Когда мое сердце станет одним из Тысячи - Аманда Дж Стайгер

учится в колледже Уэстерли.

— А еще?

Я делаю глоток газировки. Шипучка покалывает мне горло.

— Ну он… интересный. Мне нравится с ним разговаривать, — это признание кажется мне странным. — Но мы никогда не встречались вживую.

— Дружба по переписке лучше, чем ее отсутствие. В любом случае, я понимаю, что для тебя это большой шаг. Звучит так, что у вас много общих интересов.

— Вроде того. Он не очень разбирается в физике и все переводит в метафоры. Но иногда вещь — это просто вещь.

— Даже так! Прекрасно, что ты начала выходить из зоны комфорта.

Следующие двадцать секунд он молчит. Кажется, что он о чем-то задумался. Наконец он глубоко вздыхает.

— Элви… ты все еще хочешь выйти из-под опеки как можно скорее?

Ну конечно я этого хочу! Я c самого начала этого хочу. И все же проходит несколько мгновений, прежде чем я отвечаю:

— Да.

— Я хочу, чтобы ты хорошенько подумала об этом. Подумала, что это будет для тебя означать. Ты станешь взрослой, что значит, ты теперь будешь полностью нести ответственность за свои финансы. Ты не будешь получать никакой помощи от государственной системы.

Я не получаю никакую помощь от государства, но я всегда знала, что существует подушка безопасности, и если я потеряю работу и не смогу платить за квартиру, то не окажусь на улице. Несмотря на все страдания, в пансионе у меня была крыша над головой и регулярное питание.

— Почему вы об этом заговорили.

— Недавно я говорил с судьей Грей. Она готова снова рассмотреть твое дело.

Его слова пропускают электрический разряд сквозь все мое тело. Не ожидала, что это случится так быстро. Предполагалось, что я должна встречаться с доктором Бернхардтом до своего восемнадцатилетия. Что же изменилось?

— Честно говоря, — продолжает он, — я бы предпочел, чтобы ты оставалась под наблюдением еще год. Мне кажется, спешка здесь ни к чему. Но решение зависит не от меня.

В голове моей пусто, белая, застывшая пустота.

— Элви? Тебе ни к чему торопиться. Можно еще немного подождать.

Но ведь это все, чего я хотела.

— Я готова, — вздыхаю я. — Когда, когда назначен прием?

— Через месяц. За это время я помогу тебе подготовиться. Мы заранее пройдемся по вопросам, которые она может задать. И я, разумеется, замолвлю за тебя словечко. Но окончательное решение за судьей Грей. Тебе придется убедить ее, что ты способна жить самостоятельно, что ты психически и эмоционально к этому готова.

Рука взлетает к левой косичке, пальцы сжимаются вокруг нее и тянут. Я замечаю это и возвращаю руку на место.

— Все, что мне нужно сделать, — предоставить судье доказательства того, что я дееспособный взрослый человек. Я оплачиваю счета. Я вовремя прихожу на работу. Этого ведь достаточно?

Доктор Бернхардт, кажется, ждет, что я скажу что-то еще, поэтому я произношу:

— Ок.

— Вот и хорошо. — Он делает глоток из стакана с водой, которого едва коснулся, — зачем он попросил этот стакан, если не собирался пить? Он встает и поворачивается к двери: — Я приду через две недели, и мы начнем готовиться, — в то же время, годится?

Я киваю. Прежде чем выйти за дверь, он останавливается и оборачивается через плечо:

— Рад, что ты нашла друга.

Дверь закрывается.

Друга. Неужели Стэнли — мой друг?

Тем же вечером я захожу в ГуглЧат, но Стэнли не в Сети. Я жду несколько минут, затем еще несколько минут. Что-то не так. Стэнли всегда заходит в чат ровно в восемь.

Проходит час. Я слоняюсь туда-сюда по квартире. Моя грудная клетка стеснена, словно ее опоясывают невидимые кольца и сдавливают все сильнее с каждой минутой ожидания. Я даже раздумываю, не выйти ли мне из чата и больше никогда не заходить. В конце концов, я начала общаться с ним, только чтобы избавиться от доктора Бернхардта, но этот вопрос меня больше не беспокоит.

Но я уже слишком привыкла к нашим со Стэнли ночным разговорам. Он стал частью моей жизни. Мне не нравится, что я жду, когда он появится. Это кажется опасным.

Наконец на экране появляется сообщение:

«Привет, прости, я сегодня поздно».

Мне наверное стоит вести себя как ни в чем не бывало, будто мне все равно. Но мне всегда тяжело давалось изображать безразличие.

«Где ты был?»

«Это длинная история».

«У меня есть время».

Значок «SFinkel печатает сообщение…» мигает на экране, исчезает, появляется снова. Он так иногда делает, словно сочиняет, а затем удаляет ответы.

«Сегодня на занятии по биологии я сломал малую берцовую кость. Наткнулся на парту. Понимаю, как абсурдно это звучит, но я ужасный растяпа, и такое со мной уже случалось. Совсем легкий перелом, но в больнице меня продержали несколько часов. Я почти что начал с ними ругаться, чтобы они не делали рентген. Но мне уже лучше. Они дали мне „Оксикодон“ для обезболивания. Отличная вещь. Прямиком отправляет тебя в волшебную страну. Они даже положили его в пакетик со смайликом, все как нужно».

Я перечитываю его слова.

«Ты не в порядке!» — пишу я.

«Чего?»

«Когда ты пишешь, что „в порядке“, — это значит, тебе плохо. А когда на самом деле в порядке — пишешь „замечательно“!»

Короткая пауза.

«Если быть до конца честным, мне паршиво. Дело даже не в боли. Я просто ненавижу больницы. Можно тебе позвонить? Я сейчас плохо соображаю. Говорить проще, чем печатать».

Но печатает он вроде нормально. Я начинаю раскачиваться.

До сих пор мои диалоги со Стэнли казались абстрактными, не привязанными ни к чему в моей настоящей жизни. Хоть я и знаю, как он выглядит, я общалась с ним лишь за безопасным экраном компьютера, и он никогда не склонял меня к большему. А теперь он чего-то хочет. Если я поговорю с ним по телефону, все изменится.

Мое учащенное, тяжелое дыхание пронизывает тишину.

«Элви?»

«Можешь мне позвонить, — отвечаю я. — Но я предпочитаю отвечать тебе в сообщениях, если тебя это устроит».

Немного помедлив, он спрашивает:

«Почему?»

Мой ответ кажется ему странным. Нужно просто сказать ему, что я немая, но я сомневаюсь в своей способности убедительно врать.

«Мне удобнее общаться письменно. Мне так проще».

«Ну хорошо. Если ты так хочешь».

Телефон звонит раз, другой. Я поднимаю трубку.

— Элви? — Голос у него примерно такой, как я и представляла, молодой и немного неуверенный.

«Я здесь», — набираю я. Одной рукой выходит печатать чуть дольше.

— Хм, привет!

«Здравствуй».

Повисают несколько сердцебиений тишины.

— Ну, как сегодня было на работе?

«Сносно».

— Ну это, наверное, хорошо. Это хорошо, что сносно, а не плохо. — Он тихо вздыхает. —