Дорога моей земли - Алексей Недогонов

1943 г.

Дорога на Днепр

Я дорогой наступленьяшел от Дона до Днепрачерез дымные селенья,через трупы, разрушенья,города и хутора.

Шел вперед и пел победу,шел дорогою снеговпо дымящемуся следуотступающих врагов —

от поверженных,печальных,от казачьих ковылейдо прямых,пирамидальныхукраинских тополей.

Так я шел зимой и летомсквозь метель, и дождь, и знойс верным тульским пистолетом,с потной книжкой записной:шел солдатом и поэтом —Муза рядом шла со мной.

На привале,на стоянкеславил русских пушкарей —молодых богатырей,поджигавших вражьи танкимолниями батарей.Славил матушку-пехоту,золотых ее стрелков,славил прочную работузлатоустинских штыков.

Спал под небом,жил во взводе,кипятил в пути чаи,сочинял стихи в походеи при всем честном народевслух читал стихи свои.

Так,дорогой возвращенья,все вперед, вперед маня,дымный ветер наступленьядвигал к Западу меня,где со взводом,где с полком,где на танке,где пешком,на тачанке неуютной,на полуторке попутной,от заката до утра,с остановкою минутнойу случайного двора,у избыс трубой слетевшей,с прелым запахом вещей,с женщиною уцелевшей,с девушкою постаревшей,с девочкой, за стол присевшейс мискою горячих щей,с угощеньем,с теплым взглядом,с дочерью хозяйской рядом,с разговорами о том,что, мол, все мы холостые,не простые, золотыеда военные притом…Чай дымит. Хозяйка поит.Ну и вспомнишь вдруг, шутя,как в дороге буря воети как мглою небо кроет,вихри снежные крутя.И прикинешь в миг последний,что похожие словаговорил в селе соседнемчас тому, а может, два…

Надо ехать.Дела много.Покидаю дом с теплом.И опять свистит дорога —украинская дорогапод машиной,за бортом.Сквозь метель дорога вьется —то низина,то подъем —мимо черного колодцас перебитым журавлем,мимо спиленных дубов,мимо иностранных танков, —обгоревших их останков, —мимо сваленных столбов,вдоль гудения лесного,от селаи до села,от контрольно-пропускногодо контрольно-пропускного, —от жезла и до жезла.

Едешьдолго ль? —сам не знаешь.Едешь вдаль по огоньками дорогу уступаешьтанкам и грузовикам.А в движенье неотвязноманит светом от дорогмимолетного соблазнавоскрешенный огонек…

От поверженных,печальных,танком смятых ковылейдо прямых,пирамидальныхукраинских тополейя прошел через селенья,городаи хуторапо дороге наступленьяс песней радости и мщенья,от Мамона до Днепра.

Дон —упорство и тревога.Днепр —неконченный поход.За Днепром — моя дорога,устремленная вперед!

Ново-Московск, 25 сентября 1943 г.

«Говорят, что степень зрелости…»

Говорят, что степень зрелости:примерять, прикидывать,чтоб остаться в цельной целости,чтобы виды видывать.

Я всегда в глаза завидовалтем, кто мог прикидывать,но потом в душе прикидывал:стоит ли завидовать?

Если случаем положено,то яснее ясности —жизнь солдат не отгороженаот беды-опасности.

Сокрушаться, братцы, нечего:смерть в бою сговорчива —люди метой не помечены,пуля неразборчива.

Пуля-дура скосит каждого —петого, отпетого…Говорят — ни капли страшного,если все неведомо.

Если свистнет во мгновение,вспомнишь ли заранеематушки благословение,женки заклинание?..

Для солдата степень зрелости:это — жить душой без хворости,на крутой звериной смелости,на любой проклятой скорости,

на движении рискованном,на ночном совином зрении,на бессмертном,бронированномтанковом ожесточении…

1943 г.

Гильза

Я увидел ее на столе

знакомого командира полка

с вырезанной на бронзе

фамилией — Иванов,

вот и написал эти стихи.

Ее формовщик Ивановв печи плавильной отливал,а шлифовальщик Ивановвытачивал и шлифовал.

Беднягу график сна лишал.В конце концовв кругу заботее рожденье завершалцех окончательных работ.

Набили порохом ее,ввинтили капсюль и заряд.В подразделение твоепришел готовенький снаряд.

Сержант,замковый Иванов,вбил в ствол снаряд,замок отжал, —и, потрясенный до основ,мир в панораме задрожал.

Был немец громом в нору вжат,врага железный жар знобил:по бронеколпакамсержантво всю ивановскую бил.

А после бояв пыльный знойсвязной, ефрейтор Иванов,всклянь гильзу напоил водой,украсил кашкой, резедой —всей радугою молодойвоенно-полевых цветов.

Принес в блиндажи в полумглена стол поставил у окна.И вот сейчас стоит онау офицера на столе…

(Еекак бы в разгар боевиз жарких рук формовщикас любовью принял Иванов —пехотный командир полка.)

И освещает каганеццветов ликующий венец,непокоренное литье,шесть букв фамилии ее.

…Мне думается,что грехине всем прощают в дни войны.Но ведь без выдумки стихи —ночное небо без луны.

Днепропетровск, январь 1944 г.

Прогулка по сказке

Невысокий, желтый, бесшабашный,непонятный многим, но простой —я люблю смотреть на день вчерашний,как на птицу в клетке золотой.

И моря и песни о матросахбыли блúзки сердцу моему…Вот бы в руки мне библейский посох,с провиантом за спину суму.

И — вперед!По той дороге ясной,где когда-то — взором на зарю —серый волк с Еленою Прекрасноймчал за тридевять морей к царю!

По пятам.И на краю преданьявдруг у волка зарябить в зрачках —и сразиться с нимза обладаньеженщиной,затерянной в веках.

Вымчать.Поселить её в светелке,вечно нежить, вместе с нею быть.И пускай ночами ходят волки.Нет,Алену мне не разлюбить!..

Я живу.Не так живут поэты.Без больших желаний, без любви.Тяжко.Хоть пишись в анахореты,уходи в леса и там живи.

А найдись вот в жизни повсечастнойдевушка, которой так блистать,чтобы стать Еленою Прекрасной, —мне бы тут же серым волком стать!

И к чему б тогда нужны преданья,серые от пепла времена,и к чему борьба за обладаньемумией-красавицей нужна?

Ни к чему,когда такой царевнойв госпитале города Орлакастелянша — Нина Алексевна —дочь свою доярку назвала.

1944 г.

Солдатское откровение

Шутка

Шикарно зимнее убранство!Зима, как сказка, вся в лучах.Снегами сковано пространство —оно в надежных обручах.

Трещат, как грецкие орехи,морозцы мартовской земли.Снега по самые застрехиземлянку нашу занесли.

Мы в ней сидим и балагуримо неприветливой пурге,глаза у жаркой печки щурим,взахват табак трофейный курими карачуним о враге.

Но как ни занят ты вниманьем,как долго ни ведется спор —любому хочется молчаньемпереиначить разговор.

И я решаю затаенно:перед отъездом «на войну»,хотя бы жбанчик самогонаи рядом женщину одну,—

не ради прихоти,не радиприобретенья теплоты.Нет, чтоб в ее печальном взгляденайти знакомые черты,найти разлуки ощущенье…

А что касается вина,то это «чудное мгновенье»мы дальше встретим, старина.

Но так как мы сейчас «вне сводки»,с блиндажной дружим тишиной,и не предвидитсяни водки,ни рядом женщины одной, —

у печки, кончив разговоры,заводит песню старшина,в которой есть и ласки-взоры,и реки, полные вина!

Район Кривого Рога, март 1944 г.