Хранители Кодекса Люцифера - Рихард Дюбель

– Внимание, Агнесс, все гораздо сложнее. Одним из двух свидетелей, которые подписали это завещание, является кардинал Хлесль. Однако теперь, когда его обвинили в государственной измене, король может обжаловать все засвидетельствованные кардиналом документы, поскольку они могли быть составлены с намерением совершить измену. Если он обжалует завещание Киприана, то все, что мы выдумали, потеряет смысл. Но ведь тогда никто и предвидеть не мог, как плохи будут дела у Мельхиора. Для нас он всегда был скалой, стоящей наперекор волнам.

Агнесс подняла глаза.

– И поэтому Вацлав, как только он объявит себя наследником доли в фирме, принадлежащей семье Хлесль, должен сразу же передать часть имущества короне Богемии? Это не даст королю обжаловать завещание, так как иначе он сам себя лишит возможности получить пожертвование?

– Трех четвертей от всей суммы.

– Хорошо, – сказала Агнесс и повторила: – Хорошо. – Однако по ее голосу нельзя было сказать, что она действительно считает этот ход удачным. – Итак, мы избавляемся от Себастьяна, возвращаем доброе имя Хлеслям в том, что касается семейства кардинала Мельхиора, и дарим королю несколько отрядов ландскнехтов, которые затем ворвутся в страну и будут насиловать крестьянских дочерей. Ах да, и обрекаем себя на нищету. Великолепно.

– Я еще не закончил, – терпеливо возразил Андрей.

– Ты стал таким изворотливым, когда еще жил на улице?

Андрей закрыл глаза.

– Я тебе не враг, – тихо произнес он.

Агнесс нервно потерла щеку тыльной стороной ладони. Затем она встала.

– Так не пойдет, – решительно заявила она. – Я совершенно ничего не понимаю. Я знаю, что ты мне не враг. Но когда мне приходится слышать подобные речи, я просто теряюсь и не знаю, что должна чувствовать.

Андрей подождал, пока она подойдет к двери.

– Виргиния, – неожиданно сказал он.

Агнесс остановилась. Он слышал, как она всхлипнула, и видел, как вздрогнули ее плечи.

– Я не для того затеял этот разговор, чтобы помучить тебя. Я говорю об этом как о единственном выходе.

Андрей старался сохранять спокойствие. Страдания сестры мучили его почти так же сильно, как и ее саму. Но он знал, что должен спасти будущее этой семьи, как бы больно ему ни было. И прежде всего он был обязан Киприану, своему самому лучшему другу.

– «Виргиния Компани» увеличила свою колонию в Новом Свете с тех пор, как человек по имени Джон Ролф стал выращивать сорт табака, пользующийся высоким спросом. Теперь там есть маленькое укрепленное поселение под названием Джеймстаун, где живут почти исключительно мужчины. Однако ситуация в Джеймстауне считается достаточно стабильной, и вскоре там поселятся женщины и дети.

– Мы с Киприаном собирались разделить судьбу поселенцев в Виргинии, но не получилось. Потом мы часто радовались, что не убежали туда.

– Агнесс, самые плохие времена теперь позади. Хозяин табачной плантации, Джон Ролф, даже сочетался браком с принцессой аборигенов, Покахонтас. Ее приняли при английском дворе и крестили. С тех пор между поселенцами и аборигенами больше нет вражды. Я думаю, что там можно выращивать не только табак, но и что-нибудь другое. Возможно, нам удастся убедить деловых партнеров поехать с нами или использовать уже налаженные связи. При жизни последних нескольких поколений Англия была в состоянии войны с половиной мира. Они, вероятно, обрадуются, если торговые связи проникнут глубоко в сердце империи и, прежде всего принесут пользу колонии. С теми деньгами, которые у нас останутся после пожертвования, а также с тем, что принадлежит мне, мы, возможно, и не сумеем начать здесь новую жизнь, но в Новом Свете – запросто!

– Андрей, Богемия стала нашей родиной. Здесь родились наши дети. Именно здесь мы обеспечили себе жизнь. Именно здесь мы с Киприаном были счастливы более двадцати лет. И именно здесь Киприан умер. Я не могу вот так все бросить.

– Но, Агнесс, подумай о детях! Ты превращаешь их родину в тюрьму. Ты ведь тоже однажды ушла из дому, покинула Вену и нашла новую жизнь здесь. Возможно, ты считаешь, что мне легко говорить, так как у меня никогда не было настоящей родины. Но все здесь: и Прага, и этот дом, и фирма, и ваш дом – стало для меня такой же родиной, как и для тебя. И, тем не менее, я убежден, что теперь пришло время начинать новую жизнь.

– Ты бы говорил то же самое, если бы Киприан был жив?

Андрей опустил голову.

– Мы оба знаем, что задавать этот вопрос бессмысленно.

– Ты думаешь, что боль и скорбь не будут преследовать нас? Ты действительно считаешь, что мы можем убежать от этого?

– Пойми, новый мир – это наш шанс! Старый мир погиба нет! Если начнется война, война, которой все хотят, то она не ограничится несколькими столкновениями между солдатами. Она распространится на всю империю, она затянет нашу страну и все соседние страны в пропасть. Она будет подобна гигантскому огненному валу, который прокатится повсеместно и поглотит все, что нам дорого. После этой войны мир больше не будет таким, каким он был, и даже если мы не погибнем – ты, я, наши семьи, – то больше не будет мира, в котором нам захочется жить.

– Но ты ведь не знаешь, начнется ли эта война!

– Она начнется.

Агнесс по-прежнему стояла у двери, явно разрываясь между двумя решениями. Андрей проклинал себя за то, что обрек ее на это мучение. Он встал и сделал несколько шагов к ней. Он ожидал, что она отвернется и выбежит прочь из дома, но вместо этого Агнесс обняла его и прижалась к нему.

– Я так боюсь, Андрей. Не за себя. За детей. За тебя. Я боюсь… всего…

– Я с тобой, Агнесс. Неужели ты думаешь, что я бросил бы тебя одну? Снова бросил бы свою сестренку, оставив ее без поддержки? Агнесс, потеря, которую мы пережили, настолько велика, что мы оба не можем облечь ее в слова. Но мы должны жить дальше. Давай, по крайней мере, попробуем. Если мы все сделаем по плану и ты передашь Вацлаву долю Киприана в предприятии, тогда у нас появится шанс. Тогда мы можем освободиться от всего и…

– Если я должна сделать это, – перебила его Агнесс, – то лишь при одном условии: Вацлав должен знать, кто он.

– Сейчас самое неподходящее время для подобных признаний.

– Нет, Андрей! Если Вацлаву предстоит принять решение, то я хотела бы, чтобы он сделал это по доброй воле, а не потому, что мальчик будет чувствовать себя обязанным семье. Его жизнь только начинается. Он должен жить настолько свободно, насколько это возможно в наше время.

– Но у него есть обязательства по отношению к семье!

– Они будут у него только в том случае, если он добровольно возьмет их на себя.

– Придумывала бы ты такие отговорки, если бы речь шла об Александре?

– Это не отговорка, Андрей! Неужели ты не понимаешь? Вацлав – единственный человек среди нас, у кого есть выбор. К нам его привязывает не кровь, а только обещание, которое ты сам дал себе, когда выкрал его из сиротского приюта. Александра не может идти против семьи. Даже если бы она отреклась от нас, она все равно навсегда осталась бы ее частью. Ты все время убеждал Вацлава, что в его случае все было бы так же. Дай ему наконец свободу. Дай ему уверенность в том, что он не должен принадлежать этой семье, потому что родился в ней, а может принадлежать ей, если хочет этого. Вацлаву нужно осознать, что его существование – это его подарок нам, а чувство защищенности, которое мы можем дать ему как семья, – наш подарок ему. Если он узнает это и примет решение в нашу пользу, только тогда он станет тем человеком, которому я доверила бы свое будущее и будущее своих детей.

– Агнесс, но я не могу открыть ему правду… ведь столько времени прошло!

– Я знаю. И помню, как я чувствовала себя, когда узнала, что оба человека, которые меня вырастили, вовсе не мои родные папа и мама. Возможно, знай я правду, мне было бы легче переносить холодность Терезии. Возможно, ее сердце не очерствело бы так сильно, если бы с самого начала было ясно, что меня выносила другая женщина, но что судьба сделала моей матерью ее. То, что ты ждал так долго, – это твоя ошибка, но то, что мы не сумели убедить тебя в том, насколько важно было открыть правду с самого начала, – наша. Я никогда не понимала, чего ты боишься. Того, что ты мог бы потерять Вацлава? Терезия Вигант никогда не проявляла заботу по отношению ко мне, и, тем не менее, даже сегодня у меня в голове прежде всего всплывает слово «мать», когда речь заходит о ней.

– Но я так поступаю не ради своего блага или блага Вацлава! Я делаю это для нас всех, чтобы мы смогли оставаться семьей. Для тебя, чтобы Себастьян Вилфинг не получил власть над тобой! Для твоих детей. Как я могу все это рассказать ему, Агнесс? Как я могу рассказать все Вацлаву?!

– Что ты должен мне рассказать, отец?

Андрей поднял глаза. В дверях стоял Вацлав.

Андрей пристально посмотрел на него и в сердцах воскликнул:

– Боже мой!

24