Октябрь. Кстати, именно там я однажды с Володей Холстининым познакомился. Как раз была такая тусовочка: «Чёрный Обелиск», «99 %», «Кросс», мы – полно народу было. Я вышел в фойе и услышал, как стоявший у входа в ДК поэт «Арии» Сашка Елин позвал меня: «Поди сюда!» Подхожу: «Что случилось, Саша?» – «Помоги мне, – говорит, – моего друга из „Арии” провести, Володю Холстинина!» И я помню, что Холстинин стоял у самого входа и толпа все прибывающих зрителей его размазывает по стеклу. Елин пытается как-то его затащить внутрь, дёргает за рукав пальто и кричит: «Лёша, давай вместе с тобой! Давай! Давай!» Мы дёрнули – и Холст влетел внутрь. Отряхнулся и говорит мне: «Здравствуйте, меня зовут Володя Холстинин». И мы с ним под ручку пошли за кулисы. Елин семенил рядом и приговаривал: «Вот тебе спасибо! Вот спасибо! Класс!»

– А народ Холстинина не узнал?

– Тогда «Ария» только-только записала свой первый альбом «Мания величия». В Москве они как «Ария» ещё не выступали, и в лицо их никто тогда не знал. Это был состав, где вместе с Холстининым играли Грановский, Большаков и Львов, ушедшие потом в «Мастер»…

– А почему именно в ДК МЛВРЗ всё это происходило?

– У нас в 1984 году в ДК МЛВРЗ была репетиционная база. Там были две молодые женщины, Люба и Рита, директор Дома культуры и её заместитель, которые приходили на работу как раз в то время, когда мы репетировали. Я думаю, мы их приучили к нашим мелодиям и к нашему стилю музыки. И когда наступила перестройка, они нам сказали: «Ребята, отчего бы нам какой-нибудь крутой сейшен не организовать?!» И мы сделали один сейшен, потом другой, а потом это приобрело грандиозный размах. И получилось, что ДК МЛВРЗ стал оплотом металлической рок-музыки…

Вот так, защищаясь от многочисленных внешних угроз, перовские мальчишки создавали свой мир.

Маргинальная молодёжь нашла в этом стиле выход своим комплексам и страхам. Структура хеви-метал имеет не только художественную ценность, но и наполнена языческими культовыми обрядами, позволяющими пережить трудные времена. Поэтому огромная популярность тяжёлых стилей у нас проявилась и как следствие общемировой тенденции, и потому, что у молодых людей накопилось слишком много неуверенности в собственных силах. «Металл» давал возможность людям почувствовать себя сильнее.

Москва Анатолия Крупнова

Мы с Анатолием Крупновым, лидером «Чёрного Обелиска», часто передвигались по Москве одними и теми же маршрутами, я – его, а он – моими. В конце 1980-х, когда наши сердца и души принадлежали Московской рок-лаборатории, мы постоянно, иногда по нескольку раз в день, сталкивались на одних и тех же московских улочках: то на Солянке, где жил Толик, то в Старопанском переулке, где находилась рок-лаборатория, то на улице Кирова, где в кафе «Турист» собиралась тусовка. Как правило, я замечал Толика издалека. Он шёл по улице, в одной руке держа бас-гитару, другой рукой толкая коляску с сыном Вовкой, да ещё ведя на поводке таксу.

– Привет!

– Как дела?

– Да вот, написал новую статью!

– А я сочинил новую песню…

Толик Крупнов родился на проспекте Мира, в доме 180, который стоит почти напротив метро «ВДНХ». Местные жители его называют «домом космонавтов», потому что здесь жили некоторые космонавты. А ещё в этом доме жил знаменитый хоккеист Александр Мальцев и была юношеская библиотека. Здесь на первом этаже в угловом подъезде и жила семья Толика: мама, бабушка, сам Толик и его младшая сестра Наталья.

…Та самая большая квадратная гостиная, оклеенная зелёными обоями. Тот же массивный, сохранившийся от старых времён обеденный стол посреди комнаты. На столе расстелена цветастая парадная скатерть, которая, как это принято в советских семьях, достаётся из комода, только когда ожидаются гости. По углам гостиной расположены две двери, которые ведут в две спальни.

– У нас квартира трёхкомнатная: эта большая комната – проходная, а там ещё две, девятиметровочки, – рассказывает Эвелина Петровна, мама Толика Крупнова, расставляя на столе чашки. – Когда Наташа выросла, ей досталась комната, где до этого жили мы с мужем. А Толя обитал в одной комнате с бабушкой. Они оба, и Толя, и его бабушка, были «совами», поэтому вечером у них в комнате зажигалась лампочка, они ложились в кровати, брали книжки и до трёх ночи читали.

А в большой комнате Толя и Наташка часто устраивали концерты для нас, взрослых. Они сами делали билеты, в которых было написано: «Вы приглашаетесь… ваше место: 1 ряд, 3 место…» Цена билета была разная: три улыбки или два поцелуя…

Анатолий Крупнов на концерте в Олимпийской деревне. 1988 г.

Между комнатами вешалась портьера, с одной стороны которой находилась сцена, с другой – импровизированный зрительный зал. Концерт был длинным и состоял из самых разных номеров: сначала Толя играл на скрипке, потом на скрипке играла Наташа, затем они играли в четыре руки на пианино, потом читали стихи, а ещё был акробатический номер, и я всегда ужасно боялась, что Толя уронит Наташку, ведь он кидал её под самый потолок… Позже я поняла, что эти домашние концерты приучали Толю к работе на сцене, ведь зрителями были не сверстники, а взрослые люди…

Я не знаю, было ли у него типичное для рок-музыканта детство, но детство у него было… неплохое, с моей точки зрения. К сожалению, он был не совсем здоровый мальчик. У него с сердцем было не очень… и с почками. Вернее, вначале-то всё было нормально, но когда Толе было четыре с половиной года, он заболел: мы зевнули аппендицит. А зевнули потому, что в Москве тогда была холера, и врач скорой помощи сказал: «Знаете, я должен его забрать в больницу, но боюсь, что его сунут в холерный барак, и он подцепит там заразу…» Это было в шесть часов вечера, а когда Толю привезли в больницу и начали осматривать, у него уже было прободение. Это же жутко больно! А он даже и не пикнул, только морщился и говорил: «Мама, возьми меня за руку и расскажи про тигрика, который потерял свои полоски!» Операция была очень тяжёлой, и тогда я впервые поняла, что Толька по натуре стоик. Он не то чтобы не боялся, но терпел боль и никогда не показывал, как ему больно. Так у него было всю жизнь. Я думаю, это качество ему передалось от отца.