Возвращение «Викинга» - Петер Жолдош

Меня подмывало вмешаться в разговор, но Бен Гатти вдруг повернулся в мою сторону:

— Грегор Ман, вы думаете, что я сюда явился, чтобы устраивать вам пресс-конференцию? Я жду от вас рапорта!

Видимо, после пресс-конференции у меня был очень жалкий вид. После нескольких моих фраз он заметно смягчился и остановил меня:

— Ладно, сын мой, достаточно. Пойдем-ка поищем здесь, на аэродроме, машину, которая, может быть, не так быстра, как моя «Дикая утка», зато будешь избавлен от риска сломать себе шею. Я знаю одно приличное местечко, где никому не придет в голову спросить тебя: «Как ты здесь оказался?»

Обо всем этом я неторопливо рассказывал Феликсу, когда мы прогуливались по дорожкам парка. Я замолчал, ожидая, что Феликс начнет рассказывать о себе. Молчание затянулось, и я спросил:

— Ну, а ты как?

— Да так… спасибо… у меня все в порядке… Начинка в порядке… — с явным усилием Феликс выталкивал из себя слова, Так или иначе, я узнал, что он еще не летал никуда, если не считать Землю. Игорь сейчас на Венере.

— Почему ты не полетел с ним?

— У меня другие планы. Правда, была одна возможность… — он опять как-то смущенно замолчал. Я видел, что ему есть о чем говорить, но что-то удерживает его. Идет рядом со мной, бледный, руки за спиной. Улыбнулся, когда я рассказал о Бен Гатти.

— Выдающийся человек, — заметил он с улыбкой. Улыбка тут же исчезла, словно что-то другое пришло в голову о Бен Гатти. На лице Феликса явно отражалась нелегкая внутренняя борьба. Он пытался скрыть ее от моих глаз виноватой улыбкой, бессвязными словами, точнее обрывками фраз.

— Феликс, что с тобой? — спрашиваю. — Что тебя заботит?

— Нет-нет… ничего. — Неглупый человек, он почувствовал, что я если и не вижу его насквозь, то его переживания — как на ладони. Не понимаю, какой смысл прятать причину, если следствие и в глазах, и в поведении.

— Давай присядем на скамейке, — говорю, — и ты мне все расскажешь. Не верю, что ты появился здесь, чтобы просто повидаться со мной, хоть мы и друзья. Я по твоему лицу вижу, что творится в твоей душе. У тебя есть что сказать — говори. Поверь, что бы ты мне ни сказал, я это не обращу тебе во зло.

Он вздохнул и печально уставился перед собой неподвижными глазами.

— Феликс, кончай молчанку. Это просто глупо. Если тебя мучает нечто такое, что может причинить мне боль, тогда говори. Я уже все пережил. Я из тех, кому нечего больше терять.

Феликс поднял голову и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Да, Феликс, я не кривлю душой. Раздумывая о том, как жить дальше, я однажды даже почувствовал жалость к себе. Что за жизнь у меня? Без Лены она стала пустой. Что же мне остается?

— Ты вправду так думаешь?

— Я сказал: мне незачем перед тобой кривить душою.

— Ты был бы способен расстаться с жизнью?

— Покончить с собой? Зачем? Никакая смерть меня не испугала бы, но самоубийство — это, по-моему, порядочная мерзость. Может, я с детства так воспитан, а, может, и жизнь меня обломала. Но, думаю, ты не для этого хотел меня видеть?

Феликс задумчиво смотрел на меня:

— В наших взглядах много общего. Можно сказать… впрочем, я жалею, что решился говорить с тобой. Но Бен Гатти…

— Бен Гатти?! Чего хочет от меня Бен Гатти?

— Не волнуйся, — Феликс успокаивает меня. Это он, который сам волнуется не знаю как, меня успокаивает! — Не волнуйся, Бен Гатти не то что хочет, он только просит, только спрашивает… Словом, так и быть, слушай…

Феликс заговорил об одном дерзком космическом плане. Я слышал о нем давно, еще до нашей экспедиции на Ганимед. Собственно, меня уговорила на эту злосчастную экспедицию Лена, фанатичка по части космической геологии, скажем так. По отношению к плану, который излагается сейчас устами Феликса, наша экспедиция была не более чем прогулкой вдоль залива…

Подумать только, первая попытка вырваться за пределы Солнечной системы! Цель — окрестности звезды Тау Кита. Почти двенадцать световых лет. Фотонная ракета… на прошлой неделе пошли завершающие испытания. Рискованный участок полета — метеоритный пояс. За пределами Солнечной скорость доводится до 0,7 световой…

Феликс, по-моему, воодушевился. Слова льются из него потоком. Это уже другой Феликс. Из него не надо вытягивать буквы.

— У нас с тобой, я уверен, полная совместимость. Мы не будем нагонять друг на друга тоску. А если учесть, что 95 процентов пути мы будем дрыхнуть… Ты же знаешь, что это такое. Мы проснемся в окрестностях звезды, посмотрим, какими планетами она богата… на это, я имею в виду исследования планет, уйдет два года. Все путешествие уложится в тридцать лет, может, чуть больше, может, чуть меньше…

Феликс еще что-то говорил, но я уже прислушивался к шуму в собственной голове, где мысли завертелись в сумасшедшей карусели. Об идее этого космического полета я знал и думал давно. Думал отстранение, как о путешествии, которое не имеет ко мне отношения. Но сейчас идея повернулась ко мне другой стороной. Речь идет о моей роли в реализации дерзкой идеи. Черт побери, фотонная ракета, это та еще штучка!.. Гм…

Я стал привычно взвешивать все «за» и все «против». Невообразимая даль, новые пространственные эффекты — за; непредсказуемые изменения действительности, возможно такие, что хуже и не придумаешь, — против. Ну и в таком духе. Внутренне радуюсь, что все «против» гораздо слабее одного «за». Не скрою, тяжело покидать Землю даже для вояжа на Луну. Я не знаю, как бы воспринял предложение о полете в тридцать световых лет, будь Лена жива. Лены нет. И чего стоит жизнь без Лены! Между тем, меня даже не заинтересовало, почему выбор пал на меня. Феликс будто угадал возможный вопрос и продолжал:

— Ты можешь спросить, по какому принципу подбирается экипаж? Могу сказать: его составят десять самых надежных, квалифицированных, испытанных мужей до тридцати лет.

— Почему именно десять?

— Я себя не считаю.

Ответ, достойный Феликса, воплощенной скромности. Я думаю, это ложная скромность. Феликсу недостает самоуверенности, и потому он часто является застрельщиком самых рискованных начинаний. При их реализации никто бы не смог так скрупулезно и придирчиво проверять расчеты и подготовку, как это делает Феликс. Что касается Феликса, то руководители экспедиции сделали правильный выбор. Теперь относительно меня. Я геолог. В злополучной экспедиции на «Электре» приобрел кое-какой опыт на выживание в экстремальных условиях.

— На «Электре» ты зарекомендовал себя прекрасно, — сказал Феликс, а какой ты геолог — я не знаю и знать не хочу.

— Оставь это. На моем месте любой вел бы себя так же. И на «Электре» я был прежде всего геологом, и тем горжусь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});