Пляска в степи (СИ) - Богачева Виктория

Она обессиленно покачала головой, мечтая сползти прямо на дощатый пол, и закрыла ладонью рот, чтобы заглушить всхлип. Что ей теперь делать?.. Взгляд Рогнеды прожигал даже через стену, и княгиня с усилием оторвала себя от стены, и медленно побрела подальше от горницы.

Коли расскажет она обо всем мужу, еще пуще разгневается Ярослав. Он и так был мрачнее тучи последнюю седмицу. Прознает про Рогнеду — во стократ сильнее осерчает. А как смолчать-то? Однажды она уже не доверилась ему, и какое зло с ними приключилось! Неприкрытая, неистовая злоба сестры испужала Звениславу. Многое можно было простить. Сказать, что, мол, Рогнеда разумом помутилась после смерти родителей и брата да разорения терема хазарами. Не она те злые слова произнесла; говорило в ней горе.

Но ведь не токмо на горькую судьбу и жестокую долю жаловалась гордая княжна. Кричала она о ненависти к Ярославу. Затаила она на него лютую злобу и считала повинным во всех своих горестях.

Смолчит Звенислава — вновь предаст мужа. А расскажет — повесит на него еще одну тяжелую ношу. А ему и нынешних с избытком хватает. Придется ведь решать, как быть с Рогнедой. Не у кого ей даже совета испросить! Ни одной живой душе не могла больше довериться Звенислава. Раньше хоть со знахаркой могла поговорить о том, что на сердце лежало. Теперь же нет и знахарки.

Так ничего и не решив, с сумятицей на сердце, Звенислава вошла в горницу, где рукодельничали. По левую руку на длинной лавке вдоль стены теремные девушки пряли на веретенах, крепя кудель к расписных, узорчатым прялкам. В ногах у каждой стояла мисочка с кислой ягодой, чтобы смачивать рот. Напротив них под присмотром тетки Бережаны маленькие княжны вышивали простенькие узоры — пока еще не умело, кладя кривые стежки. Увидев княгиню, обе подскочили с лавок: при старших в тереме не сидели.

— Не пошла княжна? — тетка Бережана окинула Звениславу цепким, колючим взглядом.

Вроде бы и говорили, что не болтливы у Ярослава дружинники, однако ж о рогнедином бесчестии в ладожском тереме ведали все от мала до велика. Как, откуда, кто проболтался?

— Занемогла, — коротко пояснила Звенислава, усаживаясь на лавку, и Любава с Яромирой тотчас устроились по обе стороны от нее.

— Княгинюшка, погляди, погляди, — девочки наперебой принялись показывать ей свои вышивки, и она нашла, за что похвалить каждую.

Звенислава взяла в руки рубаху, которую не могла докончить уж седмицу, но и нынче работа валилась у нее из рук. Ох, в былые времена Доброгнева Желановна за такое по головке не погладила бы. Она закусила изнутри щеки. Вспоминать было больно.

«Может, слишком круто я обошлась с Рогнедой? — невидящими глазами она посмотрела на вышитый узор. — Напрасно я осерчала. Она разом потеряла и родню, и терем, и вольготную прежнюю жизнь. Знамо дело, печалится и сердится. Лучше бы я промолчала и ушла. Верно, еще пуще загрустит».

Она вздохнула, и чуткая Яромира, уловив ее тревогу, подлезла под локоть, ласкаясь. Любава же, высунув от усердия кончик языка, увлеченно сражалась со стежками. Как бы она ни ерепенилась, а с вышивкой возиться любила, и получалось у нее лучше, чем у младшей сестры, коли она не спешила да делала все вдумчиво.

«Но Рогнеда не просто печалилась, — заговорил в голове у Звениславы другой голос. — Она на Ярослава наговаривала. Грозила ему. Проклятиями сыпала, к Богам взывала! Коли кто другой такие речи услыхал, сидела бы уже княжна взаперти в самой темной, холодной клети, коли не в порубе».

«А не тебе Рогнеду судить, — вновь одернула Звенислава себя. — Сама-то хороша! Все о муже радеешь, а такое сотворила, что до сих пор Ярослав расхлёбывает. О послушании каком-то говоришь, но князя не слушаешь. Одна морока ему с тобой».

Как же она себя винила!

А уж со дня, как явился рано утром на княжье подворье боярин Гостивит да потребовал с князя ответа, куда пропала старая княгиня, и вовсе поедом съела. Накануне ночью Ярослав и пары часов в горнице не провел, допоздна засиделся с воеводой Крутом, толкуя, как теперь быть.

— … мне мамка сказывала, его мальцом она в тереме всяко шпыняла. Ну, из-за того, что он...

— Да что говоришь ты, дура! Тише!

Звенислава отвлеклась от своих невеселых дум, услыхав, как сидевшие за пряхами девушки зашикали на одну из них, заставляя замолчать. Она подняла голову от вышивки, и провинившаяся девка, покраснев до корней волос, видневшихся из-под очелья, бросилась ей в ноги.

— Княгинюшка, не губи дуру непутевую! — заголосила та, и Звенислава опешила. Она ведь даже не ведала, о чем они говорили за работой.

— Встань, встань же, — она потянула валявшуюся у нее в ногах девку за плечо, заставляя подняться.

Немало седмиц прошло, как взял ее Ярослав в жены, а все никак не привыкла она, что теперь ей в ноги бросаются, ища защиты али прощения. Раньше-то она поклоны до земли клала.

— О чем ты говорила? — Звенислава нахмурила светлые брови, стараясь глядеть грозно.

Надо же было разобраться, отчего заголосила глупая девка.

— Княгинюшка, не губи, — вновь повторила та, поправляя растрепавшиеся волосы да хлопая испуганно глазами.

Тетка Бережана сурово поджала губы и покосилась на княгиню. Пошто разбираться, оттаскала бы непутёвую за косы, вот и ладно!

— Отвечай мне! — Звенислава нетерпеливо притопнула каблучком.

Может, внутри и не скоро она свыкнется с тем, кем теперь стала, но уж внешне не позволит ни себя, ни князя бесчестить!

— Да говорили мы о старой княгине, — девка понизила голос до шепота. — Люто она нашего князя невзлюбила, когда был тот мальцом.

— И что?..

— И немудрено, что он порешил ее так наказать...

Чернавка не договорила. Ее слова прервала звонкая пощёчина от разгневанной, побелевшей Звениславы.

— Как смеешь ты! — она взвилась на ноги, возвышаясь над сидящей на полу девкой. — Как смеешь ты лаять князя!

Ее трясло от гнева, от горькой несправедливости произнесенных слов — уж второй раз за одно утро. Не сдержавшись, она ударила чернавку, посмевшую наговорить таких дерзостей.

— Две седмицы самой черной работы научат тебя молчать, — свысока Звениславка окинула ревущую белугой девку строгим взглядом. — И коли хоть единожды я еще подобное услышу, сразу в поруб отправишься! Все вы! А теперь поди прочь с глаз.

Провинившаяся чернавка сочла за лучшее повиноваться, не став вымаливать прощение. Видела, что ее не простят. Оставшиеся в горнице девушки притихли под разгневанным взглядом княгини, склонились над веретенами. А тетка Бережана посмотрела на нее с одобрением и согласно покивала.

***

С веча вернулись, уже когда давно солнце перевалило за полудень. Заслышав снаружи шум, Звенислава подорвалась с места и поспешила на крыльцо. Она выскочила на улицу как была, в одной рубахе да поневе, не захватив из другой горницы теплую свиту. А выскочив, едва не застонала от разочарования: Ярослава среди вернувшихся не было.

Чеслава уже шагала к ней, спеша через двор. Звенислава впилась взглядом в ее лицо, пытаясь угадать, добром ли закончилось вече?..

— Князь с боярами остался потолковать. У Любши Путятовича в избе станут вечерять, — воительница опередила ее вопрос, уразумев все по встревоженному лицу княгини и ее заломленным рукам. — Идем в терем, госпожа. Ты вся дрожишь.

И то правда. На промозглом ветру Звенислава замерзла в тот же миг, как ступила на крыльцо.

— Ты голодна? Устала? — они вошли в сени, и княгиня заглянула Чеславе глаза.

Ее губы тронула слабая улыбка.

— Не дитя, чай. Потерплю до вечери.

Звенислава лишь покачала головой, а после увлекла за собой воительницу через сени на другую сторону терема. Поймав выходящую из стряпущей девку, она велела принести каравая и теплого киселя к себе в горницу. Когда вместе с Чеславой они поднялись по всходу на женскую половину и вошли в светелку, Звенислава принялась зажигать жировики да лучины, а воительница неловко замерла на одном месте, прямо посреди сундуков с приданым да всяких женских вещиц.