Иллюзии ночей - Вероника Черных

В момент, когда Вовка молчал, набирая воздуха, чтобы ныть дальше, старик и обратился к Дарье.

– Простите, не подскажете, куда могли положить мою жену?

Дарья остановился. Заинтересованный Никита забыл о своих претензиях и уставился на старика.

– А она у вас заболела? – уточнила Дарья.

– Вот: с сердцем плохо ей стало, – пожаловался старик. – «Скорая» приехала, увезла. А куда увезла – не знаю.

Дарья повернулась в ту сторону, откуда пришла и показала рукой.

– Ну, её могли положить либо в хирургический корпус – вон он, большой такой. Либо в отделение терапии, что на втором этаже детской больницы. У моей знакомой случился инсульт, и её туда положили. Может, и ваша жена там же.

Евсевий Захарович растерянно глянул в указанную сторону, однако за деревьями ничего похожего на те здания больницы, к которым он привык в Звенигороде, там не наблюдалось.

– А где ж больница? – растерялся Евсевий Захарович. – Что-то я тут… не знаю ничего. Сами-то мы не отсюда.

– Откуда же? – против воли спросила спешащая Дарья, задним числом удивляясь молчанию и смирному стоянию Вовки; должно быть, происходящее на самом деле заинтересовало его.

Старик охотно пояснил:

– Да мы издалека. Из Звенигорода.

– Действительно, далеко, – согласилась Дарья. – Как это вас сюда занесло?

Старик, обрадованный, что его внимательно слушают, спрашивают и вообще общаются, с готовностью просветил случайную прохожую:

– К детям вот приехали: Анютке и Коле. А старший-то Никита в Звенигороде остался. Работает он там.

– Понятно теперь, что вам здесь всё незнакомо, – поняла Дарья и поймала мелькнувшее в уме слово «и страшно».

Она оглянулась на жёлтое здание.

– Вам надо во-он туда, – махнула она рукой. – В регистратуре скажете фамилию жены, и вам ответят, где она лежит.

Старик, спасибо… А то вот иду к ней… соскучился очень… Уве6зли её, а я вот один, один… скучно стало, ну, и пошёл к бабушке, а то что она там лежит… тоже одна… скучает ведь… Спасибо, доченька. Тебя как звать-то?

– Дарья.

– Ну, спаси тебя Бог, Дарья. Красивое какое имя-то у тебя! – восхитился старик и было сделал неловкий свой шаг, да женщина вдруг ухватила его мягко за локоть.

– Погодите, – решительно сказала она. – Пойдёмте-ка, мы вас до регистратуры проводим. Да, Вов?

Дарья ждала, что Вовка возмутится задержкой, но младший Лучинский неожиданно мягко согласился:

– Да.

И у неё отлегло от сердца. А старик даже испугался.

– Да что вы?! Как я могу? Вы же наверняка торопитесь! Дела у вас, занятия всякие! Дойду уж я как-то, не беспокойтесь…

Но Дарья уже шла рядом с ним, твёрдо поддерживая его под руку. Вовка беспрекословно шёл рядом.

– Мы абсолютно никуда не торопимся, – заверила она. – Мы до пяти совершенно свободны.

И не сказала, что за оставшееся время они едва успевают бегом добраться до школы. Бегом – так бегом. Подумаешь!

Глаза у старика заслезились, и он часто заморгал. Резко утёр лицо рукавом.

– Спасибо, доченька. Вот спасла… Тебя зовут-то как?

– Дарья, – терпеливо повторила Лучинская, а Вовка даже не фыркнул; странно.

– Красивое имя! – похвалил старик. – Дарь-я… Свет даришь людям. Тепло.

Дарья смущённо пробормотала:

– Э-э… Ну, так это просто погода хорошая: солнышко ж. нравится вам у нас жить?

– Да как не нравится? – вздохнул старик, опираясь на Дарьину руку. – Нравится. Дети ж тут, внуки, правнуки. Далеко вот от Звенигорода: Урал… Никак не привыкнем. Красиво тут, но… далеко уж очень. А у бабушки моей сердце прихватило. Приехала «скорая», увезла… Куда увезла – не знаю. Пришлые мы… Звёзды блуждающие… Мы идём-то в больницу?

– В больницу, – терпеливо подтвердила Дарья. – Узнаем в регистратуре, куда ванну бабушку положили.

– Вот спасибо, вот помогли! – благодарил, моргая мелкими непрошенными слезинками, старик. – А то ж мы не местные. Где тут что – не понятно. Из Звенигорода на Урал приехали – дела!

Они перешли дорогу, добрались до крыльца хирургического корпуса. Выходящий мужчина придержал перед ними дверь, проводил сочувственным взором странную троицу. Дарья провела старика к регистратуре. Вовка безмолвно топал вслед за ней, разглядывая их подопечного.

В окошке сидела пенсионная дама. Дарья открыла рот, чтоб начать разговор, но дама вдруг улыбнулась и приветливо сказала:

– О! Евсевий Захарыч пожаловал! Проходиле, проходите. Бабушка-то уж, поди, ждёт давно.

Дарья удивилась:

– Так она не сегодня поступила?

Регистраторша махнула рукой

– Да что вы! Пять дней лежит. Мы его знаем: каждый ведь день ходит навещает. Ему на пятый этаж надо. Пусть в лифт садится, а там его тоже знают – встретят, проводят.

Дарья обернулась к радостно взирающему на неё старику.

– Видите, как здорово! Оказывается, она здесь на пятом этаже. Дойдёте?

Евсевий Захарович забеспокоился:

– Ой, доченька, проводи меня до конца, я ж ничего тут не помню. А она меня ждёт, волнуется, чего это я не иду.

Дарья с неожиданной лёгкостью согласилась, хотя опаздывали они уже круто. Она повела старика к лифту, но тут им повстречалась крашеная блондинка-санитарочка лет ближе к пятидесяти. Завидев старика, она разулыбалась:

– А-а! Евсевий Захарыч! Снова к своей ненаглядной? Давайте, я его доведу: я как раз на пятом этаже работаю.

– Ну, вот, как хорошо! – сказала старику Дарья. – Теперь вы в надёжных руках. Скоро увидите свою бабушку.

Евсевий Захарович растрогался, взял женскую руку в тёплые свои ладони.

– Спасибо тебе, доченька! Вот обрадуется бабушка-то! Соскучилась ведь. А я вот приду – поболтаем, поглядим друг на друга. Тебя как зовут, доченька?

– Дарья, – без тени насмешки ответила Дарья.

– Ух, красивое имя-то у тебя какое! Даришь, значит, себя… Ну, так спаси тебя Господь!

С этим напутствием старик зашёл в лифт. Дверцы с лязгом стукнулись друг о друга. В шахте загудел механизм, заскрипели старые тросы. Дарья глянула на часы. Опоздали. Но всё равно бы надо появиться: задание, что ли, взять.

– Вов, побежали, – сказала она сыну и подумала: «Да-а… мне бы так в старости моей…».

Вока-капризуля без всякого нытья побежал. Они вскочили в школу, в её коридоры и в нужную рекреацию, и тут оказалось, что занятия ещё не начались, и Лучинские вполне успели! Будто кто специально время за хвостик придержал…

…

Евсевий Захарович робко протиснулся в палату и обвёл койки тревожным взглядом. Уф! Слава Богу! Он попал туда, куда нужно. Недаром предпринял он сложное своё путешествие. Добрался ж-таки до Воленьки своей.

Он сел у её кровати. Взял её руку в горсть и начал легонько, нежно поглаживать, прихлопывать.

Воля Авелевна смотрела на него благодарно и думала: «Спектры звёзд в далёком ультрафиолете… Спектры души человеческой… И чем горячее душа, тем ярче, отчётливее этот спектр в невидимом ультрафиолете жизненных перипетий…».

Ах, старость! Возвращение в детские сны, в детскую чистоту, в детскую немощь… Самый нежный цвет спектра звезды…

25-29 марта 2012

НАВЕСТИ МЕНЯ, СЫНОК

Красота-а! Дома ни-ко-го-о! Отец у Егора Грановского полгода, как умер от рака в мозгу, а мама вчера легла в больницу подлечить желудок. Ну, и нервы, понятно, тоже в расстройстве; заодно, уж и их.

Так что после школы можно творить всякие доступные и недоступные безобразия. И это клёво! А поесть ему, кажется, бабушка принесла. Она бывший повар и считает, что накормить человека до отвала, даже если он не очень хочет, самое главное её предназначение в жизни.

Егор заглянул на кухню. Так и есть. На столе контейнеры с едой. Ништяк! Не моя рук, Егор распечатал контейнеры. У-у, то, что он любит! Молодец, бабушка!

Он включил телевизор, выбрал себе для присмотра какую-то фантастику вперемешку с боевиком и ужастиком и сунул в рот первую ложку борща. Резко запиликал телефонный звонок. Егор скривился: кто там ещё не вовремя? И, недовольный, пошлёпал в гостиную. Упал в кресло и одновременно взял пульт телевизора и телефонную трубку. Щёлкая кнопками пульта, умирающим голосом протянул:

– А-алё-о?

– Егор, сыночек, здравствуй…

Хм… мамин голос звучал как-то слабо. Уж она-то не притворяется.

– Привет, мам.

– Что делаешь?

– Ем.

– А что ешь?

– Бабушка принесла кучу всего в контейнерах, вот и ем.

– Ну, и хорошо… В школе как?

– Да ничего, мам, нормально всё в школе, – буркнул Егор.

Хотя шибко нормально не было: по алгебре ему сегодня вкатили пару. Он увлёкся тем, что бурлило, квакало и шипело на экране, и с трудом слушал маму. А мама спрашивала:

– Егор, ты потом уроки поучи, ладно?

– Ладно, ладно.

– Много задали?

– Ну… ничего себе. Как обычно, в общем.

Мама помолчала.

– Я по тебе так сильно соскучилась, – сказала она дрогнувшим голосом. – Ты, как уроки сделаешь, навести меня, ладно? У меня палата двести сороковая. Запомнил?

– Запомнил, – кисло буркнул Егор.