Детский портрет на фоне счастливых и грустных времен - Сергей Синякин

Матчи начинались после того, как спадала жара.

В Панфилове было несколько команд. Одну из них возглавлял местный шишкарь по кличке Искус. Это фамилия у него была Искуснов. И надо сказать, что он фамилию оправдывал — пенальти и штрафные бил почти без промаха.

Ах наша футбольная команда образца шестьдесят восьмого! На воротах стоял я. Тогда это занятие настолько увлекло меня, что вместе с нашим фанатом Валькой Крысановым мы тренировались часами в самую жару. Валька бил по воротам, а я ловил мячи, напялив на себя сразу два свитера, чтобы было тяжелее, и для этих же целей не позволяя малькам, что сидели за воротами, бегать за мячом, когда Крысанов промахивался.

В защите Чаще всего играли непробиваемые Серега Стоксин по кличке Сэм и мой вечный соперник Толька Никон по кличке Никан. Кроме них, обычно играли Стариченко по прозвищу Кодя и кто-то из аэродромовских, чьи имена уже стерлись из памяти. Кажется, фамилия одного из них была Сорокин. Точно, его фамилия была Сорокин И у него был младший брат, который хорошо водился.

В полузащите играл сам Валя Крысанов и Валерка Каехтин по кличке Куе. Откуда у него была такая странная кличка, я уже не помню, вполне возможно, что кличка эта появилась от постоянного стремления Валерки снести кого-нибудь на поле или просто подковать на одну ногу.

А нападение! Нападение у нас было из технарей. Одним из нападающих играл Славка Халупняк, который так хитроумно водился, что мяч у него отобрать оказывалось практически невозможно. Рядом с ним играл Хахоннн по кличке Хахоня. Кстати, он стал единственным из кашей команды, который добился профессиональных высот и играл в какой-то команде второй лиги. Вдвоем они могли обыграть сразу несколько человек, оттого (и смею думать, что тоже был тому виною) команда наша славилась непобедимой, и все вечерние матчи обычно проходили с нашим перевесом. Я старался не пропустить, а Хахоннн с Халупняком обычно не промахивались, да и Валя Крысанов никогда не упускал возможности забить гол-другой, поэтому чаще всего наши соперники, которые со временем уже начали приезжать помериться силами из других деревень и хуторов, обратно уезжали посрамленными.

Когда над полем сгущались сумерки, мы заканчивали игру и сидели под звездными небесами. В августе метеоры прочеркивали ночь чаще, чем в обычное время. Однажды мы увидели странное явление — с небес, медленно вращаясь, падало нечто, напоминающее диск с рядами иллюминаторов. Медленно поворачиваясь в воздухе, диск достиг черной неровной полоски далекой лесополосы и скрылся за ней. Что это было, мы так никогда и не узнали.

Ах, времена!

Отец Славки Халупняка в свое время работал в райкоме партии, когда еще Панфилове было районным центром, а потому имел неограниченный доступ к духовным благам. Естественно, что у него сложилась неплохая библиотека. Книг Славкин отец никому не давал, но я сумел втереться к нему в доверие и начал брать книги на дом. Вот тогда-то я и прочитал «Гриаду» Колпакова. До сих пор помню невероятное впечатление от нее. Тогда она казалась нам откровением, ибо повествовала о путешествиях в центр Галактики, о битве с Познавателями, о странных трехметровых метагалактианах, которые пересекали Вселенную на огромном космическом корабле в виде голубого шара. Помнится, эту книгу я читал подряд пять иди шесть раз, а мой дружок Санька Галкин, который еще жил на своем хуторе Макаровский, не только несколько раз перечитал ее, но и переписал от руки и даже сделал собственные иллюстрации. Конечно, тогда мы еще были глупы и не читали критиков, которые обрушились на бедного Колпакова и затоптали его за то, что он написал ненаучную сказку.

Еще у Халупняка-старшего была «Война невидимок» Шпанова, «Остров погибших кораблей» Александра Беляева в золотой виньетке «Библиотеки приключений и научной фантастики», тот самый знаменитый восьмитомник того же Беляева с его невероятными рассказами о профессоре Вагнере, а кроме этих книг, в библиотеке Халупняка-старшего имелась одна книга, которая на протяжении лет оставалась моей библиозавистыр — вологодский сборник Г. Гребнева с романами «Арктания» и «Южное сияние». Книга эта так мне больше и не встретилась, хотя библиотека Халупняка-старшего, наверное, показалась бы сейчас жалкой по сравнению с той, что занимает стеллажи моей квартиры.

Но тогда! Ах как это славно было тогда!

Книги. С ними неразрывно связана вся моя прожитая жизнь. Это сейчас детворе стало не до книг — играют в компьютерные игры или смотрят видеомагнитофон, количество кассет для которого перевалило число книг в сельской библиотеке. А тогда книги требовались для познания мира. Книги учили всему, обязательному жизненному набору учила школа.

В панфиловской средней школе я учился до шестого класса. Потом родители переехали в Волгоград, и станция Панфилово стада лишь местом, где я проводил свои каникулы. Из учителей школы я помню свою первую учительницу Елизавету Яковлевну Козявину. Помню ее старенькой, наверное, она тогда уже и была такой. Елизавета Яковлевна жила в маленьком домике на той же улице Демьяна Бедного, где жили мы с родителями и где после переезда остались дед с бабкой. Помню, как мы собирались у Елизаветы Яковлевны вечерами и крутили на диапроекторе пленки, на которых нечто подобное современным мультфильмам, но состоящих из отдельных взаимосвязанных рисунков с текстами под ними, чередовалось с познавательными лентами, которые тогда выпускал а московская студия «Научфильм». Теперь я понимаю, что Елизавета Яковлевна и после школы занималась нашим воспитанием и обучением, но тогда эти вечера казались приятным времяпровождением.

Еще из учителей я помню учителя физики и географии по школьной кличке Глобус, которую ему дал и за мощный бритый череп, и учительницу пения по имени Татьяна с ангельски прекрасным лицом и тоненькими ногами. В это лицо я долгое время был тайно влюблен, но именно в лицо, потому что как личность учительницу я совсем не знал. Позже она вышла замуж, но замужество оказалось неудачным, муж ее пил и даже бил по этому прекрасному ангельскому лицу, — обычная судьба ангела в сельском захолустье, где пудовая грязь на резиновых сапогах обязательно тянет людей в прошлое, не давая им зачастую расправить крылья.

Помню еще учительницу биологии Чернову. Ее дочь — Ольга Чернова — училась со мной в одном классе. Потом уже, через много-много лет, судьба нас с Ольгой столкнула в Волгограде, и от этой встречи осталось несколько фотографий, на которых Ольга совершенно не похожа на ту девочку, с которой я когда-то учился в школе. Мать ее запомнилась мне тем, что однажды после веселой практики в школьном саду записала мне в дневник замечание «На уроке практики свистел и кушал арбузы». Сейчас это замечание вспоминается с улыбкой, но тогда я искренне убивался — как же так, ведь она вместе с нами ела эти арбузы, почему же она записала мне замечание? Как же так, ведь все вокруг свистели, почему же отметили меня одного?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});