Так тихо плачет супербог - Компэто-Сан

class="p1">Песня вернула в рассудок Франца смешного человечка де Трая. Он вернулся. И был таким же, как в прошлый раз. Над его поведением не висели тени мрачных ожиданий и страха. Де Трай ничего не помнил.

События шли по кругу. Судьба входила в штопор. Де Трай выжмет из него, Франца, детали для своей статьи. Опубликует её на родине.

Потом не станет ни Ретазевска, ни самого де Трая. Случится война. Чайки Ретазевска прочтут статью и возжелают прав. А не получив их, устроят заварушку. Их гимном и речовкой станет фраза: «В нём всё началось, в нём и кончится!». Несогласных натравит РФФУДС.

Два лагеря превратят город в пепел.

Де Трай посчитает себя виноватым и приедет. Пока он будет строчить статью в окопе, его ударит шальной пулей. Он истечёт кровью над заголовком The Sky of New Born Austerlitz. Его похоронят на Игоревском кладбище.

Помешать тому можно, нарушив цепь событий.

Франц так и поступил.

Он привлёк Юрия и вместе с ним состряпал новое будущее. Его силовое поле рассеяло по Ретазевску иллюзию. Оно наделило мозговые волны Юрия властью над материей: к домам вернулись стены. В семьи — матери и отцы. Франц отмотал плёнку жизни до прибытия де Трая в город. Юрий внушил ему, что статьи не было.

Она прошла в мире без внимания и легла в стопку макулатуры.

Богу известно, с каким отпускником статья попала в Ретазевск. Но именно там, в вольном переводе, она ненадолго захватила умы.

Статья была последней каплей. Она убила дух Ретазевска. Неясно, что так взбесило местных чаек: то ли подача темы, то ли гласность проблемы. Их жизнь облекли в слова, которые давно пухли внутри.

Терпение чаек кончилось. Лагерь несогласных взял город в заложники. Их цели были просты: поправить Конституцию, добыть права, пригрозить стране. Никто уже не помнил про статью.

Война длилась один день. Фира был в отъезде.

Пытаясь уберечь то, что было, Франц загородил город силовым полем. Так никакое начальство не узнало о беде.

А затем он пришёл к Юрию.

Франц решил за себя и весь Ретазевск. Смутности будущего он предпочёл шаткое благополучие настоящего. То, чего добивались бунтовщики, было недостижимо. А чайки и без того жили по-людски.

Так утешал себя Франц. Груз старого будущего он носил с собой.

Тогда Юрий уговорил не брать греха на душу и отпустить де Трая.

Сейчас Франц хотел позвонить Юрию и прореветь в трубку: «а я же говорил!». Не позвонил. Он был осмотрителен и подшофе.

Следовало, действительно, позвонить Юрию. Франц хотел пригласить его на квартиру и обсудить дело. Спирт сразу подсказал выход.

От Юрия требовалось решить одно: кто из двоих это сделает.

Придя к такому выводу, Франц выключил радио и запил в тишине.

За четвёртым стаканом последовал пятый, шестой и седьмой. Франц хлестал самодельную водку из трёхлитровой банки из-под варенья.

Скоро его разморило. Душа стала лёгкой как воздушный шар. Франц будто схватил его за ниточку. Он мог выбирать маршрут мысли.

Франц направил своё существо в приятные области. Помышлял о внезапном выигрыше в лотерею, своей библиотеке и женщинах.

Последний пункт занял все мысли Франца. Он незаметно и как бы против воли подвёл тело к шкафу. Там, в самом дальнем закутке самого дальнего ящика, лежали пиратские кассеты — «клубничка».

Когда в дверь постучали, Франц во всю перебирал коробки с округлыми блондинками. Ему нравилось всё, кроме названий.

Как всякий гуманитарий, Франц тонко чувствовал текст. Его душа противилась «Райскому соблазну» и «Вульгарной невинности».

Стук повторился. Франц чертыхнулся. Он бросил оксюмороны в ящик и заглотил мятный леденец. Франц не стал прятать бутыль и стакан.

Франц в два шага пересёк комнату и распахнул дверь. Он не смотрел в глазок. Бояться чайкам было некого. Красть у них — нечего.

На лестничной клетке стояли двое: мальчик-подросток и де Трай.

Франц подивился своей удаче.

Школьник ликовал. Он держал осанку, хмурился и важно тряс наручными часами. Было около двенадцати. Малец прогуливал.

Де Трай качался на носках и глуповато улыбался. Он так и лучился счастьем. В его руке Франц заметил мятый талончик из справочной.

Мальчик встрепенулся и заговорил.

— Франц Романович, это к вам, — в «Романовиче» он сделал ударение на второе «о». Францу стало неловко. Он почувствовал себя евреем.

— А ты кто? — спросил Франц.

Мальчик гордо выпятил грудь.

— Сергей Болтушкин. Школа номер 10 с углублённым изучением английского языка, седьмой «В» класс, первая смена.

— Ну что, Сергей Болтушкин. Спасибо, услужил. Людям помогать надо. А вот прогуливаешь зря… Я завучу позвоню, а тебе уши надерут.

— Не над… А откуда вы знаете, что я не вру про школу?

— А у меня сила такая.

— Вы — чайка?

— А тебе в справочной не сказали?

Серёжа засомневался. Недолго поколебался и сдался.

— Сказали, но… Ладно. Я, честно, в школу шёл. У нас математичка заболела, первых уроков не было… Вот честно… Ну… иду, иду. Всё как обычно. А потом вижу: вот этот, — он указал на блаженного де Трая, — шатается. Ну, сами видите. Одет как в американских фильмах. Ну и я, грешным делом… может, москвич? Лишний рубль не лишний. Опоздаю чуток, проведу человека… Дело, сами говорите, хорошее. Подхожу. А он по-русски ни бельмеса. Мы с ним че-то по-иностранному, туда-сюда, объяснил мне про вас. Пошли в справочную… А потом сюда. Вот ведь подфартило чуваку, да? Я, вот не вру, в живом уголке черепах кормлю. Моя мама — герой труда. У неё медалей, как бананов в Африке. Вот честно, другой бы развёл. А я помочь хотел. По-английски ему, того-этого… Ну и отвёл куда надо.

Франц умилился. Де Трай непонимающе слушал их речь.

— Серёжа, как тебя по батьке?

— Иванович.

— Спасибо тебе, Серёжа Иванович. На таких Ретазевск и держится.

— Ой, ну не стоит, — Серёжа зашаркал ножкой. — Я пойду, опаздываю.

Франц улыбнулся, глядя на де Трая. Малец здорово облегчил дело.

Его надо было поблагодарить.

— Вот чёрт, а у меня сластей и нет. Хочешь, хоть яиц дам?

От такой щедрости Серёжа опешил.

— О, спасибо. Давайте сюда, — мальчик раскрыл портфель.

Франц покачал головой.

— Не, так не пойдёт. У тебя там омлет случится. Может, лоток?

— Я после школы верну, — доложил Серёжа.

— Да пожалуйста, не возвращай. Я тебя всё равно найду.

— Верну, честно-честно. Черепах кормлю… верну. Обещаю.

Франц прикрыл дверь и отошёл к холодильнику. Набрал пять яиц в лоток и вручил Серёже. Мальчик затолкал добычу в портфель.

Благородная ноша пробила его на слезу. Яйца были редки и дороги.

— Спасибо,