Ворота времени (Повесть и рассказы) - Валентина Мишанина

- Убью! - закричала она.

На меня надвигалась будто бы и не сама Ольга, а только одно ее лицо, оно было настолько страшным, что я испугалась его больше чем трактора. Она схватила меня в охапку и понесла домой.

Потом она долго отмывала меня, и я покорно подставляла руки и ноги, несмотря на то, что их ломило от холода.

- Сама полезла в грязь да еще хилого мальчишку босиком затащила, ругалась Ольга.

- Никто его не затаскивал, - защищалась я. - Он сам пришел. И никакой он не дурак. Просто он из беды меня выручал...

Тут Ольга слегка усмехнулась. А бить все-таки не стала.

ВЗРОСЛЫЙ ЛИ ЧЕЛОВЕК ВАСЯ

Наконец-то мороз заковал землю. Можно бегом пробежаться по улице, не завязнув в грязи. И худые сапоги не помеха для прогулки. Правда, к холоду надо было тоже привыкнуть. Я выходила поиграть во двор совсем ненадолго. Федя прибегал из школы синий и лез на печку греться. А Ольга жаловалась маме, что у них в классе холодно. Мама, как бы успокаивая нас, шутливо говорила:

- Эх, мерзляки вы мои. Подкожного жира у вас мало, поэтому и зябнете. Вот на днях зарежем овцу, будете есть мясные щи и никакие морозы вас не испугают.

И мы сначала радовались. Но, узнав, что на смерть обречен Рогач, мы стали просить маму, чтобы она для этого выбрала другую овцу. Она лишь руками разводила: других нельзя резать, овцы скоро ягнят принесут.

В прошлом году и Рогач был маленьким ягненком. Родился он очень слабеньким, еле стоял на ногах и с трудом передвигался. Мы изо всех сил ухаживали за ним: поили его коровьим молоком из бутылочки, носили на руках, согревали своим телом, когда ему было холодно. Вскоре он поправился и стал резвым шаловливым ягненком. Больше всех нянчилась с ним я. И он привык ко мне. Хожу по избе - он всюду рядом; взберусь на лавку - он тут как тут: прыг - и возле меня. Вечером даже в постель ко мне запрыгивал. Мама ругалась и на ночь привязывала его веревочкой у порога.

Когда у него появились маленькие мягкие рожки, Вася назвал его Рогачом. Ох уж и любил он, чтоб ему рожки почесывали. Подставит голову и стоит перед тобой. Он был смирный и ласковый. Но Федя зачем-то научил его бодаться. Приставит кулак к его лбу и толкает назад. Рогач пятится-пятится, а потом как даст по Фединому кулаку. И для его друзей появилась потеха, кто из них ни заглянет к нам, тут же начнет дразнить Рогача. Мама видит, что он стал им игрушкой для баловства, и отправила его в хлев к остальным овцам.

Теперь Рогач большой баран с огромными рогами. Меня он признает по-прежнему, потому что я продолжала подкармливать его хлебными корочками и картошкой.

Старшие смирились, что придется резать Рогача. А я не нахожу себе места. И селянке уже не рада, разве я смогу ее есть?

И вот настал назначенный день. Федя с утра, как открыл глаза, погладил свой живот и говорит:

- Ох, и наемся селяночки, - и блаженно закрыл глаза от предстоящего удовольствия.

С самого утра в нашем доме оживление. То один меня толкнет, то другой - всем я мешаюсь. Но никто ничего не делал, только собирались делать. И опять заговорили о Рогаче. Мама сказала, что надо резать в сенях. Федя согласно кивает головой. Ольга уже приготовила большую миску, куда соберут овечью кровь. Один Вася помалкивает. Он долго хмурился, потом спросил у матери:

- А кого позовем резать?

Мать искоса поглядела на него и промолчала. А немного погодя, как бы между прочим спросила:

- Сколько тебе лет, Вася? Никак пятнадцать уже есть?

На этот раз промолчал Вася.

У взрослых свой язык, не сразу поймешь, что к чему.

Мама принялась рассуждать вслух:

- Давай думать вместе, кого позвать. Дяди Коли нет дома. Соседа Серегу? Ему сразу надо брать бутылку, и одной ему будет мало. Сколько денег надо для этого? А карманы-то у нас дырявые. Вон у Феди валенки развалились...

- А у меня совсем валенок нет, - напомнила я о себе.

- Тебе на печке без валенок легче, - состроил мне рожицу Федя.

Мама не слышит меня, она сосредоточилась на чем-то своем.

- Наверное, сынок, никого не будем звать.

Васино лицо передернулось, брови надвинулись на глаза.

- Я не буду резать, - сказал он глухо.

- Ну, что же, тогда Татуню заставим, - пожала плечами мама и с упреком добавила: - Пора тебе уж мужчиной быть. По годам ты взрослый человек.

- Вась, а ты чего боишься? - встрял в их разговор Федя. - Мясо есть не боишься, а резать трусишь. Чего там, раз - и дело с концом. Мы с мамой тебе поможем.

- Видишь, Федя по-мужски рассудил, - похвалила его мама. - На человека, сынок, руку не поднимай, а скотина самим богом отпущена для этого.

- О, да ему на человека руку поднять ничего не стоит. Вчера мне по уху так врезал... - Федя сердито засопел и потрогал ухо.

Ольга возилась на кухне, и оттуда она вставила свое насмешливое словечко:

- А еще на девчонок поглядывает.

Вася покраснел, сжал кулаки. Хорошо, что мама дома, иначе быть бы потасовке.

Ни на кого не глядя, мама оделась во все старое и вышла. За ней поспешил Федя. У порога он остановился, приподнял нависающий на лоб козырек шапки и показал свои не очень ровные зубы.

- Вась, а Вась, ты, говорят, на девчонок поглядываешь. Это на кого, если не секрет? Не на рябую ли Агру?

Вася схватил со стола железную ложку и запустил ее в Федю. Но тот успел юркнуть за дверь, и ложка, ударившись о косяк, со звоном отлетела на пол.

Я знала причину, почему его так дразнят. К какому-то празднику Вася послал своей однокласснице Кате Ивкиной поздравительную открытку. Почтальонка шепнула эту новость Ольге. Васю стали дразнить. Я в этом случае тоже была недовольна Васей. Меня небось ни разу не поздравлял открыткой, а чужих пожалуйста.

Зато сейчас я всей душой жалела Васю. Ему очень хотелось уйти из дому, я это по его лицу видела. Уйти же он не мог. В сенях возились мама и Федя. Кажется, привели Рогача. Я бы сейчас тоже убежала куда-нибудь.

Торопливо вошла в избу мама и повелительно сказала Васе:

- А ну, одевайся. Пошли, пошли, хватит красной девицей стоять тут.

Брат начал не спеша одеваться. Он стоял посреди избы высокий, нескладный. Руки, казалось, не слушались его, он никак не мог застегнуть фуфайку. Я хотела помочь ему, подбежала и взялась застегивать нижнюю пуговицу, дальше не доставали мои руки. Но он отстранил меня, приподнял и поставил на другое место, словно горшок с молоком.

Я забралась на печку. Следом за мной поднялась и Ольга.

- Ты тоже боишься? - спрашиваю ее.

Она отвела глаза.

- Ха, чего бояться.

Из сеней послышался голос матери:

- Федя, ты за ноги держи, а я за рога буду... Вася, да чего ты дрожишь? Чего дрожишь-то? Ну, ну... Эх, мерзлая курица, давай-ка сюда нож...

Я сунула голову под подушку. И вытащила только после того, как заскрипела дверь. Первым влетел Вася и сразу кинулся к помойному ведру, его тошнило. За ним зашли Федя и мать. На маму страшно было смотреть: руки ее в крови, а лицо бледное-бледное. Я отвела глаза. А Ольга восхищенно спросила:

- Мам, неужели сама?..

В ответ та только тяжело вздохнула. Затем сполоснула водой руки, взяла чистое ведро и, выходя, сказала ребятам:

- Не мешкайте, давайте поскорее, пока не остыла - шкуру снять надо.

Вскоре селянка была готова. Когда стали садиться за стол, Вася куда-то исчез. И я не слезала с печки. Не хочу есть Рогача.

На столе уже дымилась паром селянка. От вкусного запаха у меня закружилась голова. Я спустилась с печки, выхватила со стола кусок черного хлеба и мигом юркнула обратно.

Федя сбегал за бабушкой, и теперь мы ждали ее прихода. Вот и она появляется с внуками Ленкой и Андрейкой. С шутками-прибаутками она устраивает за стол малышей, потом садится сама.

- А кто же зарезал? - обвела всех взглядом бабушка. - И мужиков не видно.

- Как так не видно? Вот Федя, а Вася куда-то запропастился. Он у нас теперь все сам делает. Да и ростом - как столб для ворот, - весело говорила мама и старательно дула на ложку с горячей селянкой.

К вечеру к нам зашла Маня Длинная. Она жила напротив нас, через дом от Тихони. Работала она заготовителем, собирала для государства сливочное масло. Из разговоров матери и ее подруг я слышала, что она безбожно обвешивает всех подряд и никто не смеет сказать ей об этом в лицо. Мы ее тоже не любили. Мать к ней не ходит, но она сама в неделю раза два обязательно к нам наведается. И каждый раз начинала придираться ко всем по разным мелочам. Мама или все превращала в шутку, или ласково успокаивала ее, мол, людей без грехов не бывает и прочее. Когда она уходила, мама называла ее "самодуркой". Почему бы не сказать это ей в лицо, думала я.

Вот и сегодня открывается дверь, одной ногой она ступает через порог и басовито спрашивает вместо приветствия:

- Не соскучились?

Мне хочется ей ответить: "Нет!" Но мама приветливо улыбается:

- Проходи, проходи. Вовремя ты пришла. Сейчас я тебя селяночкой буду потчевать.

- Не откажусь, не откажусь, - показывает свои желтые зубы Маня Длинная и по-хозяйски располагается за столом. Приняв из рук матери миску, она принимается за еду, вкусно причмокивая губами.