Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1824-1836 - Петр Вяземский

Накануне отставки узнал о гневе на меня государя и был спокоен; но теперь так счастлив, как давно не бывал, и этим обязан душе Карамзина. прости!

Вот письмо В[итбергу], которое вчера забыл отправить. Мое дело – не секрет, и приятелям можешь говорить о нем, но так, чтобы не дошло до матушки, которая знает об отставке, но не причину оной – et pas la manière dont cela a été fait. Не показывай Вит[бергу] бумаги.

К письму Тургенева приложена следующая копия с записки князя Голицына:

Ваше величество поручили мне купить имение князя Вяземского для сооружения храма во имя Христа Спасителя по просьбе, принесенной Вам Николаем Михайловичем Карамзиным. Ныне поступило представление ко мне из Коммиссии, здесь прилагаемое, о покупке сего имения, которое я утвердил бы, но не считаю себя вправе по воспоследовании указа о моем увольнении от министерства духовных дел; а как отделение греческого исповедания сего департамента еще не вошло ни в чье ведение, то не угодно ли будет вашему величеству утвердить записку сию для приведения в надлежащее исполнение. Подлинную подписал князь Александр Голицын. С.-Петербург, 20-го мая 1824 г.

На подлинной написано собственною его императорского величества рукою тако: «Быть по сему». Царское Село, мая 20-го 1824 года».

629.

Тургенев князю Вяземскому.

23-го мая. Черная Речка.

Прекрасное утро и спокойная совесть! Сейчас был у меня князь Мещерский. Первый вопрос: отправит ли он сегодня высочайше утвержденную записку о покупке твоего имения? Он отвечал, что должен дни два повременить, ибо не знает, может ли и как сноситься с лицами и местами, от Синода не зависящими. Но на сих днях все сие решится, и повеления государева переменить нельзя. Будь спокоен: все уже сделано.

Вчера переехал я сюда к обеду и нашел уже Сережу в нашем домике (где жил Греч, подле нашего прежнего) и с хорошим обедом. Это настроило мою душу так счастливо, что только одно письмо Карамзина, полное сильной и прекрасной дружбы, могло увеличить и еще более усладить чувство нравственного бытия моего. Давно я не бывал в таком расположении духа. Вера в дружбу возвратилась, и о прошедшем только уже грустно, а не больно. Заеду к St.-Florent и если найду французского Шлегеля, то пришлю сегодня же.

Во вторник был я в Царском Селе и провел день с мудрецом-другом. Я не воображал, чтобы меня можно было так любить, Теперь и я скажу: «Ах, что бы ни было – я знаю, где бы мне убежище найти, и где нежнейшее хранится участие к судьбе моей!» Прости! Надеюсь скоро с вами свидеться, но еще спишусь прежде. Ведь ты покуда далее подмосковной не уедешь?

630.

Князь Вяземский Тургеневу.

26-го мая. [Москва].

Конец благополучну бегу!Спускайте, други, паруса!

Третьего дня был для меня день сильных впечатлений. проводив утром жену из Остафьева, поторопился я ускакать в город от нервической и сердечной тоски, которая меня давила. Приезжаю и узнаю одно вслед за другим в Английском клубе: смерть Бейрона – из проклятого «Conservateur», и вашу катастрофу от Жихарева, который начал говорить мне о ней мимоходом, полагая, что она уже мне известна. Последнее впечатление неприятное скоро уступило силе благоразумия, но первые два все еще лежат на мне. Я очень смутен и черен. Разлука – та же смерть, потому что и смерть не иное что, как разлука; и вот от чего жена и Бейрон слились во мне в одно горестное чувство. Какая поэтическая смерть, – смерть Бейрона! Он предчувствовал, что прах его примет земля возрождающаяся к свободе, и убежал от темницы европейской. Завидую певцам, которые достойно воспоют его кончину. Вот случай Жуковскому! Если он им не воспользуется, то дело кончено: знать пламенник его погас. Греция древняя, Греция наших дней и Бейрон мертвый – это океан поэзии! Надеюсь и на Пушкина.

Я читал в письме к Дмитриеву относительное ко мне. Кажется, мне нечего бояться, что катастрофа ваша оборвется и на меня; а разве затянется? Дай поскорее знать, что будет и что должно будет делать, если делать нужно. Правда ли, что Шихматов назначен на твое место? Сделай милость, не забудь собрать все мои письма и обрывки писем из тех, которые готовились на известное употребление, и даже те, которые уже были в употреблении: осторожность не лишняя. Прощай, мой милый! Ты, говорят, скоро будешь сюда. Сделай милость, поспеши.

Булгарин в своей книжке сравнивает нас как-то с телеграфами, следующими данному движению первого. Вот ответ:

Ты прав! Равны у нас движенья:При виде низкого и злого дуракаУ каждого с сердцов подъемлется рукаИ опускается с презренья.

Сегодня обедаю у Ивана Ивановича с глаза на глаз или, правильнее, с глазами на глаз. Что было с Дашковым и каков он?

На обороте: Милостивому государю моему (прошла пора, когда он был милостивый государь) Александру Ивановичу Тургеневу. (Нарочно написано нечетко, чтобы, в случае нужды, отпереться от переписки с ним). О жительстве его справиться поосторожнее в Синоде или в полиции.

631.

Тургенев князю Вяземскому.

27-го мая. [Черная Речка].

Не беспокойся, что не послал по сие время утверждения представления в Коммиссию. Причиною тому только то, что не установлен еще порядок сношений по сим делам, и князь Мещерский не имеет права объявлять высочайшие повеления. На сих днях все устроится, и твое дело будет немедленно исполнено, ибо переделать его уже нельзя: есть «Быть по сему».

Сейчас, после легкого обеда, еду к Карамзиным с Сережей и Плещеевым. О Батюшкове плохия известия: он ушел, и всю ночь его найти не могли; наконец, поутру, на другой день, проезжий сказал молодому Плещееву, что видел верст за 12 от Дерпта человека, спящего на дороге. По описанию, это был Батюшков; Жуковский с Плещеевым поехали и нашли его спящего. Едва уговорили возвратиться с ними в Дерпт.

Жуковский еще не приехал. Прости! Что у вас о нас толкуют? Пиши больше, но осторожнее, ибо клевета не оставляет меня. Новые мерзости выдуманы на меня, так что едва и злодеи верят. Но, к счастию, пробалтываются, и источник открывается почти в одно время с тем, что из него истекает. Я спокоен и весел, как давно не бывал.

Читаю философию Михаила Ивановича Полетики и обнял недавно и Северина.

Männerstolz vor Königsthronen,Wahrheit gegen Freund und Feind,

а у меня нашлись друзья, каких немного и не в наше время бывало.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому, в Москве.

Булгакову: Отправь это письмо. Я еду в Царское Село. Сегодня возвращусь; здесь ночую, а завтра буду в Совете и потом – на реку забвенья всего, но только не любви.

632.

Тургенев князю Вяземскому.

29-го мая. [Черная Речка].

Сегодня получил князь Мещерский разрешение принять дела по первому отделению бывшего моего департамента, и сейчас я просил его отправить завтра же в Москву предложение по твоему делу, а к тебе или ко мне в Царское Село, куда я на завтра еду, прислать копию с предложения, что он, верно, и исполнит.

Жуковский возвратился. Батюшкова повезли в Зонненштейн, ибо в Дерпте нельзя его лечить. Провожает его хороший доктор. Туда же поехала, но не вместе с ним, сестра его.

Я сбирался сегодня в Царское Село ехать вместе с Севериным, но смерть маленького робенка графа Нессельроде помешала ему, и я еду один, то-есть, завтра, ибо пишу 29-го мая. На Черной Речке холодно и еще не людно, но скоро закипит здесь народом. Прости! А. Тургенев.

633.

Тургенев князю Вяземскому.

3-го июня. [Черная Речка].

Получил письмо твое от 26-го мая с описанием сильных впечатлений и с сильной эпиграммой на Булгарина, напомнившей тебя прежнего. Прочту ему самому.

Жуковский узнал о смерти Бейрона, имея на руках русского сумасшедшего поэта. Бейрон умер вполовину давно уже для поэзии, ибо последние его сочинения ниже его репутации, но смерть его в виду всей возрождающейся Греции, конечно, завидная и поэтическая. Пушкин, верно, схватит момент сей и воспользуется случаем.

Я не знаю еще, когда приеду в Москву. Между нами: моя участь не решена еще. Государь велел министру финансов прислать указ о сохранении мне всего жалованья и другой, сказывают, дан о квартире, но «не o хлебе едином жив будет человек». Я могу остаться только на условиях чести и с полным блеском невинности. Черная клевета не должна радоваться своею жертвою, когда клевета признана клеветою. беспрерывно она варит яд, который должен отравить меня или, по крайней мере, обессилить надолго. Новые выдумки хуже старых. Один голос публики весь за меня, но это вряд ли не более повредить мне.

Я получил письмо от И. И. Дмитриева об Измайлове, но письмо сие – загадка, которую должен разгадать мне Карамзин. Не ожидая сего, я просил вчера уезжавшего в Царское Село князя Голицына доложить государю о Измайлове по старой записке о нем, мною ему снова отданной. Авось!

Брат пишет из Дрездена: путешествует счастливо и весело. прости! Ветрено и холодно. Копия с предложения к тебе послана.