Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

Андрей поднял глаза. В дверях стоял Вацлав.

Андрей пристально посмотрел на него и в сердцах воскликнул:

– Боже мой!

24

Ничего не получалось. Она бы не смогла так поступить.

Она не могла так поступить.

Она хотела так поступить больше всего на свете, но.

Она не сделает этого.

Она не последует за Генрихом в Пернштейн. Она останется в Праге, ибо здесь ее место, рядом с матерью, рядом с обоими братьями – со своей семьей.

Это разобьет ей сердце, и у нее никогда больше не будет мужчины, которого она полюбит так же сильно, как Генриха. Но она не последует за ним.

Боль, которую чувствовала Александра после того, как позволила этой мысли появиться в своей голове, была чудовищна. Она пыталась утешиться мыслью, что все еще, возможно, получится, только позже, но на самом деле не верила в это. Если она отвергнет Генриха сейчас, то разрушит любовь, которая зародилась между ними. Обратный путь из дворца Лобковичей через Малу Страну к старой части города был для нее настоящей мукой: ее будто хлестали шокированные, любопытные или смущенные взгляды людей, которые либо отворачивались от ее заплаканного лица, либо пристально всматривались в него.

Когда Александра уже почти добралась домой, у нее перехватило дыхание, потому что на одну долгую секунду ей показалось, что она видит посыльных Генриха среди людей, которые ходят по площади. Неужели он потерял терпение? Неужели он хочет услышать ее решение сегодня, сейчас, а не завтра? Она не знала, что ответила бы Генриху, если бы он потребовал от нее немедленного решения. План – если только можно было назвать планом то, что в отчаянии крутилось у нее в мозгу, – состоял в том, чтобы довериться матери и получить от нее необходимую силу, дабы отклонить предложение Генриха. Она только наполовину признавалась самой себе в том, что надеялась на понимание матери, которая сама попросит ее принять решение против семьи, но за возлюбленного. Разумеется, Александра не уступила бы просьбе, но ей было бы приятно думать, что у нее действительно был свободный выбор, когда она решила отказаться от Генриха. Девушка смутно подозревала, что, если бы она взвалила на себя бремя такого решения из-за семейных обязательств, это отравило бы ее жизнь и она никогда больше не смогла бы думать о своей матери и братьях, не упрекая их в том, что они разрушили ее любовь. Вероятно, посыльный ей просто привиделся, он был лишь порождением борющихся друг с другом чувств тоски и страха.

А вот круглое лицо Себастьяна в одном из окон верхнего этажа ей не привиделось, хоть он и отшатнулся, когда она посмотрела наверх. Испытывая непреодолимое отвращение, она поспешила подняться по лестнице, чтобы избежать встречи с ним. Однако Себастьян уже стоял на верхней площадке, уперев руки в бока и скривившись в гримасе, которая должна была выражать отчасти строгость, отчасти полное понимание. На самом деле все это выглядело как смехотворная пародия на отца, который хочет узнать от своей почти взрослой дочери, где она шаталась.

– Ну, юная дама, – произнес Себастьян своим срывающимся голосом, – и где мы были все это время?

– Я не знаю, где были вы, – дерзко ответила Александра, – а где была я, вас совершенно не касается.

– Не думаю, что вы выбрали правильный тон.

– Пропустите меня. Я хочу пройти к себе в комнату. Я устала.

– Ты, наверное, думаешь, что должна давать отчет только своей матери. Но это скоро изменится, юная дама!

– И насколько это должно измениться?

– Рано или поздно здесь появится новый хозяин.

– И этим хозяином хотите быть вы?

– Я им буду.

Александра язвительно рассмеялась. Она поразилась тому, что оказалась в состоянии смеяться.

– И через чью голову вы собираетесь решить это?

– Мне не нужно принимать решение через чью-либо голову! Это совместное решение!

– Если под «совместным» вы имеете в виду себя самого и моих бабушку и дедушку в Вене, то подобные решения не имеют никакого значения.

– Естественно, твои бабушка и дедушка желают, чтобы я взял на себя фирму.

– Но вы не можете принимать каких-либо решений без согласия моей матери. И если мои бабушка и дедушка захотят извлечь свою долю из фирмы, то «Хлесль и Лангенфеяь» прекрасно справится и без «Виганта».

Себастьян улыбался с сознанием собственного превосходства.

– Я, конечно, не должен объяснять тебе, юная дама; каков законный статус твоей матери после смерти твоего отца; Особенно теперь, когда выяснилось, что старый кардинал Хлесль не только ростовщик, который обманывал честных торговцев при внутренних закупках, но еще и государственный изменник.

– Пропустите же меня, наконец!

Александра обошла Себастьяна. Она совершенно растерялась, когда он схватил ее за руку повыше локтя. Девушка выразительно посмотрела на его толстые пальцы, впившиеся в нее, а потом на него самого, но это не подействовало: он не собирался отпускать ее.

– Александра, – успокаивающе произнес Себастьян, – я вовсе не хотел, чтобы наша беседа развивалась в этом направлении. Речь ведь не идет о юридических интересах. Речь идет о… делах сердечных. – На последнем слове он пустил петуха. – Естественно, решение о том, что я буду новым господином дома, принималось совместно – твоей матерью и мной.

– Моей… матерью?!

– Да, конечно.

– Моя мать выбрала вас в качестве своего нового-мужа?!

– Твоя мать и я должны были сочетаться браком еще двадцать пять лет назад, но твой отец вмешался в наши отношения. Теперь этой преграды больше нет и любовь, которую твоя мать изначально носила в своем сердце…

– Любовь моей матери всегда принадлежала только моему отцу!

– Но ведь тебя тогда еще не было на свете, не так ли?

– У меня здесь тоже есть право голоса, – прошипела Александра. – Я не допущу, чтобы вы сменили моего отца…

– Ты хочешь лишить свою семью будущего?

– Да отпустите же наконец мою руку! Вы не имеете права хватать меня!

Себастьян с нарочитой медлительностью убрал pyку. Но улыбка, которую он нацепил на свое лицо, вызывала у нее ощущение, что липкое соприкосновение продолжалось.

– Мы должны привыкнуть друг к другу, девочка! Я пони маю, что для тебя это непросто. Но у фирмы есть будущее только в том случае, если я возьму руководство на себя__так же как и для семьи: меня, твоей матери, твоих братьев и тебя.

– И моего дяди, и…

– Ну, будут и исключения, – перебил ее Себастьян.

– Я не думаю, что моя мать со всем согласилась!

– Это только формальность. Доверься мне, дорогая, твоя мать умна, и она точно знает, что для вас лучше всего. Мы давным-давно знакомы, и ее расположение ко мне никогда не теряло силы.

– Она называет вас «Уи!», – с ненавистью прошептала Александра.

Себастьян мигнул, и выражение его лица изменилось. Александра поняла, что задела его. Отвращение к этому человеку придало ей силы, чтобы продолжить.

– Дело в том, – заявила она, – что ваш голос напоминает свинячий визг. И знаете, это подходит и к тому, о чем вы говорите.

Себастьяну понадобилось несколько секунд, чтобы снова выдавить улыбку. Она вышла еще менее естественной, чем раньше.

– Проявляй фамильную надменность Хлеслей, пока еще можешь, юная дама! Когда я стану здесь хозяином, у тебя больше не будет возможности вести себя подобным образом – как и у любого, чье поведение отличается таким же нахальством…

Он отошел в сторону, и Александра пронеслась мимо него в свою комнату. Она с грохотом захлопнула дверь и чуть не задохнулась при мысли о том, что последнее слово осталось ним. А еще она боялась, что расцарапает ему лицо, если задержится еще хоть на одно мгновение около него. Служанка, которая ждала ее, вздрогнула от ужаса.

– Оставь меня одну.

– Может, принести вам что-нибудь?

– Нет, – отказалась Александра. – Просто оставь меня одну.

Так вот, значит, как, подумала она, когда сошел на нет припадок бешенства, во время которого она сорвала покрывало с кровати, расшвыряла подушки по комнате, набросилась с кулаками на матрас и хорошенько попинала ногами сундуки. Так вот, значит, какая жизнь ее ждет! А ведь еще несколько минут назад она была готова оберегать эту жизнь ценой любви Генриха. Внезапно ей остро захотелось увидеть на улице посыльного от Генриха. Она тотчас передала бы ему послание, которое состояло бы из одного-единственного слова: «Да!»

25

Какая-то фигура покинула дом через боковой выход и торопливо побежала по переулку. Закутавшись в плащ, сидевший бы впритык и на менее полном человеке, и низко надвинув на голову капюшон, который приходилось держать обеими руками, чтобы он не сползал с толстого затылка, Себастьян Вилфинг жался к стенам и все время оглядывался. Маскировка делала его приблизительно таким же незаметным, как кучу конского навоза на камчатной скатерти.

Он поспешно завернул за угол и запищал в ужасе, неожиданно налетев на прохожего, свернувшего с другой стороны угла и шагавшего по той же самой кривой. Последовал обычный танец: оба одновременно делали шаг в одном направлении, смотрели друг на друга, пытались уйти от столкновения и снова оказывались лицом к лицу. Мужчина начал улыбаться. Себастьян вытянул свои толстые руки и оттолкнул его.