Тень иракского снайпера - Александр Грич

Сам Кроунхэм понятия не имеет, что происходит с его картиной, и, мне кажется, в этом он вполне искренен. Но то, что с ней происходили чудеса, и чудеса страшные и трагические, – это точно.

– Как вы понимаете, – Стоун перевела дыхание, – это здесь самый известный пример. Наверняка есть десятки менее известных. И еще наверняка – есть случаи, где картины играли свою роль, но люди, с которыми случалось что-то необычное, об этой роли просто не подозревали… Наверняка.

Потемкин слушал, подперев голову рукой. Пока даже не спешил приводить в порядок мысли и ощущения. Убивающие картины? Поджигающие картины? Что же теперь – нанимать в Группу специалиста по эзотерике?

Стоун уже давно молчала, отхлебывая чай, а Олег все сидел, не двигаясь, занятый своими мыслями. Эми ему не мешала… «А она – умная женщина, – подумал Потемкин. – И, видимо, хороший профессионал».

– Вы передохнули, – сказала Стоун негромко. И Олег тряхнул головой и посмотрел на нее с благодарностью. – Если на сегодня хватит – давайте разговаривать о погоде, о чае или о фильмах – или еще о чем вы захотите. Я, честно говоря, очень боюсь вас перегрузить.

– Не перегрузите… Заказать еще чаю?

– Мне – нет. Вам – если хотите. Продолжаем?

Потемкин кивнул, побарабанил пальцами по столу:

– Только учтите, что я скорее всего через день-другой вам еще позвоню…Так сказать, по мере осмысления.

Но Эми его, кажется, не услышала.

– Вот я вам рассказала истории. Интересные. Забавными их, правда, не назовешь, но, во всяком случае, драматические. Это был, так скажем, фактический материал. А теперь давайте займемся теорией. Вы хоть и полицейский, но производите впечатление человека, который способен рассуждать на отвлеченные темы и мыслить соответственно.

– Я не полицейский…

– Вот я и говорю! А суть в чем? Дело не в пожарах и несчастьях – давайте забудем о них на минутку. Дело в том, как влияет искусство на нашу жизнь. – Стоун прервала мнолог и провела рукой по столу черту, как бы выделив важность сказанного. – В том, что искусство как-то на нее влияет – не сомневается, думаю, никто. Это общее место, расхожая истина. Но мы всегда негласно считаем, что это влияние – позитивное. Картина может внушать душевный покой, умиротворение, радость. Вызывать ощущение счастья и беззаботности. С этим никто не спорит, верно? Есть картины – у того же вашего Мунка, скажем, – элегические. «Меланхолия» – очень сильная работа. И вот тут возникает простой вопрос: если искусство способно влиять на жизнь позитивно, в чем, кажется, никто не сомневается, почему мы не учитываем способность искусства влиять на жизнь негативно? Нет, я сейчас не говорю о фашистских или коммунистических попытках приклеить на художников определенного плана ярлык «дегенеративных», хотя эти попытки и характерны. Ведь пути передачи энергии от человека к человеку нам неизвестны, а уж тем более неизвестны нам законы и пути передачи этой энергии через произведение искусства. Через музыку. Через стихи… Через полотна, пейзажи, портреты, работы художников, в частности.

Стоун посмотрела на Потемкина:

– Судя по тому, какой отстраненный у вас вид, я понимаю, что рассказала вам что-то интересное. По крайней мере, что-то, о чем вы раньше не задумывались. Признаюсь, я довольна.

– А вы думаете, ваш добрый знакомый Брет Леборн состоит в некоторых сношениях с дьяволом? – улыбнулся Олег.

– Любой настоящий художник имеет какие-то отношения… уж не знаю с кем. С потусторонним… Брет – настоящий художник, сомнений нет. Хотя… – Эми помедлила, – многие считают, что он губит свой талант ширпотребом. Хотя, с другой стороны, у него и ширпотреб талантливый. Ответила я вам?

– Вполне, – подтвердил Потемкин. – Вы мне очень помогли. Где ваш автомобиль? Я хочу проводить вас.

* * *

Телефонный разговор был очень коротким, а вот файл, который прислал после разговора Ким, огромным – и по объему, и по количеству иллюстраций, и по разнородности материалов. Потемкин прочел его от корки до корки сразу же, ночью. Напечатал несколько страниц, на которых были данные, к которым Олег собирался вернуться в течение дня.

Итак, Джон Линк… Личность не слишком обычная. Хотя кто его знает, что у теперешних молодых людей обычно, а что – нет. Тридцать семь лет. Из семьи, типичной для нижнего слоя среднего класса. Отец – квалифицированный рабочий на одном из заводов «Боинга», мать – так называемый биллер. Это специальность по внесению в компьютеры врачебных данных для отправки на оплату медицинских страховок.

В семье двое детей – Джон и сестра Ноэль, на пять лет старше его. Ноэль – дизайнер одежды, состоявшийся специалист высокого класса, модная и пользующаяся спросом. Муж – адвокат, не слишком популярный и преуспевающий, но и не имеющий оснований жаловаться на жизнь.

Отношения с родителями у Джона всегда были прохладными. Зато сестра души не чаяла в младшем брате, хотя человеком он был, судя по всему, непутевым. Трудно сказать, чего в его биографии не было – и наркотики, и воровство из магазинов, и мошенничество с кредитными картами…

Нарушения были, в общем, мелкие. Из магазина Джон пытался вынести в кармане недорогое устройство электронного слежения. Он вполне мог бы его купить – он регулярно покупал и более дорогие вещи, а тут… Сестра уплатила штраф, и дело замяли. С кредитной картой – Джон после рассказывал, что товарищи научили его, как перепрограммировать магнитную ленту «кредитки», и показывали, как можно с этой перепрограммированной лентой бесплатно заправлять автомобиль. И Джон, по его словам, решил попробовать… И попробовал – но, видно, вел себя настолько бездарно и неумело, что хозяин колонки заподозрил что-то, остановил заправку и вызвал полицию, а до приезда полицейских держал Джона связанным у себя в конторке. Сестра опять внесла залог, и Джона освободили. И снова он сам не мог рассказать, почему занялся этой аферой и почему попался.

– Мне было интересно, как это работает, сестричка! – Вот и все, что Ноэль и родители от него услышали, когда пытались на семейном совете разобраться, что происходит…

Что еще? А, наркотики…

Олег пожал плечами. Нет смысла всплескивать руками и говорить «О времена, о нравы!» или еще какую-то чушь. Наркотики вошли чуть не в каждый дом, стали приметой времени. В Калифорнии и в ряде европейских стран курение марихуаны просто легализовано. Вроде бы в лечебных целях. А ты иди разбери, какие это цели на самом деле… И этот процесс легализации, глобально говоря, – только в самом начале.

О, великая свобода!

Что говорят нам твои поборники? Разве они не правы, утверждая, что курение – вред, но оно ведь не запрещено законом. Разве у них нет резонов рассуждать о вреде алкоголя? Есть, и еще какие… А ведь алкоголь, говорят сторонники легализации наркотиков, пытались запретить – и в давние времена, и в недавние, и в Европе, и в Америке… И к чему это привело? Ни к чему хорошему! Доводам этим в формальной логике не откажешь. И кто знает, куда этот процесс зайдет уже при жизни нашего поколения.

А сотни тысяч или даже миллионы загубленных жизней, а миллиарды долларов, полученных наркоторговцами, – это все не то, что остается за кадром, но воспринимается как неизбежная черта современной действительности.

Значит, то, что Джона Линка ловили, и не раз, с наркотиками, большого значения с криминогенной точки зрения не имело. Он наркотики употреблял, верно, но не был никогда дилером, распространителем. И ярым потребителем наркоты тоже не был – так, баловался.

Потемкин будто бы услышал даже, как Джон Линк, которого сестра упрекает после очередного «прокола», отговаривается миролюбиво: «Не злись, сестренка! Мне просто было интересно попробовать…»

Так что человеком Джон выглядел вполне безобидным. Из той, знаете ли, категории людей, которым недостатки легко прощают. Отчасти потому, что серьезных проступков и преступлений они, как правило, не совершают, а отчасти потому, что собеседники понимают – что такому человеку ни скажи, обижайся на него или нет, ссорься с ним – он все равно не изменится.

«Похоже, что так в случае Линка и есть, – думал Олег. – Но вот убийство бизнесмена в этот психологический портрет никак не вписывается. С чего бы этому легковесному созданию по имени Джон Линк идти на такое?»

Потемкин продолжал листать страницы присланной информации. Да, полное признание вины. На вопрос, почему он убил человека, Джон не задумываясь отвечал – из ревности. Он ревновал Хэйли Маррона, потому и убил. К кому ревновал? Чего-чего? Потемкин откинулся в кресле. Меньше всего он рассчитывал увидеть на страницах этого дела об убийстве страстное признание Джона Линка в любви к Брету Леборну.

Сделаем отступление. В наш просвещенный век никого ничем не удивишь, тем более – здесь, в Сан-Франциско, который, можно сказать, мировая столица геев. И то, что мужественный загорелый Брет Леборн со своими серо-стальными глазами, с тремя женами, которые за него боролись не на жизнь, а на смерть, с давней любовницей, от которой у него взрослая дочь, и еще со многими женщинами, к которым он питает интерес и с которыми имел или имеет отношения, то, что он был объектом страстной любви и ревности шалопутного Джона Линка, который совершил из-за этого убийство, – чтобы привыкнуть к этой мысли, даже многоопытному Потемкину нужно было время.