Институты и путь к современной экономике. Уроки средневековой торговли - Авнер Грейф

Доказательство теоремы IX.5

Предположим, что экономика s является коллективистской, а экономика t – индивидуалистской.

Часть четвертая

Эмпирический метод сравнительно-исторического институционального анализа

Внутренняя недетерминированность и контекстуальность институтов ставят под вопрос возможность их изучения при помощи традиционных эмпирических методов социальной науки. Эти методы основываются на допущении, что при заданном наборе экзогенных и наблюдаемых свойств ситуации дедуктивная теория может успешно ограничить множество исходов, делая позитивный анализ осмысленным. В случае эндогенных институтов у нас нет такой теории.

В частях первой, второй и третьей рассматриваются несколько причин, которые, скорее всего, делают невозможной выработку дедуктивной теории институтов. Институты недетерминированы и контекстуальны по своей природе. С центральной транзакцией может быть связано множество других транзакций, и потому множество равновесий (и соответственно институтов) могут существовать в повторяющихся ситуациях, составляющих предмет рассмотрения институционального анализа. Различные институты, воплощающие разные когнитивные модели и информацию, могут быть самоподдерживающимися. Институциональные изменения – это функция существующих институтов. На направление этих изменений влияют институциональные элементы, унаследованные из прошлого. Независимо от того, будет или нет разработана дедуктивная теория институтов, сегодня наши знания таковы, что мы не можем понять институты какого-либо конкретного периода времени, реализующиеся в каком-либо конкретном пространстве, полагаясь исключительно на дедуктивную теорию.

Индуктивный анализ в стиле Бэкона, который выделяет и классифицирует институты на основе одних лишь наблюдаемых свойств, также не в состоянии решить все проблемы, связанные с изучением институтов. Чистой индукции недостаточно, поскольку различные институциональные элементы, такие как убеждения и нормы, мотивирующие поведение, не поддаются непосредственному наблюдению.

Кроме того, одни и те же наблюдаемые элементы могут быть частью различных институтов; одни и те же правила и организации могут работать в институтах, которые различаются своими убеждениями и нормами, т. е. соответственно своими результатами. Наконец, со временем институциональные изменения могут привести к тому, что одни и те же правила или организации окажутся элементами различных институтов с разными экономическими результатами.

Например, Генуя и Пиза, видимо, имели одинаковую систему подестата, но в них были абсолютно разные институты. В Генуе подеста обеспечивал баланс сил, тогда как в Пизе он олицетворял господство одной группы над другой. Купеческая гильдия поначалу была институтом, способствовавшим росту благосостояния и защищающим права собственности. Но со временем такие гильдии, как Ганзейский союз, стали использовать свою власть для снижения благосостояния, препятствуя конкуренции[300].

В данной ситуации может существовать множество институтов; у них есть ненаблюдаемые компоненты, одни и те же наблюдаемые элементы могут входить в разные институты. Кроме того, воздействие института зависит от конкретного состава этих компонентов и более широкого контекста. Поэтому эконометрический анализ институтов затруднен избыточным числом эндогенных и ненаблюдаемых переменных, каузальные связи которых недостаточно ясны, а следствия зависят от контекста.

В равной мере проблематичны и эмпирические исследования, отождествляющие институт с его последствиями на макроуровне, – например, с политическим насилием, миром или защитой прав собственности. Вне широкого контекста и без признания институциональных основ исходов попытки оценить воздействие этих исходов на благосостояние неизбежно будут обманчивыми. Как показывает пример Генуи, мир не обязательно приводит к экономическому росту, а политическое насилие может не сказываться на правах собственности. Подобным образом защита прав собственности может снижать уровень благосостояния и замедлять экономический рост. В Европе упадок рабства (фактический запрет прав собственности на людей) способствовал экономическому росту, стимулируя трудосберегающие технологические инновации.

Часть четвертая отвечает на проблему изучения институтов при помощи традиционных методов общественных наук, вводя дополнительный метод изучения конкретных случаев. Центральное место в данном методе занимает не предсказание институтов, а их выявление, понимание их особенностей и происхождения, а также изучение факторов, делающих их самоподдерживающимися.

В части четвертой предполагается дать оценку влияния институтов, основанную на понимании их микроособенностей и широкого контекста. Такой анализ играет ключевую роль в понимании институтов прошлого и настоящего, в выявлении факторов, ведущих к образованию различных траекторий развития институтов, и в предсказании направления институциональных изменений в ответ, например, на реформу институтов или экзогенное изменение среды.

Этот эмпирический метод (теоретически ориентированное изучение конкретных случаев) основан на интерактивном, контекстуальном анализе. Его цель – выявить и понять институты, значимые для данной ситуации, сделать понимание институтов в целом более глубоким.

Центральное место в этом методе отводится контекстуальному анализу, который интерактивно использует дедуктивную теорию, контекстуальное знание ситуации и ее истории, контекстуальное моделирование, направленное на разработку и оценку гипотез, касающихся релевантности конкретных институтов.

Поскольку институциональная динамика – исторический процесс, опора на контекстуальное знание ситуации и ее истории учитывает специфику контекста и историческую обусловленность институтов. В сочетании с теорией и контекстуальным моделированием подобное знание помогает исследователю создавать гипотезы о значимых институтах, объяснять, почему в рассматриваемой исторической обстановке была велика вероятность возникновения именно этих институтов; понимать, как они становились самоподдерживающимися.

В общих чертах этот метод может быть описан следующим образам. Теория, а также контекстуальные и сравнительные данные используются для того, чтобы выявить важные вопросы, транзакции и возможные каузальные (случайные) отношения в рассматриваемом эпизоде. Они также используются для определения того, какие институциональные факторы могут считаться экзогенными, а какие – эндогенными. Контекстуальный анализ, общие теоретические соображения и эмпирические факты используются для выдвижения гипотез о соответствующем институте: какие транзакции были (или не были) связанными, как и почему это происходило; как и почему полученная в результате игра и существовавшие в ее рамках убеждения приводили к определенному поведению.

Эта гипотеза формализуется и оценивается при помощи контекстуальной модели, в которой правила игры определяются экзогенными, исторически детерминированными технологическими и институциональными факторами. Соединение анализа игры, в которой признается влияние исторических факторов на отбор равновесий, с фактами дает нам возможность оценивать (отвергать, дорабатывать или принимать) гипотезу и тем самым понимать соответствующие эндогенные институты.

Подобный процесс выдвижения гипотезы и ее оценки является интерактивным: мы используем теорию, контекстуальное знание и факты для разработки гипотезы; затем мы выдвигаем и анализируем ее, используя эксплицитную контекстуальную модель; наконец, мы используем предсказания и другие предположения, полученные при помощи этой модели, для оценки и модификации гипотезы.

Анализ исторических институтов, представленный в первой, второй и третьей частях, опирался именно на такой интерактивный, контекстуальный анализ. Эмпирическое исследование в главе Х более наглядно иллюстрирует необходимость и преимущества этого метода и его главного положения о том, что индукция, дедукция и контекстуальный анализ играют в институционном анализе дополнительную роль. Теория и контекстуальное моделирование упорядочивают историческое объяснение, а индукция и контекстуальное знание упорядочивают теоретические аргументы.

В главе Х этот подход тестируется на примере исследования институтов, которые поддерживали обезличенный обмен в Европе, прежде чем территориальное государство смогло обеспечить относительно беспристрастное правосудие. В ней анализируется исторический переход от экономик, основанных на личном обмене, к экономикам, в которых все больше становится возможным обезличенный обмен. Соответственно анализ затрагивает центральный вопрос экономической истории и развития: переход экономик и обществ от форм, в которых экономические и социальные взаимодействия ограничиваются личными отношениями, к тем, в которых преобладают обезличенный экономический обмен и социальная мобильность.