Настенька и медведь - Марианна Красовская

и вырубках? Какой во мне интерес? В квартире меня не удержишь. Город мне скучен. Есть дело жизни, есть страсть к познанию, есть наука. Ты сама бы смогла разве рядом с таким вот ненормальным, как я? Ну как, доходчиво я ответил?

Таких людей она живьем еще ни разу не видела. Повеяло от него чем-то этаким, древним. Папаниными и Седовыми, Амудсенами вместе Нансенами. Про них всех она еще в детстве читала, поселившись в деревенской библиотеке, когда мамка вдруг замуж ее собралась.

Библиотекарша тетя Зоя женщиной была ласковой, кормила Настю пирожками и бубликами, чаем поила. Так она всю библиотеку приключений там и перечитала.

А теперь перед ней сидел тот самый герой – клинический, неизлечимый романтик. Племя давно вымирающее. Практически мамонт.

И почему она верила ему теперь? Смотрела прямо в глаза и верила. Спокойный, уверенный, добродушный. Сильный.

– Я согласен!

Настя вздрогнула всем телом, быстро оглянувшись на голос.

Ванька в трусах и фуфайке стоит на ледяном полу, перетаптывается с ноги на ногу.

– Дядя Влад, я согласен! Если дура эта набитая городская не сподобится, так и ну ее! Пусть себе катится обратно, мы ее не звали. Ей только и надо от нас, что наследство мамкино. Заберите нас в свой заповедник, пожалуйста! Я много умею чего, буду во всем помогать, не то что эта…

Легкий щелчок-подзатыльник прилетел очень быстро.

– Так, Иван. В моем присутствии о женщинах – как о покойниках. Или хорошо или никак. Особенно – вот об этой. Ты понял? Кругом, шагом марш!

– Но я… Ну, пожалуйста! Вы же были другом нашего папки!

– Марш! Мы разговариваем. И без согласия Насти я делать не буду вообще ничего, слышишь?

Нечленораздельно, но вполне себе слышно Ваня выругался совсем не по-детски, шлепая босыми ногами по грязному полу.

– Как вы его… у меня так не выйдет.

Влад развернулся к ней, снова глядя очень серьезно.

– Вот что, Настенька. Давайте сегодня закончим этот непростой разговор. Вам надо подумать, все очень внезапно. И не только для вас, уверяю. Но я уже очень давно не верю в случайности, знаете ли, работа такая. Пробитое это мое колесо, разрядившийся навигатор… Может, это судьба? Просто подумайте. С вашего позволения я тут побуду еще один день. Дам вам его на размышление и решу кое-какие свои вопросы. Не выгоните?

– Мне… спать тут негде.

– Я в машине привык ночевать. Утром вернусь?

Молча кивнула. Мозг распух и стучал неприятно. Барабанная дробь в висках и дрожащие руки. Как все странно! Но человек этот прав: другого выхода она тоже не видит. Или… все бросить, оставить детей, сделать вид, что не видела и не была тут, и просто уехать. Как Валька и предлагал. Жизнь будет простой и приятной, утро начнется с репортажа о веселой поездке в деревню и все.

Мило. Но не про Настю.

Молча проводила Влада до двери, заперла ее (зачем?). И упала на древний скрипучий диван. Отключилась мгновенно.

7. Договор

Утро добрым снова не было. С тех пор как она сюда приехала – ни одно утро не бывало добрым, и сегодняшний день – не исключение. Входная дверь грохотала как барабан. Кто-то жестокий твердо намеревался просто ее вынести. Поспать удалось всего несколько быстрых часов. Очень скоро Настя замёрзла. Ветер выворотил внешнюю створку окошка и теперь в него дуло нещадно, сквозняк гулял по избушке, шевеля грязные шторки над печкой, за которой жались маленькие комочки детей.

Выковыряла себя из-под одеяла, стуча зубами, натянула куртку, сунула ноги в резиновые сапоги. Этот Беринг совсем обнаглел. Она ему ничего не обещала и с каждой секундой все более сомневалась в решении. С большим трудом повернула тугую защелку дверного замка.

– Здрасьте. Вы кто?

За порогом стояли три очень решительные и весьма грозные тетки. Неуловимо похожие друг на друга, одинаково темные и опасные.

– А вы? Я что-то не помню вас в списке сюда приглашенных.

– Служба социальной опеки и попечительства. По сигналу из школы. Иван Шапкин на занятиях не был с конца сентября. Семья, – тут они смерили пренебрежительным взглядом заспанную и полураздетую Настю, – неблагополучная, вопрос об изъятии несовершеннолетних и размещении их в муниципальном приюте решен. Ваши документы, гражданочка. Или мы вызываем полицию.

В Насте все рухнуло разом как карточный домик. Все. Не успела. Не справилась. И бессмысленно теперь было дергаться. Даже Беринг, очевидно, все трезво обдумал и быстро слинял. Как и все мужики в этом мире: лишь только случалось ужасное, они испарялись.

– Вы позволите?

Очень низкий мужской голос, практически рык, заставил трио захватчиц посторониться.

Настя вздрогнула. Согнувшись почти пополам, в низкий дверной проем втиснулся… Беринг. Внимательно оглядев всех стоящих, он прищурился. И в его этом взгляде Настя вдруг отчётливо увидела их спасение.

– Настенька, кто эти люди?

Тетки, растерявшие было спесь, воинственно переглянулись.

– Представились службой социальной опеки, документов еще не показывали, – с плохо скрываемым облегчением отрапортовала девушка.

– Вы предлагаете верить вам на слово?

Тетки было вздохнули решительно, но споткнувшись о тяжелый мужской взгляд, не обещавший им ничего хорошего, полезли в увесистые кошелки за документами.

– Настенька, чайник поставь, ты собралась уже?

– Вы куда это? – ближняя к Стасе бабенка вдруг вскинулась, помахав перед носом у девушки какой-то бумагой и попытавшись ее тут же скрыть.

– В прокуратуру, конечно. А вы сомневались? Настенька, одевайся. И детей поднимай, нам еще по магазинам.

Воцарилась ошеломительная тишина. Все участники представления пытались осмыслить им сказанное. Каждый думал о чем-то своем.

Настя вдруг поняла очень остро: времени на ответ у нее больше нет. Или она сейчас соглашается, доверяет судьбу и свою и детей вот этому… огромному как медведь и вроде бы страшному, но так своевременно появившемуся чужому дядьке, или… Минут десять назад ей краткий план их жизни уже изложили. Весьма и весьма убедительно.

Взглянула в глаза Берингу. Он стоял, всем своим ростом огромным нависнув над этим оккупантшами, словно скала. И они сразу стали не такими уж и страшными. Влад сжал твердые губы, смотря на нее, а глаза… они ей улыбались. Тонкими лучиками едва заметных морщинок на загорелой и обветренной коже.

Выбор – тяжелое бремя. Ответственность. И ругать некого будет, сейчас она все решает только сама.

Улыбнулась ему почти уже искренне и вполне уверенно кивнула. Развернулась, прошла быстро в комнату. Еще бы Ваньке внушить мысль о примерном сейчас поведении.

– Зачем в прокуратуру? И вы кто тут, гражданин? Сожитель вот этой? Что тут происходит, мы срочно должны всех детей осмотреть